узнать.
Прелат и эпарх переглянулись. Оба одновременно пожали плечами. Зауц никогда не стеснялся говорить, и вино отнюдь не приглушило его болтливости. Поскольку Ршава промолчал, эпарх сказал:
— Мы будем просто ждать и смотреть, куда направятся варвары и что они станут делать. Тогда мы и сможем решить, как лучше всего с ними справиться.
Прозвучало это довольно весомо, и курьер кивнул, впечатленный мудростью Зауца. Но Ршава, привыкший размышлять логически, отметил, что эпарх мог просто сказать: «Не знаю». Смысл этих двух слов оказался бы точно таким же. Впрочем, Ршава был готов признать, что вряд ли они прозвучали бы настолько внушительно.
Курьер допил вино, поставил кубок на стол и выразительно зевнул. Сколько он сегодня проскакал, чтобы доставить плохие новости в Скопенцану? Зауц позвал слугу, но никто не явился. Увидев изумление эпарха, Ршава заметил:
— Сегодня праздник, почтеннейший господин. Вам еще повезло, что хоть кто-то вернулся в дом и принес нам вина. Ваши слуги, наверное, снова отправились праздновать.
— Ба! — воскликнул Зауц и сказал курьеру: — Иди со мной. Я покажу, где ты сможешь переночевать. И ночь эта тоже будет долгой.
— Да прольет благой бог на вас свет за вашу доброту, — отозвался курьер, как подобает благовоспитанному молодому человеку.
Он поднялся и, опираясь на плечо Зауца, вышел с ним из кабинета.
Когда эпарх вернулся через несколько минут, вид у него был совершенно мрачный. Выпитое вино развязало ему язык, но не больно-то опьянило.
— Так что же нам делать, святейший отец? Кочевникам надо лишь идти вниз по течению Аназарба. Если ничто их не остановит, то река приведет их прямо к нам.
— А что может их остановить? Мы вместе смотрели, как из города уходил гарнизон. И между границей и Скопенцаной нет ничего, кроме редких деревень и ферм.
После его слов Зауц стал еще угрюмее.
— Мы должны не подпустить их к городу, — сказал он. — Обязаны. Вы можете представить, что они натворят здесь, если ворвутся?
— Пожалуй, могу представить кое-что из того, что они натворят, — рассудительно произнес Ршава. — Но предпочел бы не проверять, насколько богато мое воображение.
— Согласен. К сожалению, но согласен. Но сейчас меня больше всего заботит, как мне, теоретически, насладиться остатком праздничного дня? Да, говорят, что в этот день может случиться что угодно, но обычно это не включает набега кочевников, которые никогда не моются и при малейшей возможности угоняют в плен и убивают людей наподобие мулов и овец. Боюсь, для меня хаморы и веселье несовместимы.
— Для меня тоже. — Ршава посмотрел на запад, словно мог преодолеть мысленным взором те мили, которые отделяли Скопенцану от кочующих степняков. Этих миль оказалось слишком мало даже для кратковременного покоя. Прелат задумчиво нахмурил кустистые брови. — У нас нет солдат, чтобы их отогнать, так ведь?
— Нет… Если только вы не запасли десяток-другой солдат у себя в подвале вместе с репой, бобами и ячменем.
Ршава не удостоил такое ответом и развил начатую мысль:
— А не можем ли мы в таком случае отогнать их магией?
Зауц прищурил выпученные глаза:
— Что ж, об этом надо спрашивать не меня, святейший отец. Вам надо поговорить с настоящим чародеем. Но вот что я вам скажу: мне доводилось выслушивать идеи, которые нравились мне гораздо меньше. Насколько сильны могут оказаться шаманы степняков?
— Нисколько не сильны, — твердо ответил Ршава. — Они поклоняются демонам и дьяволам и близки к тому, чтобы поклоняться напрямую Скотосу. И чародеи, которые черпают силу у Фоса, должны одолеть их всех.
— Вот и хорошо, — произнес эпарх так, словно решил проблему. — Тогда мы сделаем вылазку и крепко им зададим. В нашем городе немало чародеев. Вот пусть они и заработают на чем-то более стоящем, чем поиски браслета, потерянного старушкой.
По словам эпарха, все выглядело очень просто. А поскольку Ршава никогда не участвовал в военных действиях, решение показалось простым и ему.
— Это хороший план, почтеннейший господин, — согласился он.
— Рад, что вы так думаете, — самодовольно произнес Зауц, любуясь своей мудростью, хотя идея принадлежала Ршаве. — А знаете, — продолжал он, указывая на прелата, — вам надо поехать с ними. Чародеи — всего лишь люди и такие же грешники, как любой из нас. Вы же, святейший отец, воистину связующее звено между этим грешным миром и благим богом.
— Я? — удивился Ршава, и Зауц кивнул. Прелат задумался. Он ведь никогда не пробовал путешествовать в северной части империи зимой. Но кое-кто подобное проделывал. Курьер, спящий в гостевой комнате Зауца, был тому живым доказательством. И Ршава кивнул: — Хорошо, я поеду с ними. Это самое малое, что я могу сделать ради империи.
— Вы хороший человек! — воскликнул Зауц. Это, несомненно, означало, что Ршава согласился на предприятие, выгодное лично эпарху. — Для вас это станет чем-то необычным.
Здесь он был прав, независимо от исхода. Ршава задумался о том, на какую авантюру он только что согласился… Вскоре он это выяснит. Попрощавшись с Зауцем, он вышел из резиденции эпарха. К тому времени солнце уже давно скрылось после короткого визита в середине дня. На небе снова царили звезды и северное сияние; в это время года они лишь ненадолго уступали место солнцу.
Похоже, жителей Скопенцаны это не очень-то волновало. Праздник есть праздник, и они намеревались его отметить. Даже новость о вторжении хаморов не смогла их отвлечь. Пусть кочевники и ворвались в империю, они ведь еще не показались под стенами города.
«Пока, — подумал Ршава. — Они до нас не добрались… пока».
Говорили, что хаморы рождаются в седле и всю жизнь проводят верхом на своих степных лошадях. Говорили, что ходят они переваливаясь на кривых ногах, которые более привычны обхватывать бока лошади, чем переступать по земле. Про них многое говорили. Кое-что из этого могло оказаться правдой, но большая часть наверняка была чепухой.
Ршаве было интересно, что люди скажут об экспедиции, выехавшей из Скопенцаны в морозный зимний день. Например, они могли бы сказать, что он в этой экспедиции лучший наездник. Это было бы правдой — и встревожило бы любого, знавшего, какой из Ршавы наездник.
Однако по сравнению с большинством чародеев Скопенцаны, он и в самом деле словно родился в седле. Некоторые из его спутников уселись на лошадь впервые в жизни, привыкнув ездить, когда у них была такая необходимость, на ослах или мулах. И теперь они постоянно жаловались на то, что оказались высоко над землей.
— Не волнуйтесь, — радостно поведал им один из охранников Зауца — он был из тех, кто умел ездить верхом. — Если свалитесь в сугроб, то увидите, какой он приятный и мягкий.
Даже в этом он был не вполне прав. Снег покрылся настом, местами настолько крепким, что человек мог идти по нему, не оставляя следов. Если свалиться на такой наст, мало не покажется. Ршава ехал, закрыв капюшоном уши и выбритую макушку. Отморозить их у него не было ни малейшего желания.
Время от времени из-под копыт взлетали куропатки, трепеща белыми крыльями. Он не замечал их, пока они не взлетали. Летом перья у них становились бурыми, а весной и осенью — смесью бурого и белого. Сейчас, зимой, они стали полностью белыми, за исключением глаз и кончиков крыльев. У зайцев, хорьков и лис происходила такая же смена окраски.
«Откуда они знают? — гадал Ршава. — У них нет календарей. Они не молятся и не празднуют день зимнего солнцестояния. Но изменения эти столь же надежны, как сама смена времен года».
Прелат пожал плечами, сидя в седле. Он понятия не имел, как животные угадывают времена года.
