отправили многие египетские униремы, осмелившиеся добраться до их факторий! Хананеи Адена живы лишь потому, что не посягают на индийские и ливийские торговые владения сабеев. Жаль, что пришлось повздорить с сабеями. Чтобы их гонец не опередил нас, будем грести день и ночь. Египетский флот отстал. Помощи ждать неоткуда. Поэтому в сабейских портах быть осторожными в словах и делах. Передайте всем: кто нарушит мой приказ — поплатится головой.
Этой же ночью финикийская флотилия покинула гавань.
37. Пунт
Давно позади Счастливая Аравия, Красное море, Блаженный остров. Да, именно в те времена Аравию стали называть Счастливой. Аден держал в кулаке всю торговлю с Индией. Знаменитая Дорога благовоний начиналась в Адене и тянулась через весь Аравийский полуостров, через Палестину, Сирию, снабжая все Средиземноморье ароматическими продуктами и пряностями тропиков. Ливийские рабы, золото, носорожья и слоновая кость, жемчуг с Бахрейнских островов, хлопок-сырец, ткани, корица, перец, чай, драгоценные камни из Индии и Цейлона — вот что сделало Аравию землей купеческого счастья. Но кроме товаров экзотических далей Южная Аравия имела и свои знаменитые на весь мир товары: ладан, мирру, алоэ.
Итак, оживленный мир позади. Позади бурунный мыс Гвардафуй, мыс Пряностей древних. На третий месяц пути финикияне вошли в удобную гавань с небольшой африканской деревушкой на пологом берегу. Волею египетских купцов деревушка стала столицей Пунта.
Пунт! Таинственная страна, воплощение богатства и экзотики, как она представлялась жителям Средиземноморья. Страна, в которую фараоны не желали пускать ни финикиян, ни греков, ни арабов.
Пунт давал египтянам драгоценную кость, золото, красное и черное дерево, рабов, но самым желанным для египтян товаром была мирра, небольшие невзрачные деревца, в обилии встречающиеся в глубине страны.
Фараон запретил Альбатросу вести с пунтийцами какую бы то ни было торговлю (Пунт — для египтян!). Поэтому хананеи, не обращая внимания на толпу чернокожих торговцев, тащивших из деревни слоновые бивни, корзины с плодами, прирученных обезьян и гепардов, занялись хозяйственными делами: ремонтом кораблей, заменой износившегося такелажа. Кормчие выделили самых искусных стрелков для заготовки свежего мяса. С ними двинулись в глубь побережья знатоки древесных пород: предстояло делать много новых весел взамен обломавшихся и для запаса, ведь по рассказам сабеев из Ливии все берега на юг от Пунта усеяны непроходимыми рифами.
Астарт и еще несколько человек соскребали ножами плотный слой водорослей и ракушек с днища корабля. Эред и Фага варили в котлах на кострах месиво из китового жира, чтобы обмазать подводную часть корабля лучшее средство против древесного червя. Кормчие во главе с Альбатросом столпились под самой тенистой пальмой. Ожидался выход местного царя.
Под гром туземных барабанов и пронзительный свист тростниковых флейт из селения вышла нестройная толпа пунтийцев. Царь Пунта Кукумахох Двадцать Девятый, сутулый, обрюзгший негр, весь в браслетах и ожерельях, привычно восседал на спине любимого министра и улыбался в ожидании подарков. Причем зубы его были выкрашены в ярко-красный цвет, поэтому монарх поразительно напоминал базарного пророка-хананея, потерявшего в битвах за истину и зубы и разум. Царственную голову украшал квадратный парик, вышедший из моды в Египте четыре столетия назад. Царя окружала компания престарелых министров, а также тучных женщин с вымазанными желтой охрой ногами, что указывало на их принадлежность к гарему. В хвосте процессии задыхались от пыли и усердия десятка два музыкантов, они же личная гвардия царя и еще что-то, тоже очень личное.
Матрос по прозвищу Болтун знал с десяток слов на местном языке, поэтому Альбатрос послал его с подарками навстречу царю. Не успел Болтун и слова сказать в качестве приветствия, как царь, министры и гарем набросились на него. Завязалась драка. Довольно помятый матрос выбрался из свалки и присел в тени под пальмой. В воздухе мелькали травяные юбки и барабаны.
Наконец тяжелодышащая элита расползлась в разные стороны. Кукумахох Двадцать Девятый, очень довольный, взобрался на любимого министра и удалился в свой дворец, похожий на перевернутую корзину для овощей. Царю досталась нитка стеклянных бус взамен дюжины оплеух и полуоторванного уха.
К вечеру вернулись охотники, увешанные тушками цесарок. Мекал подстрелил небольшую антилопу, а матросы триремы — рослого красавца жирафа.
— Анад исчез! — объявил Мекал своему кормчему.
Астарт и Мекал отправились на розыски охотника. Заодно Агенор попросил их присмотреть глыбу для якоря. Прежний был легок для океанской прибойной волны.
Лес Пунта — это совсем не то, что рисует воображение при мысли о тропиках. Здесь преобладали низкорослые искривленные деревья, опутанные сохнущими лианами, да целые массивы невзрачного колючего кустарника. И еще повсюду во множестве голые молочаи, истинные владыки скалистого рельефа. Их мясистые отростки-ветви тянулись к небу десятками канделябров с увесистыми «свечами».
Один только вид древесных молочаев внушал мореходам мысль о необычности этой земли. Пронзительно стрекотали кузнечики. Где-то мелодично ворковало сразу несколько горлиц.
Неожиданно Мекал натянул тетиву лука. Стрела чиркнула по камню, выбив искру и подняв облако пыли. Астарт разглядел толстого варана, удирающего с шипением под скалу.
— Грелся на солнце, — сказал юноша, накладывая на тетиву новую стрелу.
— Отыщем Анада, вернемся сюда и вытащим его за хвост. — Астарт взобрался на скалу и установил на ее верхушке круглый камень для отметки. — Фага рассказывал: такие блюда он делал из варанов, что все, кто отведал и не умер от обжорства, лучшими его друзьями стали.
Мекал походил на девушку тонким станом и нежным лицом. 'Совсем как юноша из легенды', — подумал Астарт.
— Твою невесту случайно не Шане зовут? — спросил он.
Мекал заулыбался.
— Шане. Но другие ее зовут совсем по-другому.
— Ты и в матросы пошел, как тот Мекал из сказки, чтобы стать пиратом?
— Астарт, ты провидец.
Астарт улыбнулся.
— Пират Мекал, владыка морей, защитник обиженных и судья для всех неправых.
— И еще мститель.
— Но что тебе сделал мир в твои-то годы? Кому мстить?
— Астарт, правда, что ты убил жреца в Тире?
— Правда. Но пока все считают, что того Астарта покарали боги, кары людей будут дремать. Понятно?
Мекал с восхищением смотрел на товарища.
— Но почему ты не пират?
— Такие пираты, как Мекал из легенды, всего лишь легенда. Невозможно быть пиратом и человеком одновременно. Даже святой отшельник на пиратском корабле начинает мечтать о власти и богатстве. Мстить своим обидчикам надо. Древний закон Ханаана, гласит: 'Умирая, убей того, кто тебя убил'. Но связать жизнь с разбоем — значит погубить эту жизнь.
— Я так мечтал…
— Как ты попал к адону Агенору?
— Отец утонул в шторм. Его кормчий, Медуза, продал в рабство за долги всю нашу семью. Мать умерла: наступила на ядовитую рыбу, когда собирала для хозяина моллюсков. Сестра осталась наложницей-рабыней у Медузы в доме. А меня выкупил адон Агенор и дал вольную. Он хотел и сестру выкупить, Медуза не согласился, даже госпожа Меред его уговаривала.
— У матери кто был хозяином?
— Альбатрос.
Обогнув стороной непроходимые заросли низкорослых пальм, Астарт и Мекал остановились на краю каменистого обрыва, на дне которого блестело чистое зеркало небольшого водоема, несколько быстроногих антилоп испуганно шарахнулись прочь, хананеи не успели даже разглядеть их.
— Вот примерно здесь Анад отстал от нас.
Они несколько раз крикнули в надежде, что исчезнувший отзовется. В ответ — лишь стрекот саранчи да шорох ящериц в камнях.
И тут они увидели трех финикийцев, с треском продирающихся из зарослей низкорослых пальм. Один из них и был горе-охотник. На лице Анада — ни кровинки, это было заметно, несмотря на красноморский плотный загар.
— Вот саданул кто-то, — он показал Мекалу, затем Астарту большую шишку на голове. — Потом затащили в заросли. А там термитов!..
— Ну и шутники у Агенора! — расхохотался кормчий Скорпион. — Хвали богов, парень, что мы оказались рядом и небо снабдило наши уши чуткостью. Слышим, кто-то ворочается, ну, думаем, зверюга вроде носорога…
— И не ворочался я.
— …а подошли — Анад-охотник! Вот потеха! Правда, Нос?
— Правда, — сказал мореход из экипажа Скорпиона и вымученно рассмеялся.
Все было подозрительно: бегающие глазки старого брюзги Скорпиона, натянутая веселость его спутника.
— Били камнем, завернутым в толстую ткань, — произнес Астарт, разглядывая шишку, — иначе бы череп треснул до самой шеи.
Нос и Скорпион украдкой переглянулись.
— Эй, парень, проводи дружка к лагерю, — в тоне Скорпиона не было просьбы, то были слова кормчего, привыкшего повелевать.
— Я сам могу дойти! — возмутился Анад. Однако видно было, чувствует себя неважно: был бледен и шагал неуверенно.
— А вдруг тебя опять кто-нибудь в кустиках пощекочет? — И Нос взорвался бурным клокочущим смехом.
Мекал повел Анада к лагерю, а Скорпион попросил Астарта помочь им перетащить к кораблям тушу убитой антилопы. Хотя Астарту было не по себе, отказать он им не мог: иначе его бы заподозрили в трусости.
Шли довольно долго. Наконец остановились. Со всех сторон надвинулись несуразные уродливые лапы молочаев. Засохшее дерево распростерло к небу мертвые ветви.
— Вот, — сказал Скорпион, и Астарт увидел невдалеке полуразложившиеся останки животного и с десяток голошеих грифов, восседающих вокруг на камнях.
Тирянин не успел отпрыгнуть. Нос распластался, обхватив его ноги, и Скорпион сильным ударом в живот лишил его способности передвигаться.
Когда Астарт опомнился от боли, Нос сдирал с него одежду, а Скорпион рвал ее в клочья и брезгливо вталкивал мечом в растерзанную груду полусъеденного хищниками трупа.
Астарта крепко, до боли в конечностях привязали к засохшему дереву.
Нос нагрузился останками трупа с налипшими клочьями материи. Скорпион старательно заткнул кляпом рот Астарту. Шаги их и шорох кустов постепенно стихли.
Заходящее солнце отбрасывало длинные четкие тени. Канделябры молочаев тянулись в синеву. Огромный геккон с остекленевшими глазами смотрел с вершины бесформенного валуна на связанного, беспомощного человека. Ящерицы помельче легкомысленно сновали по отвесной стороне камня. Несколько сереньких с коричневым оттенком горлиц перепорхнули
