Присоединишься ли ты к нам, чтобы выкорчевать его?
Что-то мелькнуло в глазах казда. Возможно, он обдумывал заманчивое предложение. Но эта искра исчезла так быстро, что Марк даже усомнился в том, что казд способен был колебаться.
— Я не могу изменить своей клятве. Окажись ты в пыли, на моем месте, ты поступил бы так же, — сказал он, и Туризин, и Зеприн Красный, оба нехотя кивнули, признавая правоту этих слов.
— Как пожелаешь, — сказал Маврикиос. Твердость этого человека все больше и больше нравилась Императору. — Я не брошу тебя в темницу. Лучше я отправлю тебя на остров, где тебя будут охранять, пока я не побью твоего кагана и его колдуна-министра. Тогда, возможно, ты изменишь свое решение.
Скаурус подумал, что к казду отнеслись слишком мягко, но тот только пожал плечами.
— То, что сделаешь со мной ты, не имеет никакого значения. Я остаюсь во власти Авшара — и только его.
Впервые за время их разговора Императором овладело раздражение.
— Сейчас ты в моей власти. При чем здесь твой колдун?
Казд снова пожал плечами. Маврикиос гневно повернулся на каблуках и быстро ушел.
На следующее утро он послал за ним солдат, которые должны были доставить пленного на восток. Но они нашли казда мертвым. Губы его были сожжены ядом. В сжатом кулаке он все еще стискивал маленький стеклянный пузырек.
Это известие навело Марка на неприятные раздумья. Убил ли себя офицер из страха перед местью Авшара или же само это самоубийство и было местью? В любом случае последствия этого могли быть очень неприятны.
Несмотря на случившееся, следующие две недели можно было считать удачными. Используя Клиат в качестве опорного пункта, Маврикиос захватил еще несколько укрепленных каздами городов: Гамозлак и Шамканор на севере, Каберд на юго-востоке и Фанаскерт к югу от Клиата. Ни один из них не оказал серьезного сопротивления. На лошадях казды были куда более грозной силой, чем запертые в стенах крепостей. Осадные орудия и машины не раз доказывали свою боеспособность. Более того, васпуракане — жители захваченных каздами городов, ненавидели завоевателей и наносили им удар в спину, как только предоставлялась такая возможность. Большие колонны пленных понуро тянулись на восток. Их место в городах занимали имперские гарнизоны. Марк заметил, что Маврикиос Гаврас часто использовал солдат, в верности которых он сомневался, и в гарнизоны назначал таких же сомнительных командиров. От глаз Гая Филиппа это тоже не ускользнуло.
— Он готовится к настоящей битве, это уж точно. Лучше оставить слабых духом там, где они могут быть полезны, чем увидеть, как они, поджав хвосты, побегут с поля боя.
— Думаю, ты прав, — согласился Марк.
И все же он чувствовал печаль, как в те дни, когда его римляне подавляли мятеж в Видессосе.
Фанаскерт был довольно большим городом, хотя под ударами Казда он почти обезлюдел. Когда Маврикиос собрал остаток своих сил в Клиате, он оставил в этом городе добрую половину отрядов намдалени, чтобы удержать его в случае атаки кочевников с запада.
Одним из офицеров, остающихся в гарнизоне, был Сотэрик. Он пригласил свою сестру и Скауруса разделить с ним прощальный ужин. За бутылкой крепкого васпураканского вина (оно, кстати, оказалось и крепче, и слаще, чем другие видессианские лозы) намдалени сказал Марку:
— Теперь ты видишь, что я имел в виду. Одной или другой хитростью, но Маврикиос найдет способ избавиться от нас.
Делая вид, что не понимает, трибун ответил вопросом:
— Разве ты недоволен своим назначением? Удерживать город, я думаю, легче, чем пробиваться в него.
Сотэрик шумно вздохнул, всем своим видом показывая отчаяние при виде тупости римлянина, но Хелвис хорошо знала мужа. Достаточно хорошо, чтобы догадываться, когда он скрывает свои чувства. Она сказала:
— Так ли нужна Императору наша помощь? Ты же видишь, он использует людей Княжества, но не доверяет им.
Обычно Марк отмахивался от жалоб Сотэрика на политику Маврикиоса, считая их плодом подозрительности и неприязни к Видессосу. Но чем больше он размышлял над его словами, тем больше соглашался с братом Хелвис. Он и сам знал, что Маврикиос не любит намдалени. Император говорил об этом, когда беседовал с Ортайясом Сфранцезом.
Внезапно трибун громко рассмеялся. Подумать только, даже вечно недовольные жалобщики могут быть правы! Но когда он попытался объяснить причину своего смеха, он не встретил понимания.
Скаурус тренировал своих солдат под стенами Клиата, когда заметил всадника, приближающегося к городу с запада.
— Судя по внешнему виду, это кочевник, — сказал Виридовикс, прикрываясь ладонью от яркого солнца. — Но наш ли это солдат, вот в чем вопрос. Или это глупый одинокий казд, который перегрелся на солнце и решил, что может разом перестрелять всех нас?
Всадник приближался, но враждебных намерений не выказывал. Было видно, что скакал он долго: его взмыленная лошадь тяжело дышала, раздувая ноздри, одежда всадника пропиталась потом и пылью. Кочевник соскочил с коня и устало отсалютовал Марку.
— Артапан, сын Пратака перед тобой, разведчик армии Баана Ономага, — сказал он, опуская окончания имен, как это было принято у кочевников. — Я не с запада, наше святое слово — свет Фоса.
Ономагулос, имея под командой четверть армии Маврикиоса, десять дней продвигался к западу. Он намеревался захватить город Марагха, который находился на пути в Казд.
— Какое сообщение ты принес? — спросил трибун.
