достаточно, чтобы отправить тебя в лед, — фыркнул Ршава. — И жаль, что лед не огонь, потому что горел бы ты очень хорошо.
— Остановитесь оба! — Созомен как будто сделал выговор двум мальчишкам, а не двум влиятельным церковникам империи Видесс.
Аббат, чье лицо сделалось кирпично-красным, стал возмущенно хватать ртом воздух, но — и, несомненно, к счастью для себя — так и не смог выразить протест словами. Ршава лишь сдержанно поклонился вселенскому патриарху и продолжил теологическую атаку.
В какой-то момент в Собор вошел незнакомец. Он пробыл там некоторое время, прежде чем Ршава его заметил. Он не был ни церковником, ни чародеем. Прислонившись к колонне, он стоял с видом человека, получившего неприятное поручение, которое он все же намерен выполнить.
«Один из прихвостней Стилиана, — подумал Ршава, — явился приглядывать за синодом». Ршава отлично понимал, что это означает. Если собравшиеся церковники не осудят его сами, то автократор позаботится об этом за них.
Горечь поднялась в нем подобно облаку. Малеин разделял его взгляды. И Аротр, который сам священник. И Лардис. Все они верили в то же, во что верил он, — да. Но признает ли кто-нибудь из них это публично? Никогда, ни за что на свете!
— Лицемеры! — яростно воскликнул он. — Вы лишь лицемеры, и получите то, что заслуживают лицемеры!
Они не поверят ему. Или, вероятнее всего, не признают, что поверили. Это лишь больше его разозлило. Ршава представил, как священники и прелаты мысленно кивают и при этом публично отрицательно качают головами. Ему хотелось разбить эти пустые головы, чтобы наполнить их истиной. Он не видел иного способа добиться того, чтобы она туда попала.
Если он сейчас проклянет их всех… то что произойдет? Они повалятся целыми рядами, как ячмень под косой жнеца. Но если даже их не станет, что потом? Кто их заменит? Люди, думающие так же, как он? Люди, если уж на то пошло, хотя бы умеющие думать? Или новые церковники окажутся тупицами, неотличимыми от тех, кого он убьет? Скорее всего, именно такими они и будут.
Стоявший неподалеку от него священник достал из большой поясной сумки ломоть черного хлеба и кусок бледно-желтого сыра. Не обращая внимания на дискуссию и вопли, время о времени раздававшиеся в Соборе, он принялся есть. Вероятно, это означало, что он уже принял решение. И уж точно означало, что он человек практичный.
Вскоре Созомен сделал перерыв, чтобы и остальные могли подкрепиться. Когда они потянулись к выходу из Собора, направляясь к расположенной неподалеку площади Паламы, чтобы чем-нибудь перекусить, вселенский патриарх поманил к себе Ршаву. Тот настороженно приблизился.
— Вы все еще здесь, — печально произнес Созомен.
— Да, конечно, здесь.
— Но вы совершаете ошибку, причем еще более безрассудную, чем я полагал несколько дней назад, когда писал вам. Вчера я встречался с автократором. Его величество был бы недоволен вами, даже если бы вы не состояли в родстве с его… э-э… предшественником. А он, похоже, человек вспыльчивый, и удержать его от гнева нелегко.
— Синод поступит так, как поступит. Автократор сделает так, как сделает. И я… сделаю то, что могу, — заявил Ршава. — Неужели никто не понимает, что я столь же уверен в своей просветленности, как и любой из здесь присутствующих уверен в своей?
— Я верю, что это так, святейший отец, — ответил Созомен. — Я вам верю… но я также верю, что ваша искренность ошибочна.
— А я испытываю то же самое в отношении вас, — огрызнулся Ршава. Ему не пришло в голову подумать, каким образом и почему Созомен все еще жив. А поскольку не пришло, то он и не подумал.
— Не сомневаюсь. — Что-то в позе и взгляде патриарха придало ему в глазах Ршавы сходство с кузнечиком. — Разница лишь в том, что синод не приговорит меня, когда настанет время формулировать символ веры. И я не понесу наказание. Вы ведете войну, в которой не можете победить.
— Когда настанет конец времен, эта война будет выиграна, — ответил Ршава. Созомен нахмурился и покачал головой; Ршава не обратил на это внимания. — И она может быть выиграна еще задолго до конца времен, — продолжал он. — Скотос рыщет по миру, пресвятой отец. И то, что вы этого не видите, говорит лишь о том, что вы не покидали столицу.
— Скотос рыщет и здесь, — спокойно ответил патриарх и плюнул, отвергая темного бога, чего Ршава не сделал. — Скотос рыщет повсюду, но это не означает, что мы должны заключить его в объятия.
— Почему нет? Если он сильнее, то следует ли нам лгать и утверждать, что это не так? Хаморы пасут своих лошадок у Длинных Стен, а может быть, уже и внутри них. Скопенцана погибла, а с ней и много других городов.
— Я буду верить так, как я верю, даже если конные варвары подъедут к алтарю в Соборе. Я не знаю, когда наступит конец времен. Я не верю, что он наступит скоро. Борьба будет продолжаться еще долго.
Ршава скривился:
— Мои молитвы умирали неуслышанными. А мои проклятия исполнялись десятикратно. Фос глух, слеп и слаб. Скотос слышит меня. Более того, Скотос говорит моими устами.
— Вы действительно настолько очарованы зрелищем, святейший отец? — спросил патриарх. — А я полагал, что вы человек мыслящий.
— И это так, — ответил уязвленный Ршава. — Но мысль, которая не смотрит на мир и на то, что в нем происходит, бесполезна. Вы этого не видите, ибо отказываетесь открыть глаза.
— Мы говорим каждый о своем, — скорбно произнес патриарх. — Жаль, что не получается иначе. Когда-то вы были одним из самых сильных друзей веры. Думаю, что и теперь вы нападаете на нее скорее из-за разочарования, чем осмысленно.
— А я говорю, что вы ошибаетесь, — прорычал Ршава. Созомен лишь пожал плечами. — Как я уже говорил, синод сделает то, что сделает, — сказал прелат. — Его действия будут сохранены. И те, кто придет после нас, увидят, какая из сторон была права. Я ничего не боюсь.
— Пройдет немало времени, прежде чем кто-либо увидит это наверняка. А пока этот великий день не настанет, человек должен хранить веру. Вот то, чего вы не видите.
— Великий день настанет быстрее, чем вы думаете. И у меня есть вера, пресвятой отец. Это то, чего не видите вы, — ответил Ршава.
Опечаленный патриарх отвернулся.
Императорские охранники редко заходили в гостиницу, где остановился Ршава. У них были свои любимые питейные заведения, приличнее и ближе к дворцовому кварталу. Но однажды они пришли в сопровождении двоих чародеев. Не очень удивившись, Ршава узнал в одном из них того самого человека, который приглядывался к нему в Соборе. Однако чародеи держались поодаль, а один из солдат указал на сидевшего в буфетной Ршаву и заявил:
— Священник, тебя призывает его величество автократор Стилиан.
— Меня? — спокойно вопросил Ршава. — А если я не пожелаю явиться?
— В этом случае нам приказано применить любые необходимые меры, — ответил солдат.
Много ли ему известно? Он и его товарищи явились вместе с магами: это намекало на то, что известно им немало. А многое ли смогут сделать чародеи, дабы остановить Ршаву, если он решит проклясть их или Стилиана? Он не был уверен, но поспорил бы с кем угодно, что немного.
Пожав плечами, он встал:
— Неважно. Ведите меня во дворец.
Что испытали солдаты, когда им не пришлось применять необходимые меры: облегчение или разочарование? Этого Ршава сказать не мог, глядя на их каменные лица. Стилиан хорошо подбирал себе людей.
Священник, несколько солдат, два чародея — по столичным меркам не было ничего удивительного в том, что такая компания направляется к дворцу по Срединной улице.
— Благословите меня, святой отец, — попросил мужчина с бельмом на глазу.
— Благословляю тебя настолько, насколько ты этого заслуживаешь, — сказал Ршава.
