– Я спасала ребенка, а не вашего сына.
– Да, конечно, и все равно, я вам очень благодарен.
– Однако, если получите приказ убить меня, вы вынуждены будете исполнить его, не так ли?
– Да, я исполню приказ без колебаний. В этом мы отличаемся от русских?
– Русские тоже бывают всякие. В одно время у нас почти поголовно мужья предавали жен, посылая их на смерть, а дети отрекались от отцов. Это было страшно.
– Все зависит от обстоятельств, мадам, а вовсе не от национального характера. Поэтому я приглашаю вас вечером послушать корсиканские народные песни.
– Ну что ж, я охотно приду. Мне здесь, откровенно говоря, тоскливо в неволе…
– Лариса, я все знаю! – на шею ей кинулась пылкая Катрин. – Еле тебя отыскала. – Она неодобрительно посмотрела на Марка. – А ты иди, Галини, иди. – Потом снова обратилась к подруге: – Лариса, ты необыкновенный человек!
– Еще бы. А куда ты испарилась? Все гуляешь со своим любимым?
– Нет, я с ним поссорилась.
– Это бывает.
– Я поссорилась навсегда.
– Это плохо. Из-за чего хоть поссорилась?
– Неважно. Он теперь мой главный враг.
– Еще одна вендетта? – усмехнулась Лариса. Катрин смущенно потупила взор.
– Ты смеешься над нашей горячностью. Но мы все такие. Я в обиде на тебя и ничего не расскажу.
– Ты простишь и меня, и своего парня. Отходчивость – тоже черта твоего характера.
– Хотела бы я быть такой невозмутимой, как ты, – позавидовала Катрин. – Такой же выдержанной, так же уметь владеть собой. Даже у моего отца не всегда это получается.
– Это просто черта всех русских. Нас нужно очень сильно разозлить, чтобы мы дали волю своим эмоциям. А у вас все наоборот: вы мгновенно вспыхиваете, но быстро отходите. Точно морские волны. Не волнуйся, скоро ты помиришься со своим другом.
– Ты так думаешь? – с тайной надеждой спросила Катрин.
– Конечно, в любви для меня нет секретов!
К Катрин вернулось хорошее расположение духа. Она и вправду не могла долго грустить.
– Но ты мне не ответила, почему перестала приходить ко мне по утрам, – напомнила Лариса. – По утрам я беру уроки математики у Жана. В это время ему удобнее, а с ним не поспоришь.
– Жан учит тебя математике?
– Да. Настоящий учитель приезжает раз в месяц с Корсики и принимает у меня зачет. А обычно меня учат братья. Если я что-то не понимаю, учитель занимается со мной дня два-три. Это бывает с утра до вечера, поэтому я стараюсь усвоить все сама, чтобы он меня поменьше мучил. А ты все еще сердишься на Жана? – неожиданно спросила она.
– Я о нем не думаю.
– Вот как? Значит, его присутствие тебя не очень рассердит?
– А где он собирается присутствовать? В моей комнате?
– Нет, он предложил, чтобы завтра мы вчетвером поплавали с аквалангами.
– А четвертая, случайно, не Мари? – не удержалась Катрин.
– Не обижай Мари, ей так плохо! – Катрин, похоже, уже забыла, как ее подружка дважды чудом не отправила Ларису на тот свет. – Ты же знаешь, Рене ее разлюбил! Она плачет с утра до вечера.
«Вот и разбиралась бы с Рене, а не со мной, – в сердцах подумала Чарская. – А то мечтает лишь о том, как бы меня сжить со свету».
Но вслух сказала совсем другое:
– И все-таки – кто четвертый?
– Рене, естественно, – недоуменно посмотрела на нее Катрин.
«Счастливая девочка, все у нее просто и понятно: черное – это черное, белое – это белое. А для меня все краски размыты и все вокруг в полутонах. Рене – благородный герой и мерзавец в одном лице. Да и ты, Катрин, милейшее создание, а прощаешь Мари жажду убийства».
– Я с удовольствием поеду с вами. Если уж Рене будет с нами, то Жан мне не опасен, правда?
Глава 10
Синтия закрыла глаза, чтобы не смотреть на ненавистный белый потолок. Сколько еще ее намерены здесь продержать?
Казалось, она ответила уже на миллион вопросов, причем на некоторые – десятки раз. «Знаете ли вы?» – спрашивали ее, и следовал бесконечный ряд имен и фамилий. Кто они, все эти Лавуазье и Риго-до, Вернье и Беансон? Она и слыхом не слыхивала о них. Кто же их интересует на самом деле, вот об этом догадаться было просто невозможно, поскольку на нее лился щедрый поток информации.
