обрушить тебя на голову весь дом. Не думаю, чтобы они преуспели, находясь так далеко. Хотя я могу и ошибаться.
Безусловно, Маниакис предпочел бы, чтобы колдун закончил свою речь как-нибудь иначе. Тем временем Багдасар бродил по комнате, раздумывая, что предпринять, и немелодично насвистывал сквозь зубы. Наконец он решил начать с окна. Он извлек из своего сундучка нечто показавшееся Маниакису мотком бечевки, отрезал ножом два шнурка и приложил их в виде прямого креста к оконной раме. Маг повелительно произнес несколько слов на васпураканском — веревочки так и остались висеть, ничем не закрепленные.
Затем Багдасар пробормотал заклинание на видессийском. Вертикальный кусок бечевки тут же вспыхнул золотым пламенем, а горизонтальный — ослепительно голубым, причем вспышка оказалась настолько яркой, что заставила Маниакиса на время зажмуриться. Когда он снова открыл глаза, кусочки бечевки с окна исчезли, будто их там и не было.
— Прекрасно! — удовлетворенно сказал сам себе Багдасар. — Окно теперь в полном порядке; оно надежно защищено от нежелательного вторжения, магического или любого иного. Сквозь него сможет проникнуть лишь утренний бриз, не более.
— Этого я и хотел, — заметил Маниакис. Багдасар точно так же обработал обе мышиные норы, после чего улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы:
— Теперь, величайший, даже грызунам не попасть в эту комнату. Чтобы проникнуть сюда, им придется изрядно поколдовать. Довольно замысловатый способ очистить помещение от мышей и крыс, но, уверяю тебя, весьма эффективный!
Он утер пот со лба рукавом своей мантии. Колдовство требовало от мага большого напряжения сил. Будь иначе, магия в Видессийской империи давно вытеснила бы многие ремесла в таких разных областях, как сельское хозяйство, кузнечное дело, подделка монет и документов. Но талант мага — редкость, а его действенность ограничена умственными и физическими способностями того, кто им обладает.
Багдасар взобрался на табуретку и запечатал дырку в потолке.
— Если пойдет дождь, величайший, скорее всего, протечки не будет, но поклясться в этом я, пожалуй, не рискну. Зато готов биться об заклад, что через это отверстие не просочится ничего опаснее нескольких капель воды.
— Просто великолепно, — ответил Маниакис. — Всегда наслаждаюсь, наблюдая за работой истинного мастера, в чем бы ни заключалось его искусство. В наши дни подлинное мастерство не такая частая шутка, чтобы считаться обычным делом.
— Истинно так, величайший, и я высоко ценю твою похвалу. — Багдасар слез с табуретки и, задумчиво теребя подбородок, уставился на дверь. — Боюсь, с дверью будет сложнее, чем с окном и всякими случайными дырками, ведь через нее должны свободно проходить не только ты и твои почтенные друзья, но, я полагаю, и те, кто служит в резиденции. — Дождавшись одобрительного кивка, Багдасар продолжил:
— Одновременно следует перекрыть всякую возможность доступа злым силам. Не такое простое дело, ты не находишь?
Впрочем, колдун не стал дожидаться, пока Маниакис с ним согласится. Подойдя к двери, он натянул два куска бечевки от косяка до косяка и три — от порога до притолоки. Первое произнесенное им заклинание показалось Маниакису похожим на предыдущие. Верхний горизонтальный кусок бечевки вспыхнул голубым пламенем, а центральный вертикальный — золотисто-желтым.
— Печать наложена, — сказал Багдасар. — А теперь, чтобы изменить действие чар, требуется дополнительное заклинание. Могу с гордостью сказать, что оно моего собственного изобретения!
Заклинание оказалось длинным, на гортанном васпураканском языке. Маниакису порой удавалось ухватить то отдельное слово, то целую фразу, но общий смысл сказанного от него все же ускользнул. В заключение Багдасар воззвал словами, которые Маниакису часто приходилось слышать от отца.
— Именем Васпура, первого человека среди людей! — Узнав этот клич, Маниакис улыбнулся, но понять, какой именно помощи Багдасар просил у того, кто дал свое имя народу принцев, ему так и не удалось.
Пока звучало заклинание, остальные куски бечевки не менялись, но, когда слова смолкли, они тоже засветились, хотя не так ярко, как главные. Дополнительная горизонталь — мягким пурпурным отблеском, одна вертикаль — красным, другая — оранжевым.
— Ну вот, — потер руки Багдасар, — теперь все в надлежащем порядке, величайший. Ты, твои друзья и слуги вольны свободно входить и выходить, но никто иной, никакое злое влияние не сможет сюда проникнуть. Настолько, насколько мне удалось предотвратить это при помощи своего искусства, — не забыл он добавить на всякий случай.
— Моя благодарность велика, — ответил Маниакис. Полной уверенности у него, конечно, не было, но складывалось впечатление, что умения и искусства Багдасару не занимать. — Но не можешь ли ты как- нибудь защитить меня, когда я нахожусь не в этой комнате, а в другом месте?
— Да, величайший. Кое-что сделать можно. Правда, я полагаю, что колдуны Генесия, если они у него есть, постараются нанести удар глубокой ночью, когда будут почти наверняка знать, где именно ты находишься. Хотя на твоем месте я бы не слишком на это уповал. — Багдасар снова издал хриплый смешок, открыл крышку своего сундучка, покопался в нем и извлек оттуда амулет — изображавший солнце лучистый золотой диск на шнурке, сплетенном из голубых и золотистых нитей. Он перевернул диск, чтобы показать Маниакису красно-коричневый камень, вделанный с обратной стороны. — Это гематит, величайший, или кровавый камень, как его иногда называют. Имея сродство с кровью, он принимает на себя магию, способную пролить твою кровь. Если ты почувствуешь, что диск нагревается, знай: ты подвергся нападению. Но этот амулет не может долго противостоять по-настоящему могущественным колдунам, поэтому в случае атаки надо сразу прибегнуть к помощи дружественного мага. Так быстро, как будет возможно.
Маниакис наклонил голову, позволив Багдасару надеть на шею витой шнурок.
— Чистое золото, — пробормотал он, оценив вес диска. Колдун молча кивнул. — Ты получишь за него золотыми монетами. Вдвойне по весу сверх твоего вознаграждения.
— Не беспокойся об этом, — сказал Багдасар. — Стоимость амулета уже включена в вознаграждение. — Он поспешно прижал руку ко рту, сделав удрученное лицо:
— Наверно, не надо было этого говорить, да? Мои слова обошлись мне в приличную сумму!
— Такова участь всех честных людей, — расхохотался Маниакис. — Но если ты настоящий сын Васпура, настоящий принц, то я сильно подозреваю, что своей выгоды ты все равно не упустишь. Так или иначе.
— А я подозреваю, что ты совершенно прав, величайший, — ничуть не смутившись, ответил Багдасар. — Имея дело с этими скупердяями видессийцами, готовыми на ходу подметки резать, честному васпураканцу приходится постоянно держать наготове все свое хитроумие. — Судя по всему, чего-чего, а хитроумия колдуну было не занимать; при случае он мог бы им даже поделиться. Закрыв свой деревянный сундучок, Багдасар поклонился и покинул спальню.
Спустя несколько минут снизу донесся голос Самосатия:
— Ты у себя, величайший?
— Да, я в спальне, — крикнул в ответ Маниакис. — А что случилось?
— Просто хотел спросить, пока ты будешь в Опсикионе, не пожелаешь ли ты… — Самосатий попытался войти в спальню. Дверь казалась открытой настежь, да так оно и было, ведь через нее только что вышел Багдасар, но эпаптэс будто налетел на непреодолимое препятствие. В воздухе сверкнула вспышка пламени. — Что такое? — вскричал эпаптэс и снова попытался войти — с тем же успехом.
В голове Маниакиса мелькнуло подозрение; ведь Багдасар построил защиту так, чтобы в спальню не могло проникнуть ничье злое влияние, а теперь сюда не может попасть Самосатий! Но почти сразу он вспомнил, кому дозволен вход в комнату: ему самому, его друзьям и слугам. Бедняга Самосатий просто не попал ни в одну из этих категорий!
Маниакис подавился смешком и сказал:
— Пошли кого-нибудь из своих людей за Багдасаром, высокочтимый эпаптэс! Наверно, он не успел еще далеко уйти. Боюсь, его заклинания сработали слишком буквально! — И он постарался объяснить
