— Да что такое с вами со всеми сегодня? — капризно осведомилась она.
— Вы не слышали? — переспросил Лурканио. Даже акцент его казался сильнее, будто полковник не столь тщательно старался произносить трудные звуки валмиерского языка.
— Если бы я слышала — о каком слухе ни шла бы речь — разве стала бы спрашивать? — поинтересовалась Краста. — В доме столько кислых физиономий, что я уже решила, будто случилось несчастье с вашим королем. Моско уверяет, что не случилось, а в чем дело — не говорит.
— Нет, король Мезенцио вполне здоров, — заметил Лурканио, неосознанно повторив слова адьютанта. — Но, против всех ожиданий, мы оказались отброшены от Котбуса, и это, естественно, печалит нас всех.
— О, — промолвила маркиза. — И все?
Лурканио уперся в нее взглядом из-под насупленных прянично-седых бровей.
— Вам, сударыня, это известие может показаться ничего не значащей мелочью, но, заверяю вас, для людей знающих это не так. Я, полагаю, один из таких людей.
— Но почему? — в искреннем недоумении спросила Краста. — Силы горние, Лурканио, это же на другом краю света!
События за городской чертой Приекуле и тем паче — за границами Валмиеры не трогали ее нимало.
Лурканио изумил ее: он вновь поднялся на ноги и отвесил ей поклон.
— Ах, сударыня, я почти завидую вам: вы непреоборимо провинциальны.
Судя по тону, он сделал ей комплимент, только маркиза не сообразила, как его понимать.
— Что до меня, — она легконько фыркнула, — то я бы оставила Котбус конунгу Свеммелю. Премерзкое местечко для премерзкого человечишки.
— Местечко и впрямь премерзкое. И человечишко премерзкий. — Лурканио тоже фыркнул. — Но в Ункерланте вдосталь премерзких местечек, и ни одно из них не укреплено столь прочно и старательно, как Котбус. Город должен был пасть. И то, что он устоял, грозит нам… неприятностями в дальнейшем ходе войны.
Для Красты завтрашний день представлял собою сплошную загадку, а послезавтрашний с тем же успехом мог находиться с изнанки луны.
— Вы разгромите ункерлантцев, — уверенно заметила она. — В конце концов, если вы нас разбили, то справитесь с кем угодно.
На миг лицо полковника озарилось странной ухмылкой, но она пропала прежде, чем Краста успела присмотреться.
— Вообще-то, — заметил Лурканио, — армия Ункерланта доставила нам куда больше хлопот, нежели валмиерская.
— Не могу представить, — сухо заметила маркиза.
— Знаю, — отозвался полковник. — Этому и завидую. — С тем же успехом он мог заговорить по- дьёндьёшски. — Но представите вы это себе или нет — так случилось, и теперь нам предстоит выяснить, что из этого получится.
Краста тряхнула кудрями.
— Я знаю, что из этого получится. Никто не станет устраивать балов, пока вы не решите, что снова можно веселиться, а сколько времени это у вас займет, одни силы горние ведают!
Прежде чем Лурканио успел открыть рот, она развернулась и выбежала из кабинета.
По пути в свою часть особняка маркиза особенно старательно покачивала бедрами. И все же альгарвейцы едва отрывались от работы, чтобы глянуть ей вслед, отчего у Красты настроение испортилось напрочь. Когда на нее не смотрели, она чувствовала себя мертвой.
— Бауска! — взвизгнула маркиза, влетая в свои комнаты. — Чтоб тебе провалиться, потаскушка ленивая, — куда ты запропастилась?!
— Бегу, сударыня! — Белая как мел горничная поспешно ссыпалась по лестнице. Она судорожно сглатывала, пытаясь удержать тошноту. С точки зрения Красты, служанка стала почти бесполезна с тех пор, как капитан Моско подсадил пирожок ей в печку.
— Чем могу служить? — спросила Бауска, опять сглатывая.
— Принеси мою волчью шубку, — распорядилась Краста, довольная, что нашла повод погонять горничную по лестнице. — Я намерена прогуляться по парку.
— По парку, сударыня?! — изумленно переспросила Бауска.
Пешие прогулки не относились к обычным развлечениям маркизы. Собственно, от парка при особняке Краста видела только одну пользу: он держал соседей в почтительном отдалении. Но сегодня маркиза была особенно своевольна. Особенно после неудачной беседы с Лурканио.
— Разумеется! — рявкнула она. — Пошевеливайся!
Бауска со вздохом посеменила к лестнице в гардеробную. Помогая маркизе надеть шубку, горничная бросила на хозяйку укоризненный взгляд — попусту, потому что Краста таких мелочей не замечала.
Застегивая деревянные пуговицы, Краста вышла на крыльцо и вскрикнула тихонько, когда морозный ветер обжег ей нос и щеки, но альгарвейцы-часовые у дверей даже не шевельнулись. Маркиза прокляла про себя их безразличие.
Шкуры на шубку были привезены из Ункерланта: в восточных областях Дерлавая волков почти не осталось. Краста рассеянно потрепала мягкий серый рукав. Сейчас ей приятно было воспользоваться чем- нибудь происходящим из державы Свеммеля. Хотелось бы бросить эту шубку в лицо Лурканио… но маркиза знала, что не осмелится. Когда дело касалось чести Альгарве, полковник мог быть чопорен до неприличия.
Под каблуками поскрипывал снег. Он выпал пару дней назад и уже покрылся серой коркой — сажа и дым от бесчисленных печей и каминов Приекуле оседали повсюду. Было холодно и тихо, так тихо, что слышен был визг пролетающего над головой дракона. Альгарвейцы держали над городом воздушный патруль, чтобы предупреждать о лагоанских налетчиках. Но островитяне редко зашетали на север так далеко. Краста фыркнула. Бывших союзников Валмиеры она презирала еще сильней, чем завоевателей, — альгарвейцы, по крайней мере, доказали свое могущество.
Она шагала вперед и с каждым шагом мерзла все сильней, несмотря на шубку. Альгарвейцы, должно быть, из ума выжили, если решили вести войну с Ункерлантом зимой. Надо было им закрепиться на захваченных землях, а по весне продолжить. «В следующий раз, когда увижу на каком-нибудь приеме генерала, — решила она, — непременно ему посоветую. Некоторые люди дальше собственного носа не видят».
У Красты перед носом были только заснеженный парк и голые деревья. Летом их ветви скрывали от взгляда городские кварталы. Обычно это устраивало маркизу: на ее вкус, в Приекуле обитало слишком много черни, чтобы на город приятно было смотреть.
Но теперь она ясно видела перед собой башни королевского дворца и светлый, тонкий стержень Колонны каунианских побед. Во дворце король Ганибу заливал выпивкой свое унижение. О его величестве Краста старалась не думать — по ее убеждению, монархам спиваться не пристало.
Зато колонна притягивала ее взгляд неотрывно. Она стояла как во дни Каунианской империи — гордая, светлая, прекрасная, изумительная… в то время как альгарвейские солдаты обходили дозором и парк, в котором стояла колонна, и Приекуле, и всю каунианскую державу — Валмиеру.
На глазах выступили непрошеные слезы, и ресницы тут же смерзлись. Краста сердито вытерла их. «Глупость какая», — твердо сказала она себе. У нее все нормально. Лучше, чем нормально. Беды, свалившиеся на королевство, разводил руками ее альгарвейский заступник.
Краста кивнула своим мыслям. Вот так смотреть на мир — правильно. Рыжики победили, и что бы там ни случилось в далеком Ункерланте, этого не изменить. Она знала, что права. Но почему же из глаз катятся слезы?
Прежде чем Краста нашла ответ — или перестала его искать, что было вероятней, — по дороге со стороны Приекуле проскакали двое альгарвейцев на единорогах. Скакун одного из них еще пестрел грязно- желтыми пятнами — маскировочной раскраской кавалерии. Второй единорог сиял белизной белее свежего снега.
Оба всадника осадили скакунов, чтобы поглазеть на маркизу. Обыкновенно та бросила бы на
