прирожденные воины вроде дьёндьёшцев не в силах были вести войну: обозы, склады, дороги, становые караваны, что тянутся из коренных земель. Иштван редко вспоминал о ней — не в последнюю очередь благодаря тому, что опора эта оставалась за спиной. Он и его товарищи находились на самом острие наступления, нацеленного в брюхо могучего Ункерланта.
Вниз. Он прошагал вниз по склону довольно далеко, прежде чем понял это. То ли они перевалили седловину и спускаются теперь в следующую долину, то ли…
— Кун! — гаркнул он, испустив дымное облако, какому позавидовал бы дракон. — Кун, ты там до смерти не замерз?
— Уже замерз, сержант, — ответил чародей, вынырнув из-за плеча, — часа два назад.
— Гы, — буркнул Иштван. — Ну ладно. Я что хочу знать, мы по-прежнему на восход шагаем или сбились с дороги в треклятом буране? Если мы на своих наткнемся, нас же спалят не глядя — за ункерлантцев примут.
— Ветер по-прежнему в спину дует, — заметил бывший ученик чародея.
Об этом Иштван не подумал. Но слова Куна его не слишком успокоили.
— Здесь, в горах, ветер гуляет как вздумает.
— Это точно.
Кун подергал песочного цвета бороденку — обледеневшую, как у Иштвана, но, в отличие от растительности на лицах большинства дьёндьёшцев, жидкую и клочковатую, так что у волшебника, должно быть, мерзли щеки.
— С ветром я ничего поделать не могу…
— Я не хочу, чтобы ты с ветром баловался, — огрызнулся Иштван. — Говорю тебе, я хочу знать, куда мы тащимся — на закат или на восход!
— А, ну да… точно… — Кун еще немного покопался в бороде, будто пытаялся найти в ней ответ, и через несколько шагов добавил задумчиво: — Надо поискать солнце.
— Если бы я мог видеть солнце, разве я стал бы задавать дурацкие вопросы?! — заорал Иштван. В разговоре с Куном он часто готов был взорваться от ярости, словно заряженное магией ядро. Отбушевав, он успокоился немного. — Я солнца не вижу. Если ты найдешь — скажи мне.
Сняв теплые шерстяные митенки, Кун покопался мерзнущими пальцами в поясном кошеле и извлек оттуда кусок, на взгляд Иштвана, молочно-мутного стекла. Чародей приложил стекляшку к правому глазу и принялся взглядываться через нее в небо.
— Ты что делаешь? — полюбопытствовал сержант.
— Солнце ищу, — ответил Кун, словно обращаясь к дурачку, и миг спустя снизошел до объяснения: — Этот так называемый
— Что? — Иштван нахмурился. — Свет — это ведь просто свет.
— Для чародея — не просто, — высокомерно ответил Кун и, пожевав губу, признался с неохотой: — Я вообще-то в теории не силен. Но ведь не обязательно понимать, как именно режет нож, чтобы порезаться. Так и я при помощи кристалла шпата могу определить, что свет сильнее перед нами, а значит, солнце стоит там. А поскольку за полдень давно перевалило, мы движемся на запад.
— Вот это я и хотел выяснить, — заметил Иштван. — Спасибо. — Ветер переменился, и в лицо сержанту хлестнул снег. Он выругался устало и добавил: — Приятно знать, что меня пристрелят не свои, а все же ункерлантцы.
— Всегда рад доставить удовольствие, — елейно отозвался Кун.
Иштван грубо пошутил насчет способов доставить удовольствие мужчине, и все трое — сержант, чародей и оказавшийся поблизости Соньи — рассмеялись.
— Хотел бы я, — добавил Соньи, — чтобы звезды не позволяли стрелять по своим. Если они такие мудрые, могучие и всезнающие, как все говорят, ну почему позволяют случаться такой глупости?
— Это им лучше знать, а не нам, малым, — ответил Иштван то же самое, что отвечали в родной долине близкие и соседи, если мальчику приходили в голову подобные вопросы.
— А почему не нам? — заинтересовался Кун. — Сейчас мы знаем больше, чем наши деды, а те — больше, чем их деды. Почему бы и это не узнать?
— Потому что неисповедимы пути звездные, — откликнулся Иштван.
— Кто вам такое сказал? — не отставал Кун. — А он откуда узнал? И откуда вам знать, что он вообще что-то знал?
Иштван тщательно обдумал непривычные пугающие вопросы и, не найдя внятного ответа, огрызнулся:
— Этак ты до того договоришься, что в звездах и вовсе силы нет!
Кун покачал головой так решительно, что хлопья снега с ушанки разлетелись по сторонам.
— Приходится верить — я же, когда чары накладываю, взываю к звездам, и все получается. — Он проковылял еще немного и добавил задумчиво: — С другой стороны, ункерлантские чары тоже имеют силу, а эти дикари-козоеды почитают какие-то незримые силы горние, каких и нет вовсе.
Теперь настала очередь Иштвана задать нелегкий вопрос:
— Ну и что это значит, по-твоему?
— Да пропади я пропадом, коли знаю! — ответил бывший подмастерье чародея. — Надо будет поразмыслить над этим на досуге.
— Подумай лучше о том, как ункерлантцы по тебе палят, — посоветовал сержант. — Подумай о горных гамадрилах, что норовят подкрасться незаметно и отвернуть тебе голову. Подумай о снежных лавинах. В общем, о чем-нибудь таком, с чем ты можешь что-нибудь поделать.
— И что я могу поделать со снежной лавиной? — поинтересовался Кун.
— Можешь ступать тихонько, чтобы на себя ее не обрушить, — ответил сержант. — Если лавина маленькая и сразу ее заметил, можно попытаться драпануть поперек нее, чтобы не накрыло.
Кун протащился еще пару шагов, после чего кивнул, признавая поражение. Иштван немедля возгордился. Он знал, что Кун умнее его, и знал, что чародей это понимает. Сержанту редко удавалось заставить своего солдата отступиться в споре, как сейчас.
В ясную тихую погоду порой можно было услышать, как ядро падает тебе на голову. В такой буран Иштван сообразил, что ункерлантцы обстреливают его отделение, только когда первый снаряд разорвался на тропе — и то ветер унес грохот, а тяжелый мягкий снег, куда угодило ядро, погасил отчасти волну сырой магии и поглотил слепящую вспышку разрыва.
Прежде чем лопнуло второе ядро, Иштван уже лежал на брюхе, зарывшись в сугроб, и торопливо отползал к ближайшей груде камней.
— Занимаем позицию! — крикнул он своим подчиненным. — Козолюбы ункерлантские на нас попрут, как только врежут ядрометами!
Он не знал, многие ли услышат его — так гремели ядра и завывал буран. Но волновался сержант меньше, чем если бы ему пришлось командовать отделением зеленых новобранцев. Его солдаты все побывали в бою и не нуждались, чтобы командир думал за них. Некоторые — вроде Куна — даже обижались.
— Хох-хох-хох! — сквозь бурю, сквозь гром разрывов доносился ункерлантский боевой клич. Иштван оскалился. Вот теперь он начал тревожиться: судя по всему, противники превосходили дьёндьёшцев числом. Их хриплые злые вопли становились все громче.
— Вон они! — заорал Иштван.
Он выпалил в первую сланцево-серую фигуру, прорвавшую белесое кружево снегопада. Зашипел луч, и солдат выругался про себя: каждая снежинка, что превратится в пар от прикосновения луча, ослабляет его убойную силу, а снежинок в воздухе кружило бесчисленное множество. Ункерлантец упал. Ранен, заключил Иштван, но не убит.
Вражеский луч пропахал борозду в снегу рядом с Иштваном, и тот напомнил себе, что нужно вовремя перекатываться, менять позицию, а не сидеть в снегу здоровенной мишенью. Попутно он проверил, легко ли выходит из ножен кортик: жезлы в снегопад были почти бесполезны, и дело, скорей всего, дойдет до рукопашной.
А еще, перекатываясь в снегу, Иштван покрылся белой коркой по самые уши, и длинный овчинный
