лично будет немного не по себе, что ж, он переносил и не такое. Вздохнув, Лис распорядился:
— Скажите добро пожаловать менестрелю. Впустите его.
Тассило вылез из легкой повозки и низко поклонился Лису.
— Милорд, кажется, мы раньше встречались. В поместье Рикольфа, верно? Насколько я помню, обстоятельства были весьма необычные.
Менестрель подпер изнутри щеку кончиком языка.
— Необычные, говоришь? Йо, это точное слово. В этом, как я понимаю, и заключается умение менестреля — находить нужные слова.
Язык и у самого Джерина был подвешен неплохо, и он очень уважал тех, кто владел им еще лучше. Он взглянул на Тассило.
— Странно, что с тех пор ты ни разу не заехал в Лисью крепость.
— Когда трокмуа переправились через Ниффет и вторглись в наши земли, милорд, я убежал на юг и провел большую часть времени неподалеку от Хай Керс, — ответил Тассило.
У него было открытое приветливое лицо, и он походил на воина не менее, чем на певца, — широкие плечи и узкие бедра. В северных землях любой путешественник должен был помимо всего прочего являться в достаточной степени воином, если хотел остаться в живых.
— И что же заставило тебя снова вернуться на север? — спросил Джерин.
— Дочь одного барона заявила, будто я сделал ей ребенка. Не думаю, что это правда, но отец ей поверил. Я решил, что перемена мест и климата мне не повредит.
Джерин пожал плечами. У него не было дочерей, и подобные вопросы его не волновали.
— Мои люди с нетерпением ждут твоего сегодняшнего выступления, — сказал он. — Учитывая то, что я слышал в прошлый раз, я тоже.
Менестрель хорошо пел и играл, и в грустных воспоминаниях Лиса не было его вины.
Обменявшись с певцом еще парой шуток, Джерин прошел по мосту и направился в деревню, находившуюся в нескольких сотнях ярдов от замка. Цыплята, свиньи и тощие собаки шныряли в поисках пищи между круглыми плетеными избами, чьи соломенные конусообразные крыши свешивались со стен ровно настолько, чтобы защитить их от дождя. Дети, которые были еще слишком малы, чтобы работать в поле, провожали Джерина любопытными взглядами. А он пробирался по утопавшей в грязи узкой улочке, от окраины до окраины пересекавшей скопление хижин.
Добравшись до места, он заглянул в хижину Безанта Большое Пузо, мало отличавшуюся от остальных домишек. Старосты не было, но его жена, сухопарая женщина по имени Марсилия, сидела на деревянном стуле и сучила шерсть. Увидев Джерина, она сказала:
— Господин, если вы ищете моего мужа, то он пропалывает огород.
Огороды соседствовали с дальней окраиной поселения. Безант и вправду оказался там. Он выдергивал сорняки из грядки, засеянной викой. У него был не только большой живот, но и зад, который сейчас вызывающе торчал кверху. Сдерживая непреодолимое желание отвесить пинка, Джерин рявкнул:
— Почему ты трубишь в рог, когда солнце только начинает садиться?
От неожиданности Безант вздрогнул и покачнулся, будто Джерин ему действительно наподдал. Он обернулся, неуклюже поднимаясь на ноги.
— Л-лорд Джерин, — произнес он, запинаясь. — Я не слышал, как вы подошли.
— Если не хочешь, чтобы я снова навестил тебя без предупреждения, работай полный день, — ответил Джерин. — Из-за твоей нынешней нерадивости мы все будем голодать в эту зиму.
Безант обиженно взглянул на Джерина. Это был грузный неряшливый мужчина лет пятидесяти в домотканой одежде, бесцветной, если не считать нескольких разбросанных по ней грязных пятен.
— Я сделаю, как вы велите, милорд, — промямлил он. — Однако последнее время призраки совсем одолевают.
— Тогда корми их получше или подбрасывай больше веток в ночные костры, — посоветовал Джерин. — Незачем прятаться по домам, уходя с полей за час до заката и выходя работать через час после рассвета.
Безант кивнул, сохраняя все тот же несчастный вид. К сожалению, они с Джерином не могли обойтись друг без друга. Без крепостных Джерин и его вассалы умерли бы с голоду. Это Безант Большое Пузо прекрасно понимал. Но, с другой стороны, без баронов маленькие фермерские деревушки оказались бы во власти трокмуа и разбойников: крестьяне с вилами и косами не могли противостоять колесницам, бронзовым доспехам, копьям и мечам. Что касается этой части сделки, то староста предпочитал вспоминать о ней пореже.
— Помни, я буду внимательно слушать, когда ты протрубишь сегодня отбой, — предупредил Джерин. Дождавшись очередного кивка Безанта, он отправился обратно в деревню, чтобы взглянуть, как там дела.
С божьей помощью, подумал он, урожай будет хорошим. Пшеница для хлеба, овес для лошадей и овсяной муки, ячмень для эля, рожь для всякой всячины, бобы, горох, тыква — все это хорошо росло под теплыми лучами солнца. Плюс к этому целые гряды репы и сельдерея, капусты кочанной и кормовой, салата-латука, шпината. На огородах также росли и вика, и репчатый лук, и морковь, и редис и разнообразные целебные травы, например белена.
Некоторые поля стояли пустыми: их трава шла на сено. На прочих паслись овцы и крупный рогатый скот. Пара ягнят бодалась друг с другом.
— Ну прямо бароны, — пробормотал Джерин себе под нос.
Крестьяне, как всегда, усердно трудились: или выпалывали сорняки, как Безант, или, чтобы животные не разбегались, чинили деревянные ограждения загонов, или плотней укладывали солому на крышах, чтобы те хорошо оберегали их от дождя. Короче говоря, занимались бесчисленным рядом работ, без которых деревня не могла бы существовать. Джерин остановился поговорить с несколькими крепостными. Большинство из них всем были довольны. По сравнению с другими лордами их господин был довольно мягок, и они это понимали.
В деревне он провел больше времени, чем намеревался. Солнце уже приближалось к верхушкам деревьев, когда он двинулся в обратный путь к Лисьей крепости. «Нет, сегодня Безант уж точно не станет трубить в рог раньше положенного, учитывая, как долго я пробыл в деревне, — подумал он. — Посмотрим, что будет завтра».
Когда он вернулся в замок, повара наперебой стали ему расхваливать Отиса, сына Энджлерса, залатавшего им полдюжины горшков. Лис одобрительно кивнул. Несмотря на хорошую выручку от продажи украшений (за которые заплатил Вэн), ювелир не забыл о втором своем ремесле и выполнил обещанную работу. Увидев Отиса, Джерин пригласил его остаться на ужин и переночевать в главной зале. Судя по тому, как опрятный человечек расплылся в улыбке, он этого приглашения ожидал.
В главной зале Тассило прилаживал новую струну к своей лютне: он то и дело щипал ее, проверяя на звук. Дарен наблюдал за ним, восторженно вытаращив глаза.
— Я тоже хочу этому научиться, папа!
— Может, когда-нибудь и научишься, — ответил Джерин.
Где-то в замке хранилась лютня его детских лет. Ему так и не удалось ее освоить, но кто знает, вдруг у сына получится?
После ужина Тассило продемонстрировал свое мастерство.
— В честь хозяина дома, — объявил он, — я спою вам балладу о доблестном Джерине и о той жуткой ночи, когда все луны стали полными.
Взяв первый аккорд, протяжный и громкий, он запел.
Джерин, переживший ночь оборотней пять лет назад, с трудом узнавал ее, слушая менестреля. Причиной чему в основном было то, что Тассило писал балладу не сам по себе, а с оглядкой на Лекапеноса, великого ситонийского эпического поэта.
Поэтому, как и Лекапенос, Тассило к основной части своего произведения присовокупил массу отрывков из старых баллад, подчас просто притягивая их за уши (например, руководствуясь сходством