врезал локтем Влайку под дых. Удар оказался неточным, однако лесоруб всхлипнул от боли. Корнелю ударил еще раз, извернулся и вскочил на ноги.
Влайку отпрыгнул, едва не споткнувшись, и поспешно схватился за топор. Он легко мог бы прикончить Корнелю одним ударом, но альгарвейцы, судя по всему, готовы были больше заплатить за пленника, и лесоруб попытался взять добычу живьем. Но раз не вышло — что же, можно предъявить и одну голову. Корнелю неуклюже увернулся от удара, которым его могло разворотить, как тот чурбак.
Потом он ринулся вперед, осыпая противника градом ударов. Краем уха он слышал крики спешащих к месту драки лесорубов. Влайку тоже слышал и замахал топором еще пуще. Должно быть, он догадывался, что по голове его не погладят. Пригнувшись, Корнелю ушел от удара и, выпрямившись, врезал Влайку обухом по виску. Лесоруб пошатнулся и рухнул, точно подрубленная ель. Снег окрасился кровью.
Джурджу нагнулся к нему, но тут же встал и обернулся к Корнелю:
— Готов. Ты проломил ему череп.
— Он набросился на меня. Хотел выдать альгарвейцам, — ответил тот.
Но у Влайку были в бригаде приятели.
— Врешь! — крикнул кто-то.
— Убийца!
Другие вступились за товарища. Иные схватились за топоры.
— Стоять! — взревел Джурджу с такой яростью, что лесорубы застыли, не успев наброситься друг на друга. — По мне, так Корнелю правду говорит. Из-за чего им вздорить?
Но приятели Влайку продолжали орать, а было их немало — больше, с упавшим сердцем заметил Корнелю, чем казалось.
Джурджу ткнул пальцем в сторону проселка, что петлями уходил через холмы в сторону Тырговиште.
— Ты всегда хотел вернуться в город. Если у тебя осталась хоть капля соображения, лучше уматывай. А я присмотрю, чтобы никто не вздумал пойти за тобой.
Подводник обвел взглядом искаженные злобой лица. Если он останется в бригаде, то не протянет и часа — не говоря о том, чтобы пережить ночь.
— Слушаюсь, — с горечью промолвил он и, с насмешкой отдав бригадиру честь, вскинул топор на плечо, словно боевой жезл, и двинулся на север, к морю.
Тальфанг засыпало снегом, и навстречу хлопьям подымались над горящим ункерлантским городком дым и пламя. Теальдо скорчился в дверном проеме, готовый палить во все, что движется. Его рота вслед за остальными была брошена в мясорубку. Солдат не знал, сколько его товарищей еще живы, но был уверен — рота сильно поредеет, пройдя проклятый город насквозь. Если это когда-нибудь случится.
— Может, мы еще дойдем до Котбуса, — крикнул из соседнего дома Тразоне, — если возьмем, наконец, эту вонючую дыру!
— Какими, интересно, силами мы ее возьмем? — поинтересовался Теальдо. — Подкреплений в тылу я что-от не заметил, это точно. И где наши бегемоты? Что-то я их в последние дни почти не видел.
— Видел, как же. Замерзшими на обочинах — позабыл? — отозвался Тразоне.
Теальдо помнил, хотя предпочел бы скорей забыть. Еще он предпочел бы, чтобы его товарищ язвил меньше.
— Я надеялся увидеть их в бою, — ответил он.
— В таком снегу у зверей на ногах словно силы преисподние висят, — промолвил его товарищ. — И как прикажешь наступать в такую погоду? — Он рискнул выглянуть из-за угла: не покажутся ли ункерлантцы? — и снова обернулся к Теальдо. — Не помешало бы еще чучелок порезать, чтобы чародеи нам пособили.
— Тяжеленько их к передовой подвозить, — ответил тот, пожав плечами. — Погода жуткая, да ункеры продолжают рвать становые жилы. Кроме того, Свеммель в ответ зарежет толпу своих, вот и все.
Он так и не узнал, что хотел ответить ему Тразоне, — ункерлантцы выбрали этот момент, чтобы вновь засыпать наступающих альгарвейцев ядрами. Теальдо прижался к дверному косяку, делая вид, будто его тут нет вовсе. К северу от Тальфанга солдаты Свеммеля смогли развернуть батарею мощных ядрометов.
А их противники уже не могли ответить канонадой настолько мощной и своевременной, как несколько недель или даже дней назад. Ядрометам на гужевой тяге тяжело было угнаться по снегу за наступающей пехотой. Теальдо надеялся на поддержку с воздуха, но драконам в буран тоже приходилось нелегко.
Прошло с четверть часа, прежде чем град ядер иссяк столь же внезапно, как и начался. Во внезапно наступившей тишине голос капитана Галафроне разнесся над улицей особенно ясно:
— Вперед, парни! Ункерлантцы еще не изготовились к удару — так врежем им, пока они не очухались! За короля Мезенцио! —
— Мезенцио! — взвыл Теальдо и выскочил из укрытия.
Альгарвейские солдаты посыпались из полуразрушенных домов, как горох. Слышались крики офицеров; за полгода войны они успели усвоить, как действуют их противники. И действительно, ункерлантских вояк они застали, когда те повылезали из укрытий, готовясь к атаке. Сбившиеся в кучу солдаты в белых накидках представляли собою более удобную мишень, чем перебегающие от дома к дому или скрывшиеся в закопченных сугробах.
Теальдо спалил двоих, а от лучей его товарищей пало куда больше — но, вместо того чтобы удрать, остальные ринулись в бой. Скорчившись за припорошенной снегом грудой битого кирпича, солдат пальнул еще несколько раз, подрезав очередного ункера. С отвлеченной точки зрения, он мог бы восхититься отвагой подданных Свеммеля. С самого начала войны их нельзя было упрекнуть в трусости. Их оттесняли все дальше и дальше, но они не сдавались, подобно валмиерцам или елгаванцам. Лучше бы они сдались, мелькнуло в голове у Теальдо. Тогда Альгарве уже выиграла бы войну, а ему не пришлось бы бояться, что его сейчас убьют.
— Вперед! — орал капитан Галафроне. — Прорвемся через Тальфанг, и нас уже ничто не остановит!
Теальдо не знал, смогут ли альгарвейцы прорваться через Тальфанг, — его больше волновало, сколько еще ядер обрушат ункеры ему на голову. Но солдат послушно вскочил на ноги и бросился к следующему укрытию — перевернувшейся посреди улицы телеге, чтобы из-за нее вновь открыть огонь по врагу. Силы противника таяли, как сугробы по весне.
Мимо пробежал Тразоне.
— Пошли! — крикнул здоровяк. — Ты же не хочешь опоздать к балу?
— Да, не годится! — Теальдо перебежками двинулся за ним и только теперь сообразил — что-то изменилось. Он не сразу понял, что, а потом воскликнул от радости: — Снег больше не валит!
— О счастье! — откликнулся уже не Тразоне, а сержант Панфило. — Вот-вот выйдет солнце, и мы все полезем на долбаную пальму, как в долбаной, тварь, Шяулии!
Пару минут спустя солнце действительно выглянуло, хотя пальм, долбаных или нет, Теальдо не заметил — только полуразрушенный ункерлантский городок, ослепительный в снежном уборе, невзирая на его уродство. Впереди простирался широкий заснеженный плац.
— Рынок! — крикнул Теальдо. — Полдороги через город мы одолели!
— Ага, — отозвался Тразоне. — Как раз и нас половина уцелела.
Теальдо кивнул машинально, хотя едва ли расслышал хоть слово. Взгляд его был устремлен на северо-запад, через площадь, поверх развалин Тальфанга — в дальнюю даль.
— Будь я проклят, — вскрикнул он, — если там, — он показал пальцем, — не виднеются шпили, или как это здесь зовется, Свеммелева дворца!
Тразоне замер, вглядывась.
— А ты прав, — промолвил он, и суровый голос солдата смягчился. — Мы прошли дорогу до конца — вот он, руку протяни и бери! — Он и впрямь протянул руку, но тут же встряхнул головом и рассмеялся. — Правда, нам еще мимо двух-трех ункеров осталось пройти.
— Ага, двух-трех. — Теальдо кивнул — Они знают, что потерять Тальфанг для них смерти подобно. И
