Тень Орла

Двое, сидевшие перед мешочком на коленях, поглядели друг на друга. В глазах Танкара приятель прочел смертельное разочарование. Шамир хитро улыбнулся.

– Погоди. А почему она до сих пор цукат не съела? – сообразил Танкар.

– Тира, – позвал хозяин, – поди сюда, девочка.

С некоторым трепетом Танкар наблюдал, как его друг бесстрашно засунул палец в пасть зверька, полную тонких, белых и необыкновенно острых зубов. Но Шамир никакого беспокойства не испытывал, да и мартышка тоже. Видно, подобное было у этой парочки в порядке вещей. Тира издала короткий, протестующий визг, и на ладонь Шамира упало массивное золотое кольцо с большим изумрудом.

– Оно, – шумно выдохнул Танкар, – шоб я так жил, оно! Старина Фрим, ты отмщен!

– Что, и вино пить теперь можно?

– Хоть захлебнись, – ответил Танкар, не глядя на приятеля. Он не отрываясь смотрел на кольцо голодным взглядом и, похоже, в эту секунду мир для него исчез.

Неизвестно, сколько бы он так простоял на коленях, впившись глазами в изумруд, но его прервали. У входа в пещеру послышались голоса. Они звучали уверенно и достаточно громко, чтобы породить эхо. Шамир потянулся было за ножом, но приятель не проявил беспокойства, и хозяин смышленой обезьянки решил, что опасности нет.

И впрямь, так в нынешнем обиталище Танкара могли объявиться лишь званые гости. Двое незнакомых Шамиру мужчин грубовато, но осторожно толкнули в убежище третьего. Сам он идти не мог. Нет, с ногами у него был полный порядок, их даже не связали. Затруднение было с головой. На ней красовался большой плотный мешок, спущенный почти до пояса.

– Тот самый? – коротко и непонятно спросил Танкар, с любопытством глядя на мешок.

– Его сын. Но он тоже подойдет. Во всяком случае, твою хитрую шкатулку он починил быстрее, чем мы распускали завязки кошелька…

Танкар криво улыбнулся и сделал знак рукой. Шамир понял его правильно, и, прихватив мартышку, шагнул к выходу. Он не обиделся на приятеля. Много будешь знать – не успеешь состариться. Но те полдня, пока шел с предгорий в порт, он невольно ломал голову, зачем предводителю вольных торговцев понадобился мастер-механик. И так ничего и не придумал.

Хотя, согласно грегорианскому календарю, близкая осень уже должна была принести прохладу, этот день был жарким и отчего-то душным. Плотное марево качалось над метелками ковыля и размывало обычно четкую линию горизонта, превращая синий цвет в пепельный. Хотя, возможно, во всем был виноват едкий пот, заливающий глаза.

– Сделаем остановку. Лошади устали, – сказал невысокий полноватый человек в одежде не слишком богатого скфарна, но с лицом и манерами большого господина из полиса. Его широкая ладонь цепко держала поводья. Чалая лошадь под ним и вправду дышала тяжело.

– Лошади устали! А я?

Девятилетняя девочка, похожая на мальчика, в грубых штанах, заправленных в сапоги, льняной рубахе, с головой, повязанной шарфом, натянула поводья, останавливая своего коня, послушного гнедого. Конь был гораздо старше отцовского чалого, но дышал легче. Зато девочка почти падала. Целый день, от самого восхода солнца, по степи. По петляющему следу степного волка. И все это время девочка не слезала с седла наравне с мужчинами, сжимая в руке плеть, готовая «заполевать» хищника, если он вдруг окажется рядом. Она знала – за промах ее не накажут, а вот за жалобы… И девочка ничего не говорила, хотя воздух уже начинал дрожать, а затылок потяжелел, словно к тонкой светлой косе привязали бурдюк с водой.

Волка они пока не добыли.

Отец пошевелил плечами, разминая уставшие мышцы. Глаза его, щурясь, оглядывали степь. Чалый и Гнедой опустили морды, выискивая траву.

– Пить хочешь? – спросил отец.

Еще бы! Казалось, она, как герой старой греческой басни, способна выпить море. Девочка сдержанно кивнула. Отец протянул тыквенную флягу. На дне еще оставалась вода.

– Прополощи рот и сплюнь, – велел он. – Не глотай. А то разомлеешь и свалишься прямо под копыта.

Девочка все же не утерпела и сделала совсем крохотный глоток. Отец притворился, что ничего не заметил.

– Мы разве не домой? – спросила она, возвращая флягу.

– Как только добудем волка.

– А если нам сегодня не улыбнется удача?

– Заночуем в степи.

Отвечал отец коротко. И только поэтому девочка догадалась – он тоже устал.

– Разве нам нечего есть? – спросила она. – Почему этот волк так важен?

Отец посмотрел на нее внимательно, светлыми сощуренными глазами. Он был добрым отцом. Никогда не бил. Но и не улыбался никогда. А глаза его против солнца она разглядеть не могла.

– А ты уже смирилась с неудачей? Запомни, Франгиз, сдавшихся гораздо больше, чем побежденных. Едем. У нас еще есть время до заката.

Отец тронул поводья.

Франгиз послала коня за ним, хотя в висках стучали молоточки и линия горизонта качалась перед глазами. Неожиданно день потемнел, словно случилось солнечное затмение, затылок стал неимоверно тяжелым… Франгиз подумала, что зря поддалась слабости и проглотила воду. А потом мир исчез.

…В темноте светил огонек масляной лампы. Он освещал часть пещеры с вырубленной в стене квадратной нишей – очень небольшую часть. Сама пещера уходила глубоко в скалу молчания и терялась там.

Франгиз с трудом поднялась и села, опершись о стену. Голова болела. Во рту ощущался какой-то неизъяснимо гадкий привкус. Мутило, должно быть, от духоты. Сейчас она сообразила, отчего в том сне, который пришел к ней в беспамятстве, ей снилась душная степь.

Огонек лампы горел очень ровно.

«Значит, – подумала Франгиз с какой-то пугающей отстраненностью, – тока воздуха здесь нет».

Это открытие огорчило, но совсем не напугало ее. Возможно, дело было в обстановке. Она же была замурована в Скале Молчания, месте последнего успокоения своих предков. Можно сказать, в гостях у мертвых. Мертвые не испытывают ни страха, ни сожалений, ни напрасных надежд. Наверное, те, кто лежал здесь, в нишах, уходящих далеко в глубину скалы, подарили ей часть своего спокойствия, помогли коснуться вечности.

Франгиз не имела ни малейшего понятия, сколько времени она спала, или была без памяти, и который сейчас час на поверхности. Но стороны света могла определить точно: по традиции покойника укладывали головой на запад, лицом на восток. Франгиз тоже сидела лицом на восток. Правильно, стало быть, сидела. Осталось только подогнуть колени.

Она помолилась за упокой души отца.

Потом помолилась за мужа, чтобы Господь помог ему перенести все тяготы заточения и простил ему грех неверия.

Потом Франгиз попросила помощи и защиты себе.

Потому что умирать, запертой в чужой, пусть даже и почитаемой могиле, по прихоти мерзавки Монимы, она не собиралась ни в коем случае. И ведь не зря же приснился ей этот сон про давнюю неудачную охоту… в тот раз они провели в степи пять суток, прежде чем все же добыли волка. Наверное, душа ее отца все еще витала где-то рядом и коснулась ее снов, чтобы помочь не впасть в отчаяние. А она и не собиралась. Из-за младшей сестрицы? Много чести!

Франгиз, попросив прощения у предков, взяла из каменной ниши лампу и поднялась, чтобы осмотреть выход, заложенный камнями. Очень большими они не были. Самый тяжелый, как помнила Франгиз, поднимали двое мужчин. То есть женщина в безвыходном положении вполне могла бы с ними справиться.