родственники доктора с утра до вечера готовили лекарства. На огне, который по традиции разжигали и поддерживали исключительно дровами, дымились бронзовые котлы, и в каждом кипел свой целебный отвар. Сидя на земле, человек десять женщин и мужчин измельчали травы, смешивали их, процеживали масло или, повторяя мантры, скатывали в шарики смеси, которые перед этим подсушивали на солнце. Стены «кухни» лоснились от копоти, но в воздухе стоял аромат трав, который уже сам по себе казался целебным.
– Так оно и есть, – сказал Махадеван, водя меня по своему маленькому владению. – Те, кто работают здесь, никогда не болеют, даже не простужаются.
Побыть бы мне на этой кухне! Может, прошел бы застарелый аллергический синусит, который снова донимал меня вот уже несколько недель. Из носа текло, глаза слезились, я чихал и мучился головной болью.
На улице перед клиникой стоял лоток, где готовили чай для пациентов, ожидавших приема. Побывавшие у врача, довольные, с флакончиками и бумажными пакетиками с порошками и таблетками, ждали автобуса, чтобы ехать домой.
Если бы не пара уличных фонарей, которые редко когда включались, не автобус и не маленький генератор, от которого работал вентилятор в комнатке, где Махадеван принимал больных под картиной, изображающей бога аюрведы, и черно-белой фотографией основателя клиники, дедушки нашего доктора, можно было подумать, что ты попал на одну из старинных открыток тона сепии. Никогда еще я не видел такой настоящей, бесхитростной и нетронутой Индии. Да и доктор был личностью примечательной: высокий, худой, светлокожий, с черными густыми волосами и лицом истинно верующего человека. Ему было всего тридцать пять, но в каждом движении сквозила уверенность, казалось, он знает решение всех проблем.
– Я знаю священные книги, и в них говорится, как поступать в каждой ситуации. Для каждого пациента я выбираю индивидуальное лечение, хоть и не всегда представляю, как оно действует, – ответил доктор, когда я спросил, случаются ли у него сомнения. – Только сразу уточним, я не лечу, а забочусь о пациенте. Целитель – в каждом человеке свой, и прежде всего, это он, – добавил врач, указывая на бога аюрведы, благосклонно взирающего на нас из позолоченной рамки.
Первые два дня я с утра до вечера просиживал в приемной. Устроившись в углу, я наблюдал за Махадеваном, пока тот занимался пациентами. Некоторым он уделял всего несколько минут, другим – много больше, но у каждого оставалось убеждение, что для доктора в этот момент нет на свете человека важнее и интереснее, чем он. У всех после нескольких вопросов он щупал пульс. «У женщин на левой руке, у мужчин – на правой», – пояснил он. Потом сосредоточенно замирал, склонив голову и закрыв глаза; казалось, он медитирует. «Если мне удастся хорошо сосредоточиться, измеряя пульс, я прочувствую все тело пациента и смогу многое о нем рассказать», – добавил он.
Многие пациенты изумлялись, когда после этой процедуры он сам говорил об их ощущениях, о симптомах, которые у них наблюдались и о которых они сами не сумели рассказать. Для каждого у него находились улыбка, совет… и лекарство, которое он брал из аптеки рядом с кухней.
Клиника была известна во всей округе, и люди прибывали отовсюду, нередко издалека. Две женщины сказали, что они добирались сюда девять часов в автобусе, чтобы увидеться с Махадеваном. Случаи попадались самые разнообразные. За один только день я увидел помимо всех прочих женщину с огромной щитовидкой, другую женщину с проблемами менструального цикла и еще одну, совсем пожилую, с подозрением на опухоль в желудке. Видел мужчину, который рассказал, что стал импотентом после операции в казенном госпитале, и юношу, который пришел показать доктору, как заживает нога, на которой чуть не началась гангрена из-за множества стеклянных осколков после дорожной аварии. Видел диабетика, старика с последствиями инфаркта, гипертоника с чудовищно высоким давлением и двух больных псориазом.
В паузах между пациентами я задавал вопросы, а Махадеван отвечал. Правда, он сказал, что так, на ходу, я вряд ли смогу понять суть его науки. Его очень беспокоило, что у меня составится о ней превратное впечатление, поэтому в первый же день после приема он не пожалел времени и прочитал настоящую лекцию, так сказать, «введение в аюрведу». Я делал записи.
– Аюрведа вовсе не альтернативная медицина, она не конкурирует с западной. Это просто другая медицина, основанная на другой философии с другим видением мира и самой жизни, – начал он.
Махадеван знал, что я недавно провел три месяца со Свами и что это индийское видение «мира и самой жизни» больше не было мне чуждо. Но, как бы то ни было, он решил повторить основные положения.
– Прежде всего, мы убеждены, что мир чувств не единственная реальность, а наши чувства не единственное орудие познания. Для нас орудием познания являются «шастра» – священные книги, оставленные нам «риши». И «шастра» доказывают единство всего, что нам представляется разрозненным. Когда мы смотрим на мир, у нас возникает впечатление, что он составлен из разнородных частей. Мы и себя считаем подобными частями, но истина в том, что Вселенная цельная, единая и независимая, а не сумма каких-то деталей. Конечно, часть есть отражение целого, но нелепо полагать, что реальность можно свести к ее составляющим.
На языке медицины это означает, что я, вы и вообще все живые существа, человеческие и не только, суть маленькие миры, входящие в одну большую Вселенную. Мы – микрокосмы, неотделимые от макрокосмоса, мы подвергаемся тем же влияниям, что и он, живем по тем же вселенским законам. Аюрведа, как наука о жизни, видит человека целиком, а не в виде совокупности частей и утверждает, что поддержание здоровья не может осуществляться независимо от социального и духовного окружения, вне космических связей.
Этот подход, который вы, западные люди, сейчас называете «холистическим», противоположен подходу так называемой современной медицины, рассматривающей болезнь как сбой в работе отдельного механизма, из которых состоит человек.
Конечно, можно сопоставлять аюрведу и западную медицину, их разные подходы к лечению, но вскоре нам придется остановиться. Мы полагаем, невозможно разрешить человеческие проблемы с помощью вашей науки.
Я знаю, что и ваша наука признает необъяснимость некоторых явлений, не видя их причин. Мы же утверждаем, что эта неведомая причина – карма. Карму не увидишь, вооружившись микроскопом, поэтому вы, западные люди, ее не признаете, но достаточно вооружиться мудростью, чтобы отчетливо увидеть ее.
Возьмем хотя бы проблему болезни. Почему болезнь нанесла удар вам, а не кому-то другому? Сейчас ваша наука объясняет все генетической предрасположенностью, и в этом есть своя правда. Но я спрошу, что за причина различий между генами? Мы не знаем, а если бы узнали, возник бы новый вопрос: в чем причина той причины, потом «причина причины причины» и так до бесконечности. Но в чем же тогда первопричина? А вот «риши» поняли – первопричина в карме.
Итак: там, где традиционная медицина в бессилии останавливается, начинается аюрведа. Современная медицина начинается и заканчивается на физическом теле; аюрведа идет дальше, потому что я и вы – нечто большее, чем просто тела. Мы – это наше сознание, наше «я», мы наделены душой и, главное, кармой.
Я слушал Махадевана с удовольствием. Он будто отвечал на мои мысли, и мне порой казалось, что мы с ним в Нью-Йорке и я делюсь сомнениями и раздумьями о лечении в Онкологическом центре. Он производил впечатление человека, знающего ответы на все вопросы, которыми я в свое время досаждал «ремонтникам». Но было ли это так? Какая-то часть души радовалась тому, что ее понимают, а другая, по обыкновению, скептически хмыкала: ладно, «риши» много чего знали о человеческой природе, но как все это воплотить в лекарство, более действенное, чем «химия» с ее светящейся жидкостью? В столь же мощное, но менее убийственное, чем облучение? Ведь, как бы то ни было, все, что «ремонтники» творили со мной, было результатом длительных исследований, большого труда, проверки на практике.
– И я восхищаюсь некоторыми сторонами западной медицины, – ответил Махадеван, когда я поделился этими соображениями, – и я, как любой западный врач, учусь на практике, но при этом все глубже и глубже осознаю, насколько же «риши» были правы, как они все точно увидели. Иногда меня просто поражает великая сила предвидения, заключенная в «шастра», и я счастлив, что могу обращаться к этим текстам, чтить их. Подумать только, ведь «риши» удалось угадать наследственную природу некоторых заболеваний,
