берцы, свитер на голое тело, волосы перехвачены банданой, лицо в грязи и рюкзак на одной лямке… То ли воин Аллаха, то ли бомж с соседней помойки. Нет, даже если какой-нибудь отчаянный водила не испугается ее вида, то побрезгует запахом. Так что такси тоже можно исключить. Что еще? Трамвай? Маршрутка? Кошка ничего не имела против общественного транспорта, но он, похоже, ночью не ходил. Комендантский час, мать его… При всем богатстве выбора иной альтернативы не было – только топать эти километры пешкодралом, стараясь не влипнуть в историю. К утру, возможно, доберется.
И тут подал голос мобильник. Высветившийся номер ей ни о чем не говорил. Но Кошка все же решилась ответить.
– Да?
– Лера? Кошка, ты? – к своему безмерному удивлению она узнала голос старого приятеля.
– Никодим, ты?
– Я-я. Я свою трубу потерял… вот одолжил тут…
– Ну ты Настырный, – с теплотой в голосе ответила Кошка.
– Просто хотел узнать, как ты? – объяснил свой звонок Никодим. – Надеюсь, я не слишком поздно? Или не слишком рано? Ты ведь ночной зверь.
– А ты разве не на французской Ривьере? – хмыкнула Лера, представив себе Никодима, высокого, стильно одетого и с этакой фирменной улыбочкой «Прошу любить и жаловать таким, какой есть, лучше все равно не бывает».
Девушка невольно улыбнулась. При первом знакомстве Никодим производил впечатление жизнелюбивого раздолбая, но на самом деле был выдержанным, как французский коньяк, и надежным, как швейцарский банк. Что он и доказал, не забыв о девушке и позвонив в самый нужный момент.
– Увы, сейчас не до Ривьеры. Я в Питере.
– А мне нужно добраться до Пулково, – без обиняков сказала Лера, отложив реверансы до более подходящих времен.
– Аэропорт закрыт, – напомнил Никодим.
– Это рядом. И очень важно.
– Вопрос жизни и смерти? – фыркнул Никодим.
– Ну, где-то в эту сторону, – уклончиво сказала Лера. – Так ты поможешь? Ты вообще где?
– Ты удивишься, но примерно в нужном тебе районе, – сказал Никодим, и по его голосу Лера поняла, что он чем-то очень озабочен, если не сказать встревожен. – Мы в бизнес-центре на Внуковской, и, как бы это сказать, слегка заняты.
– Опаньки, – Лера аж присвистнула, – умеешь выбрать время и место для вечеринки, уважаю!
– А я вообще везучий, – отозвался Никодим, – так что приехать за тобой не смогу. Сам вот тебе позвонил на всякий случай. Если честно, думал, может, ты бы меня выручила транспортом. Но вижу дело швах. – Он немного помолчал. – Однако у меня есть идея. Ты где вообще ошиваешься?
Лера вздохнула и, в который раз за вечер, подробно обрисовала место своего пребывания.
– О'кей, – сказал приятель. – Залезь в какую-нибудь узкую щель и не отсвечивай. Я попробую еще одному знакомцу дозвониться. У него пока глухо, но ты жди.
– Жду.
Совет – забиться в щель поглубже – Лера поняла буквально и, оперативно вскрыв первый попавшийся люк, защемилась туда, задвинула крышку и устроилась внутри, как радистка Кэт. Только вместо двух младенцев у нее был внушительный рюкзак, а поверху шарились не гестаповцы, а менты, которых, с переименованием милиции в полицию, наверное, теперь следовало называть понтами. Изредка поглядывая на экран мобильника, чтобы отметить время, Лера занялась письмами.
…Читать чужую корреспонденцию нехорошо. Но ОЧЕНЬ интересно. Стоит начать с того, что неведомая Л. Н. Н. оказалась не какой-то Ларисой, Лидией и Людмилой – а Линой. Линой Николаевной Царевой. Понятно, что с такой фамилией ей в обществе рабочих и крестьян в скором времени светила большая и светлая Колыма, и это в лучшем случае. Так что она, выйдя замуж, поспешила сменить ее на «Никодимовскую». Хотя от Колымы это ее не спасло. Уже в конце тридцатых, на излете репрессий, ее супруг, профессор Илья Михайлович Никодимовский, за шпионаж в пользу Англии получил «десять лет без права переписки», что означало – расстрел. Самой Лине впаяли семнадцать лет лагерей неизвестно за что – ответа на этот вопрос письма не давали. «Жена врага народа», какой еще тут может быть ответ? А дети… Были у них дети, или не успели? Да нет, все в порядке, дети были, двое. Мальчик и девочка. Позвольте, а куда же они в таком случае делись? Переписка ответа не давала, видимо, осужденная Лина Никодимовская и ее корреспонденты и сами не знали, что случилось с детьми. Но, следуя логике, их должны были определить в детский дом.
Снова тихонько тяфкнул мобильник. На мониторе определился номер, с которого звонил Никодим.
– На связи.
– Еще ждешь? – спросил Настырный.
– А куда я денусь.
– Хорошо устроилась?
– Надежно. Держу оборону по кругу.
– Молодец! Теперь слушай – примерно через полчаса подъедет мой старый друг на синем «Опеле- Вектра». Номерной знак сто тринадцать.
– Счастливый, – прокомментировала повеселевшая девушка.
– Только имей в виду, он бывший армеец, старшина запаса. Опыт горячих точек и прочее… Так что при нем даже не пытайся демонстрировать свои любительские познания в ку-до или еще какой-нибудь джиу- джинсе. Он очень не любит, когда баба геройствует. Сядешь на заднее сиденье и прикинешься запасной канистрой для бензина, поняла? Стас тебя доставит в лучшем виде.
Поняла, чего тут не понять. Мужской шовинизм в полный рост. Впрочем, после такого похода Лера против него совсем не возражала. Лучше шовинист с машиной, чем феминистка не только без колес, но и в данный момент без задних ног.
– Хорошо, я жду.
Связь прервалась, и Лера вновь погрузилась в записи и в собственные мысли. Отчего-то ей не давала покоя фамилия Никодимовский… Она спрятала письма и достала толстую тетрадь – журнал экспериментов по проекту «ВВВ». Внизу, более мелко было написано: «Лаборатория профессора Никодимовского И. М.». Лера чуть не присвистнула от сделанного вывода, который она произвела, открыв первую страницу. В датировке первых экспериментов четко значилось 21 мая 1941 года. А из этого следовало, что профессор, он же муж Лины Никодимовской, вовсе не сгинул на лесоповалах необъятной Сибири, а вполне здравствовал и даже занимался научными изысканиями.
– Мда… – тихо протянула девушка, припоминая, что письма от жены профессора прерывались как раз маем сорок первого. – Значит, ее уже не было, а он… интересно знал ли он?
Лера лихорадочно листала журнал, жадно поглощая информацию – буквы, цифры, формулы…
– Удачный эксперимент… сорок мышей погибло за сутки. У девяти наблюдались симптомы агрессии. Каннибализм… – бормотала она себе под нос, – тоже мне удивили. Мыши жрут друг друга – только в путь… Тринадцатого июля сорок первого… Из ста инфицированных крыс умерло только одиннадцать. Симптомов агрессии не наблюдалось. Шестнадцатого августа из двенадцати «П»… Что такое «П»?
Она на секунду задумалась, но глаза сами нашли ответ в тексте.
– …только у троих наблюдалось ярко выраженная агрессия, спустя шести часов после принудительного заражения. Доза пятнадцать процентов от расчетной нормы… Покраснение белков… пигментация кожного покрова… Однако у одного «П» под номером одиннадцать не было зафиксировано признаков заражения… Оставлен под наблюдение…
Девушку пронзила легкая дрожь. Мозг, мгновенно переварив информацию, пришел в восторг от почти раскрытой тайны. Лера была уверена, что этот журнал – ключ к творившемуся сейчас в городе.
Она быстро взглянула на монитор телефона – время еще было. Да и батарейки в пецле пока работали, и она снова погрузилась в историю.
– Двенадцатого сентября готовность всей партии «ВВВ», – подвела итог Лера.
Дальше шли чистые страницы. Больше ни слова, ни цифры, ничего!
– Вот так всегда, на самом интересном месте.
