И мы, заслышав стон и скрежет,Ступаем на Орфеев путь,И наш напев, как солнце, нежитИх остывающую грудь.Былых волнений воскреситель,Несет теням любой из насВ их безутешную обительСвой упоительный рассказ.В беззвездном сумраке Эреба,Вокруг певца сплетясь тесней,Родное вспоминает небоХор воздыхающих теней.Но горе! мы порой дерзаемВсе то в напевы лир влагать,Чем собственный наш век терзаем,На чем легла его печать.И тени слушают недвижно,Подняв углы высоких плеч,И мертвым предкам непостижна,Потомков суетная речь.Конец 1912* * *Жеманницы былых годов,Читательницы Ричардсона!Я посетил ваш ветхий кров,Взглянул с высокого балконаНа дальние луга, на лес,И сладко было мне сознанье,Что мир ваш навсегда исчезИ с ним его очарованье.Что больше нет в саду цветов,В гостиной — нот на клавесине,И вечных вздохов стариковО матушке-Екатерине.Рукой не прикоснулся яК томам библиотеки пыльной,Но радостен был для меняИх запах, затхлый и могильный.Я думал: в грустном сём краюУже полвека всё пустует.О, пусть отныне жизнь моюОдно грядущее волнует!Блажен, кто средь разбитых урн,На невозделанной куртине,Прославит твой полет, Сатурн,Сквозь многозвездные пустыни!Конец 1912
Лары
Когда впервые смутным очертаньемВозникли вдалеке верхи родимых гор, Когда ручей знакомым лепетаньем Мне ранил сердце — руки я простер, Закрыл глаза и слушал, потрясенный,Далекий топот стад и вольный клект орла,И мнилось — внятны мне, там, в синеве бездонной,Удары мощные упругого крыла. Как яростно палило солнце плечи! Как сладостно звучали из лугов Вы, жизни прежней милые предтечи,Свирели стройные соседних пастухов!И так до вечера, в волненье одиноком, Склонив лицо, я слушал шум земной,Когда ж открыл глаза — торжественным потоком Созвездия катились надо мной.Май 1911