— И вы называете это правосудием, Ваше Величество? — спросил он, прерывая завывания Дукицеза.
За исключением вора, все в императорской палатке — Маврикиос, охранники-халога, видессианские солдаты, слуги Императора — ошеломленно уставились на римлянина, который решился оспаривать высочайшее решение. Император был холоден, как вечный снег на вершинах пиков Васпуракана.
— Командир наемников, ты забываешься. Можешь идти, мы отпускаем тебя.
Никогда прежде Маврикиос не употреблял свое царское «мы» в разговоре с трибуном, это был угрожающий знак. Но Скаурус придерживался обычаев страны, не знавшей королей, и не был с рождения приучен считать одного человека всезнающим, всемогущим и справедливым. И все же он был рад, что сумел придать своему голосу уверенность:
— Нет, Государь. Мне кажется, что я сужу более трезво, чем вы. В своем волнении и больших заботах вы позволили гневу одержать верх, когда речь зашла о делах маленьких. Отрубить руку человеку, укравшему горсть медяков, — это не справедливость.
Воздух в палатке сгустился от напряжения. Императорские слуги отшатнулись от Скауруса, как бы не желал заразиться его святотатственным правдолюбием. Халога окаменели. Видессианские солдаты и даже Дукицез молчали, а трибун ждал, что сделает с ним теперь Император.
Маврикиос медленно произнес:
— Да знаешь ли ты, что я могу с тобой сделать за эту наглость?
— Не больше, чем Авшар, я уверен.
Старший дворецкий широко раскрыл рот, глядя только на Императора. Гаврас внимательно изучал трибуна. Не спуская с него глаз, Маврикиос сказал халога:
— Возьмите этого сопливого дурня, — он указал на Дукицеза сапогом, — и всыпьте ему десять хороших плетей, а потом пусть товарищи заберут его к себе в палатку.
Дукицез бросился к Марку.
— Благодарю вас, господин, о, благодарю вас!
Он не сопротивлялся, когда халога вывели его.
— Теперь ты удовлетворен? — спросил Маврикиос.
— Да, Ваше Величество, полностью.
— Я впервые видел человека, который обрадовался плетям, — заметил Император, иронически подняв бровь. Он все еще внимательно смотрел на Скауруса. — Значит, тогда, когда ты отказался пасть передо мной ниц в Видессосе, это не было простой гордостью, не так ли?
— Гордостью? — Такая мысль не приходила в голову Марка. — Нет.
— Вот и я так подумал, — сказал Маврикиос, и в его тоне звучало уважение. — Если бы это было гордостью, ты вскоре пожалел бы об этом. — Он безжалостно рассмеялся. — А теперь убирайся отсюда, прежде чем я все-таки решу казнить тебя.
Скаурус быстро ретировался, уверенный, что Маврикиос шутит только наполовину.
— Ты вел себя мужественно, но очень глупо, — сказала в эту ночь Хелвис.
Обнявшись, они лениво лежали в ее палатке. Его рука покоилась на ее груди, и он чувствовал ритмичные удары сердца Хелвис.
— Я? Честно говоря, я уже не помню, как я себя вел. Но мне казалось, что было бы несправедливо обрушить весь гнев Маврикиоса на этого несчастного воришку. Его самой большой виной было не то, что он стянул несколько медяков, а то, что в дурную минуту попался на глаза Императору.
— Но он и тебя мог покарать так же легко, как этого ничтожного видессианина. — Хелвис была не на шутку испугана. Хотя она и родилась среди народа более свободного, чем жители Империи, но все же считала абсолютную власть Автократора чем-то само собой разумеющимся. Но причины для страха у нее были куда более понятные. Она взяла его ладонь и положила себе на живот.
— Нет, слишком легкомысленный поступок, — сказала она. — Разве ты хочешь, чтобы твой ребенок остался сиротой?
— Ребенок?.. — Трибун приподнялся на постели.
Хелвис мягко улыбнулась ему, все еще удерживая его руку.
— Ты уверена? — растерянно спросил он.
Ее смех наполнил всю палатку.
— Ну, конечно, я уверена, глупый. Женщины, знаешь ли, догадываются о таких вещах заранее.
Она тоже приподнялась, и Марк нежно поцеловал ее от радости. И тут же недоуменно спросил:
— Но как же я мог знать, что оставлю своего ребенка сиротой, если я и не подозревал о нем?
Хелвис толкнула его в бок.
— Не смей пускаться в свои хитрые рассуждения, как какой-нибудь жрец. О ребенке знала я, и этого вполне достаточно.
Возможно, она была права. Немного хорошими предзнаменований встречал Марк в последнее время, а что перед битвой может быть лучше, чем зарождение новой жизни?
На следующее утро посланные на север патрули Маврикиоса наконец встретили баржи, поднимающиеся вверх по течению. Неуклюжие корабли достигли Соли около часа дня. Путешествие их было нелегким: конные отряды Казда на обоих берегах Рамноса не давали возможности использовать лошадей. Их стрелы превращали работу матросов в настоящий ад. Одна из барж потеряла так много людей, что оставшиеся в
