обзора, чтобы убедиться — Литхауэр не прыгнул в какую-нибудь там «Звезду смерти» и не гонится за мной. Но, кроме черноты, позади ничего не было. По вечерам в воскресенье этот город наглухо запирал свои двери. Я ехала уже десять минут, когда сообразила, что в какой-то момент, кажется, свернула не туда. В Гринич-Виллидж я ориентируюсь с закрытыми глазами, но за его пределами эта способность напрочь меня покидает. Поездив несколько минут с бешено колотящимся сердцем, я вдруг наткнулась на невесть откуда появившийся указатель «Гостиница 'Сидар'». Еще через пять минут я въезжала на нашу автостоянку.
Этим вечером дежурил мужчина средних лет, которого я до этого за стойкой не видела. Он с восторженным выражением на лице листал журнал «Янки». Больше в холле никого не было, стояла тишина, и был слышен только шелест страниц да шипение газа в камине. Я пошла в ресторан выпить вина, там тоже было почти пусто — в крохотном баре сидели двое, и это были единственные посетители. Поднимая бокал с вином, я заметила, что моя рука слегка дрожит. Этот мерзкий Литхауэр напугал меня больше, чем я ожидала.
Придя к себе, я наполнила ванну горячей водой, оставив без внимания соль, обещавшую состояние «околдованности и наполнение первобытной силой». Рассчитывать на все это в подобных обстоятельствах было как-то неловко. Я разделась и залезла в ванну, держа в руке бокал вина. Лежа там, я заново проиграла свой разговор со Стейси, озорницей-доносчицей, и Литхауэром, хозяином преисподней. Этого типа не помешало бы освидетельствовать в психушке. Если он убежден, что в смерти его отца есть что-то подозрительное, почему не ухватился за мое предложение помочь? Может, он предпочитает действовать в одиночку? Или уже взял дело в свои руки? Впрочем, кто его знает…
Внезапно мне стало интересно, засек ли Бек своим радаром Литхауэра или он сосредоточен только на сотрудниках спа? Слова Литхауэра о полиции меня заинтриговали — по его мнению, смерть отца не вызвала у них никаких подозрений. Дэнни же, со своей колокольни, утверждала как раз обратное — Бек проверил все крайне тщательно. Основываясь на имеющихся у меня скудных данных, я готова была согласиться с оценкой, которую дала инспектору Дэнни. А Мэтт Литхауэр, похоже, чуть что — сразу начинал лезть в бутылку. И я не могла этого отрицать — мне хотелось думать о Беке хорошо.
Помокнув с полчаса, я выбралась из ванны и вытерлась большим махровым полотенцем. Затем накинула халат. Продолжая потягивать вино, я сняла с плечиков, и достала из комода свою одежду, и покидала ее в сумку, сунув грязную отдельно, в пластиковый пакет для грязного белья, обнаруженный в шкафу. По плану я собиралась отправиться в путь сразу же после завтрака.
Часть меня стремилась домой, подальше от всего этого кошмара. Уходящий уик-энд претендовал на звание самого неудачного, перещеголяв в этом отношении даже тот случай во время учебы в Университете Брауна, когда на выходные я поселилась в ньюпортской гостинице с парнем, в которого была влюблена. Оказавшись с ним в первый раз в постели, я, к своему ужасу, обнаружила, что он говорит о своем пенисе как о живом существе: «Ему нравится», «Он хочет еще». Оставшиеся сорок восемь часов я изображала инфекцию мочеполовых путей.
Но другая часть меня очень не хотела бросать Дэнни одну с ее бедами. Я страшно за нее переживала, и не только из-за возможного банкротства гостиницы. Если в спа творятся какие-то тайные дела, она действительно может подвергаться опасности. Я потратила два дня, пытаясь ей помочь, но ни к чему не пришла. Если бы надо мной не висела эта статья о массовой истерии, я бы осталась.
Напугав меня, зазвонил телефон. Было почти десять вечера. Я сняла трубку с аппарата, который стоял на столике у дивана, ожидая услышать Дэнни. Но когда я сказала «алло», никто не отозвался.
Я снова подала голос. На этот раз ответ был получен.
— Бейли Веггинс? — Это был Бек.
— Слушаю, — ответила я, так нервничая, как будто на том конце сидел Брэд Питт.
— Это детектив Бек. Простите, если разбудил вас.
— Вы меня не разбудили. Хотя той ночью вам и пришлось меня будить, на самом деле я сплю мало.
— Да?
— Да. Не очень уютно чувствую себя в постели. — «О Боже, что я несу?» — Я имею в виду, что страдаю бессонницей без надежды на выздоровление. А вы все еще работаете? У вас там очень тихо.
— Нет, вообще-то я звоню из дома… Я живу один.
После этой реплики между нами повисла полная тишина, как листок бумаги, поднятый в воздух ветром и замерший там без движения на стыке двух противоположных воздушных потоков. Он живет один. У него нет жены, нет подруги, и он хочет, чтобы я об этом знала.
— Просто, — продолжил он, — я вспомнил, что ваш нью-йоркский номер у меня есть, но вы так и не сказали, собираетесь ли завтра вернуться домой.
— Да. Именно туда я и собираюсь, — пробормотала я.
— Значит, если мы захотим связаться с вами по этому делу в ближайшие несколько дней, можно звонить по этому номеру?
— Есть какие-нибудь новости?
— Я не могу вам этого сказать.
— Конечно, нет, — согласилась я. — Но зачем еще я могу вам понадобиться? То есть, как я уже говорила, я сломала всю голову, но не вспомнила ничего, помимо того, что уже рассказала.
— Понимаю. Но мало ли, вдруг придется прояснить или проверить ваши показания?
— Что ж, если я вам понадоблюсь, я буду в Нью-Йорке всю неделю.
— У вас сохранился мой номер на случай, если вам придется со мной связаться?
— Да, не волнуйтесь. Я буду беречь его как зеницу ока. Он тихонько засмеялся на том конце провода.
— Прекрасно. Если вы что-нибудь вспомните…
— Но…
— Я же сказал «если».
— Хорошо, хорошо.
— Спокойной ночи. Извините, что побеспокоил.
— Ничего страшного.
Повесив трубку, я вытянулась, положив голову на диванный подлокотник. И что это значит? На первый взгляд все просто и ясно. Благодаря своим передвижениям в пятницу вечером я снабдила полицию весьма точным временем убийства. Я была важным свидетелем по данному делу, и Беку действительно нужно знать, где меня можно найти. Но существовала вероятность, что он воспользовался этим делом как предлогом, чтобы мне позвонить. Не являлись ли его фразы «Куда вам звонить?» и «У вас сохранился мой номер?» зашифрованным сообщением: «Я не хочу потерять с вами связь»? Надеялся ли он, что я подам знак: не возражаю против более близкого знакомства? И вообще, был ли его звонок этичным, поскольку я прохожу свидетелем по этому делу? Я попыталась представить, как сейчас выглядит Бек. Сидит на табурете на кухне с пивом в руке? Лежит на диване в одних трусах? Или голый на кровати? Я вообразила его голым. Представила, на что были бы похожи его поцелуи и прикосновения. Я не могла поверить, что настолько влюбилась в него. Зато хотя бы перестала чахнуть из-за Джека Херлихи.
Это оказалось кульминацией вечера. Отбросив свои запретные фантазии, я взяла телевизионный пульт и, к своей досаде, обнаружила, что с антенной творится что-то неладное. Ругнувшись, я взялась за книгу по интерьерам, но мои глаза скользили мимо страниц с фотографиями комнат, в которых практически отсутствовала мебель. Я позвонила в Нью-Йорк своему соседу и другу Лэндону, но нарвалась на его голосовую почту и оставила сообщение, что с нетерпением жду ужина, который мы запланировали на вечер понедельника.
Наконец я решила попытать счастья в постели. Проворочавшись с боку на бок целый час и наконец отключаясь, я провалилась в один из тех снов, которые кажутся монотонными, как покраска стены, и в которых вы без конца повторяете одни и те же движения. Я находилась в какой-то гостинице или даже в шикарном отеле, но не в «Сида-ре». Одетая в вечернее платье, я шла по коридору, стуча по очереди во все двери. Никто мне не отвечал, и, довольно долго подождав у каждой двери, я в конце концов переходила к следующей. Через какое-то время я почувствовала, как в той части меня, которая наблюдала за сном, нарастает разочарование и желание заставить ту Бейли, которая находится внутри сна, стучать громче. Мой стук был слишком тихим, никто его не слышал. Внезапно я проснулась и села в кровати. Стук. Я
