— Какой там дефицит, на колбасу еле хватает! — буркнул кто-то.
Я с сочувствием посмотрел на курносую и решил, что выездную автолавку я организую ей буквально на следующей неделе. Только без всяких мамок. Пусть лучше прихватит пару подружек в том же формате.
Забастовщики между тем продолжали изливать свои обиды.
— В школе отопления нет, детишки в пальто за партами сидят, то и дело простужаются!
— Все нянечки и воспитательницы из детского сада уволились, в Уральск уехали на заработки, здесь им жить не на что. А нам детей девать некуда, хоть на работу с собой бери.
— А производственный травматизм? — визгливым, как пила, голосом прорезал общий хор старичок- бюрократ. — Ведь он постоянно увеличивается. Только в прошлом году четыре человека попали в больницы из-за аварий! И десятки случаев остались незафиксированными. Я каждый квартал в Уральск отчеты отсылаю, а их никто не читает! — Он негодующе запыхтел.
Рыжий здоровяк доел сушки, поискал вокруг себя что-нибудь съестное, не обнаружил и очнулся.
— Да взять хотя бы День семьи! — бесцеремонно прервал он старичка, двинув его плечом так, что тот едва не слетел со стула. — Где он сейчас?
— Какой день семьи? — растерялся Карпов.
— День семьи! — стоял на своем здоровяк. — Каждый год весь поселок в клубе собирался, соревнования устраивали. Я с сыновьями приходил, трое у меня. По гирям всегда первое место занимал и еще по канату. Перетягивали его, помнишь? А теперь мне на чьем примере парней воспитывать? На Ишуткина, что ли?
Он явно не хотел воспитывать своих детей на примере Ишуткина, и я его понимал. Это наивное выступление в другое время вызвало бы улыбку, но сейчас нам было не до смеха. Виктор поначалу еще что-то возражал, но его слова тонули в шквале упреков. Осознав тщету своих усилий, он выразительно обхватил руками голову и сидел, ожидая, пока его противники выдохнутся. Он был похож на боксера, зажатого в углу в ближнем бою.
— Тише, тише! — старалась перекричать других Людмила Серафимовна. — Давайте по очереди! Я требую слова!
— Пусть Людмила Серафимовна скажет! — подняла голос Рогова.
Забастовщики постепенно затихли.
— Нельзя наш клуб закрывать, Виктор Эдуардович! — негодующе всплеснула директриса пухлыми маленькими ручками. — Это бесчеловечно! У нас же нет ни театров, ни музеев. Единственная библиотека — и та здесь, в клубе. Вы же отлично понимаете, Виктор Эдуардович, что только наличие культуры отличает человека от животного! Как же наши дети расти будут? Ведь они сюда каждый день приходят. Вы о детях подумайте, пожалуйста!
Она сделала паузу, ожидая его реакции. Виктор не ответил.
— Ему-то что?! — встрял Ишуткин. — В гробу он наших детей видел. У него самого дети, поди, за бугром живут.
— Что ты вечно за всех распрягаешься? — осадил его здоровяк. — Дай другим людям тоже высказаться.
— Неужели вы только из-за выгоды на такой шаг пошли, Виктор Эдуардович? — продолжала пытать Виктора старушка. — Да ведь и выгода тут при ваших доходах — смешная, вы и разницы не почувствуете. Разве нет? — она опять попыталась заглянуть в глаза Виктору. — Существует же в вашей жизни что-то выше выгоды?
— Откуда? — опять не утерпел Ишуткин. — У него одни доллары на уме!
— Да заткнешься ты или нет?! — вскипел Карпов.
Виктор машинально повертел в руке пустую чашку.
— Закрывать клуб никто не собирался, — проговорил он твердо. — Это какое-то недоразумение. Я готов все объяснить, только прежде хочу выслушать все претензии, а потом уж на них отвечу.
— Если будет что отвечать, — скептически заметила Рогова.
Виктору необходимо было выиграть время, чтобы оценить масштабы противостояния и что-то придумать в ответ. Рогова это, кажется, понимала. Людмила Серафимовна не отличалась проницательностью, но инстинктивно ему не доверяла. Старушка покивала головой, словно ее худшие опасения подтверждались.
— Я думаю, вы зла нам не желаете, — грустно заключила она. — Вы, вероятно, просто воспитаны иначе и принадлежите к той новой формации, которая считает, что главное в жизни — набить карманы. Пока мы помогали вам зарабатывать, вы о нас не думали и не вспоминали. А как только пришлось выбирать между нашими детьми и вашими деньгами, вы детишек готовы уничтожить. Вы извините меня за резкость — я против вас лично ничего не имею, я всю эту новую формацию не могу воспринять, — она поморгала круглыми подслеповатыми глазами и завершила с трогательной отвагой: — Я бороться с ней буду. И с вами бороться, Виктор Эдуардович!
Рогова посмотрела на нее и еле заметно улыбнулась — как мать ребенку. Ишуткин рывком подался к Виктору.
— Короче, я тебе по-простому все вылеплю, — угрожающе пообещал он. — В цвет. Людмила Серафимовна, божий одуванчик, тебе, значит, по-научному объясняла. А я — как есть.
— Валяй, — заранее скучая, подбодрил его Виктор. — Только давай выпьем сначала. Раз уж у нас такой разговор пошел.
Не дожидаясь согласия Ишуткина, Виктор наполнил чашки. Они оба торопливо махнули водку и разом выдохнули.
— Ты откуда вообще такой взялся? — с места в карьер начал Ишуткин. — Вот я всю жизнь нефтяником работаю. Все это объединение на моих глазах и начиналось. Это наша была компания. Государственная. И государство об нас заботилось. Зарплаты с коэффициентом нам платило, всякое такое. А ты вылез, как из-под земли, и все захапал! — Ишуткин заводился все больше. — По какому праву? Ты же в нефти ничего не рубишь! Бензин от сырца не отличишь. Ты раньше на рынке чем попало торговал, так я слышал. Да в чем ты вообще понимаешь? Только в одном: как украсть! И украл! — не выдержав, Ишуткин вскочил, но тут же снова сел. — И стал ты мой хозяин, а я должен на тебя батрачить. А ты за это будешь надо мною измываться. Надбавки ты мне срезал, деньги, мною заработанные, хочешь — выдашь, а хочешь — нет. Сбережения, какие у меня были, — все пропали. Я нынче машину продаю, не на что мне ее содержать стало. Может, ты купишь? Тебе же все подряд надо! — он с ожесточением обрушил кулак на стол. Посуда подпрыгнула и зазвенела. — Ты чего добиваешься? Чтоб мы здесь сдохли все? Да сдохнем, сдохнем! Только тебе-то от этого какая прибыль?!
Последнюю фразу он выкрикнул прямо в лицо Виктору.
Вокруг стояла леденящая тишина. Виктор смотрел на Ишуткина молча, с напряженной улыбкой на губах, не зная, что ответить. Пора было что-то предпринимать.
— Ты полагаешь, это он все подстроил? — задумчиво спросил я Ишуткина.
— Ты о чем?— непонимающе уставился он на меня. Он все еще пребывал в разоблачительном угаре.
— Ну, все несчастья, что вы тут хором перечисляли, — пояснил я. — Курорты позакрывал, детские сады, надбавки, больницы.
До сих пор я практически не принимал участия в разговоре, и сейчас все повернулись ко мне.
— А кто же? — без тени сомнения выдохнул Ишуткин. — Он да Храповицкий. Да еще третий у них есть, фамилию его я запамятовал.
— Шишкин, — подсказал старичок. — Шишкин Василий. У меня тут даже год рождения его записан, — и он принялся рыться в своем портфеле.
— Вот они втроем за все и отвечать должны! — припечатал Ишуткин.
— Японские шпионы, — предположил я. — Или американские.
— При чем тут шпионы? — спросил здоровяк.
— Уж больно много они наворотили, — пояснил я. — И цены на нефть уронили, и экономику страны
