рад вас видеть, и ваше мнение по любому вопросу мне также всегда интересно.
— Даже когда оно вам не нравится, — добавил Балястро беззлобно.
— Именно так, ваше превосходительство. — Хадджадж с серьезным видом склонил голову. — Даже когда мне не нравится содержание ваших речей, я остаюсь заворожен формой.
Ему снова вспомнилась каунианская поговорка.
Министру удалось выжать из Балястро смешок, но маркиз тут же посерьезнел.
— Боюсь, форма окажется непритязательной, ибо суть моего сообщения проста: Альгарве нуждается в вашей помощи.
—
— Ха-ха, — отчетливо произнес Балястро. — Я полагал, что мы покончили с шутками. Разумеется, я имел в виду помощь Зувейзы.
— Ну хорошо, хотя ответ мой едва ли изменится, — отозвался Хадджадж. — Ваша держава находится в отчаянном положении, ежели вы ожидаете, что за жезлы ради вас возьмется изможденная юная страна.
— Разумеется, у нас есть трудности, — отозвался Балястро — порою он бывал по-настоящему искренен. — Иначе мы взяли бы Котбус еще до того, как зима приморозила нас к земле.
А временами маркиз бывал весьма изворотлив.
— Зима, — напомнил Хадджадж, — отнюдь не приморозила вас к уже занятым позициям.
— Ну да, — признал посол. — Мы потерпели несколько неудач, едва ли могу отрицать это. Но сейчас мы остановили напор ункерлантцев по всему фронту. А в этом году… в этом году, силами горними клянусь, мы разгромим их раз и навсегда.
Он выпрямился так гордо, словно осанка могла каким-то образом придать веса его словам.
Судя по тому, что доносили Хадджаджу зувейзинские военачальники, и тому, что он узнавал сам, Балястро в целом говорил правду: ункерлантцы более не теснили солдат Мезенцио. В какой мере это было связано с весенней распутицей, министр понятия не имел и полагал, что это никому не известно. Что же касалось будущего…
— Прошлым летом вы утверждали, что разгромите Ункерлант к зиме. Поскольку вы ошиблись единожды, почему бы мне не предположить, что вы ошибетесь дважды?
— Потому, что мы уже прошли пол-Ункерланта прошлым летом, — ответил Балястро — у него, как у большинства альгарвейцев, на любой вопрос был готов ответ. — Если врезать противнику один раз, он может и устоять на ногах. Но если бить его раз за разом, то рано или поздно он свалится.
Ункерлант тоже наносил по захватчикам удар за ударом. Кто из противников свалится первым, на взгляд Хадджаджа, оставалось под сомнением. Но Балястро, разумеется, найдет какое-нибудь доказательство тому, что это будет не Альгарве. Основываясь на этой гипотезе, Хадджадж задал другой вопрос — по его мнению, более важный:
— И какой же помощи вы ждете от нас?
— Основной удар в этом году будет нанесен на южном фронте, — ответил Балястро. — Мы намерены полностью захватить ункерлантскую кормушку, а кроме того, прибрать к рукам огромные стада коней, единорогов и бегемотов, которые выращивают в тех краях, и захватить киноварные рудники дальнего юго- запада. После этого конунгу Свеммелю трудно будет удержаться на ногах.
Хадджадж рассудил, что доля правды в этом есть: если Альгарве
— Я не стану просить своего повелителя отправить армию Зувейзы на дальний юг, — промолвил Хадджадж. — Он откажет мне, и я соглашусь с ним. Если вам требуется больше солдат, чем может дать Альгарве, у вас есть союзники в Янине.
— Да, и мы призвали их. — Выражение лица Балястро яснее слов говорило, что он думает о янинских союзниках, но Хадджаджу его мнение уже было известно. — И я не стал бы просить царя Шазли посылать отважных зувейзин в земли, где нагая кожа служит скверным одеянием, хотя и отменно пошитым.
Он рассмеялся.
— Что же тогда? — поинтересовался Хадджадж, хотя уже догадался — что. Балястро не первый раз соскальзывал на эту становую жилу.
И действительно, альгарвейский посол ответил:
— Король Мезенцио желал бы, чтобы вы нанесли удар по ункерлантским позициям на севере, чтобы связать их силы и затруднить отправку подкреплений в направлении нашего главного удара.
— Я понимаю, — неторопливо ответил Хадджадж, — значение ваших слов. Но хотел бы напомнить, ваше превосходительство, что Зувейза уже достигла своих целей в этой войне. Мы дошли до границы, определенной Блуденцким договором, и преодолели ее. Этого довольно. Старейшины кланов будут не в восторге, если им придется отправлять людей в новые сражения.
— А станут ли они радоваться, если все, чего они достигли, будет потеряно из-за нерешительности? — парировал Балястро.
Хадджадж с большим трудом удержал на физиономии невыразительную маску. Балястро безошибочно подобрал лучший аргумент в этом споре. Но министру было что ответить.
— Я полагаю, мы лучше альгарвейцев понимаем слово «довольно». Кое-что из того, что вы творили в борьбе с ункерлантскими войсками…
Он прервал себя: свое отношение к жертвоприношениям кауниан он давно высказал маркизу.
В ответ альгарвейский посол процитировал еще одну каунианскую поговорку:
— «Злодейство ради благой цели суть добродетель».
Хадджадж не знал, восхищаться наглостью Балястро или ужасаться. Ужас победил.
— Ваше превосходительство, при том, что творит ваша держава, как можете вы без угрызений совести позволять звукам этого наречия слетать с ваших губ?
— Они сотворили бы с нами то же самое, если бы додумались, — промолвил Балястро.
Хадджадж покачал головой. Когда начиналась Дерлавайская война, под властью каунианских монархов проживало немало альгарвейцев. Их никто не пытался приносить в жертву. Возможно, как сказал Балястро, не додумались. Хадджадж подозревал, что им не пришла бы в голову мысль столь омерзительная.
Он налил еще кубок вина и выпил залпом. Это ясно демонстрировало чувства министра, привыкшего их скрывать, но он ничего не мог с собою поделать.
— Мы ваши соратники, господин посол, — промолвил он наконец, — а не слуги.
— Это наступление послужит интересам Зувейзы не меньше, чем нашим, — напомнил Балястро. — Если мы потерпим поражение, станет ли вам лучше?
«Это зависит от того, насколько сурово вы разгромите ункерлантцев, прежде чем конунг Свеммель с вами покончит», — мелькнуло в голове у Хадджаджа, но упоминать об этом вслух было бы недипломатично.
— Это предложение, — промолвил он, — я могу только передать его величеству, но окончательное решение остается за ним.
— Ага, как же, — фыркнул Балястро. — Любой, у кого есть глаза и уши, знает, кто определяет внешнюю политику Зувейзы.
Он ткнул пальцем в сторону Хадджаджа.
— Вы ошибаетесь, — ответил министр, прекрасно понимая, что альгарвейский посол прав. — Царь Шазли — правитель самовластный, а мне выпала лишь честь подавать ему рекомендации.
Маркиз Балястро хохотал долго и громко.
— Ничего смешнее я не слышал с тех пор, как мне рассказали байку о девушке, которая поймала угря. Но тогда мне было всего двенадцать лет, так что ваша берет первый приз.
— Вы мне льстите несоразмерно, — пробормотал Хадджадж.
— Хрена с два, — жизнерадостно отозвался Балястро. — Ну ладно, будь по-вашему. Раз уж вы так близко знакомы с царем Шазли, какое, по-вашему, он примет решение, когда вы передадите ему мои
