высокие, как чудовищный котел, наполненный туманом.
Весь край липтовский застилали светло-синие непроницаемые тучи. Ветер дул с юго-востока. Этого Саблик не ожидал.
Он поколебался: не спуститься ли вниз, к Липтову, или вернуться в Польшу и не искушать судьбу? Все предвещало метель.
«Ну, да не погибну же я из-за метели! — подумал он, — Только придется пониже сойти, как сошли козы».
Вдруг ветер подул с такой силой, что Саблик пошатнулся. Нарастал шум. Всколыхнулась мгла над долиной и стала рассеиваться.
Тогда глазам Саблика под сводом туч открылась черная бездна, среди которой, точно под чудовищным балдахином, виднелось Гинчово озеро и окружающие его обрывы.
Саблик смотрел и колебался. Не хотелось ему возвращаться. Он привык к непогодам. Может быть, ветер развеет мглу? И это бывало. А ветер с бешеной быстротой разгонял туман над Липтовской долиной. Он гнал тучи и раскрывал все более широкие, все более далекие горизонты, города и деревни, лежащие в бесконечной дали, под нависшей мглой.
Вдруг с Высокой горы из-за скал, откуда-то со стороны Герляха, поднялось темное облако, завыл ветер, и пошел снег. Все скрылось из глаз.
Саблик посмотрел в сторону Польши.
Там было светло, и Рыбье озеро сверкало на солнце; казалось, горы, золотисто-синие от бури, разрезали мир на две части.
Саблик постоял над скалой, укрываясь от метели, но вдруг повернулся и стал спускаться вниз. Резкий холод пронизывал его.
А туча бежала за ним, догнала и засыпала снегом, закрыв все перед его глазами почти черною пеленой.
Где-то вдали сверкало сквозь вьюгу солнце, появлялись и исчезали большие пятна режущего глаза света.
— Все заволокло! Рассердился бог… Ишь беснуется!
Все было ему знакомо: дожди, ливни, бури, грозы, вихри, вьюги, метели, непроглядные туманы. Все это он переносил тысячи раз, — больше полувека ходил он по Татрам, борясь с божьими напастями. И не боялся их. Человек все выдержит, на то ум у него есть.
А снег сыпал большими хлопьями, залепляя глаза и рот, ветер с воем носил его среди высоких черных стен горной пустыни. Саблик погружался в ночь.
Невыразимо зловещая тьма заполнила все пространство. Казалось, будто лавины снега завалили землю от края и до края, точно какая-то чуждая, враждебная стихия победила мир и всякая надежда исчезает в ней, всякое упование.
Тяжесть валится на плечи и давит голову, глаза гневно напрягаются, встревоженные и бессильные, как застигнутые бурей ласточки во время перелета над морем.
«Будь я орел, — думал Саблик, — я бы поднялся высоко над снегом…»
Вдруг он заметил у себя под ногами отвесную скалу. Он не узнавал места.
Повернул налево — и увидел пропасть, справа — то же самое.
«Что за черт, куда я забрался?»
Он отступил назад, но вокруг были только обрывы.
— Сбился я! — пробормотал он. — В плохие места забрел.
Он остановился и попробовал припомнить дорогу, но, должно быть, он плутал уже некоторое время.
«А повернуть обратно слишком трудно…»
«Да и тут остаться духу не хватит…»
«Здорово снегом все замело… скользко… как бы не съехать…»
Его охватило беспокойство.
Он ухватился руками за выступ над собой и, едва найдя место, где можно поставить ногу, стал забираться под навес скалы, откуда старался его столкнуть ветер.
Тогда Саблик скрипнул зубами, напрягся весь, широко раскрыл глаза, несмотря на снег, и, втянув голову в плечи, стал бороться с вихрем.
— Валяй, валяй! — шептал он, жуя губами мокрый снег. — Валяй! Думаешь, я старик? Хочется тебе меня сбросить?
А ветер отталкивал его от скалы, отрывал, тащил вниз, бил его широкой грудью своей.
Вдруг Саблик повернулся немного в сторону, обхватил руками выступ над головой, поднялся и повис в воздухе.
Ветер качал его, швырял вправо и влево. Но Саблик, стиснув зубы, поднимался на руках над пропастью и взобрался-таки на выступ.
Он хотел подняться еще выше, на самый перевал, на седло, там переждать метель или спуститься в долину по пологому южному склону.
Лежа животом на граните, он полез наверх, грудью, коленями и подбородком прижимаясь к скале. Он извивался, как змея, и полз, цепляясь за наполовину висевшие в воздухе выступы и щели, полз по наклонным скалам, держась только на руках и ногами болтая в воздухе над страшной пропастью. Он боролся.
Боролся за жизнь не из страха. Великий охотник не знал страха. Но ветер — стихия природы — вступил с ним в единоборство, загородил ему дорогу снегом, мглою и всеми силами ада. Ветер налетел на него, как орел на горного козла. Тот, надеясь на свои силы, подставляет рога свои под орлиную грудь. И Саблик злой силе ветра противопоставлял свое упорство, его ярости — свою смелость. Он его не испугался. Он часто боролся с этим владыкой Татр, никогда не уступал ему, никогда не отступал перед ним, всегда побеждал его и смотрел с высоты гор, как он налетал тучами на долины, ломал леса и рушил дома. Саблик шел охотиться и не знал страха. Ветер ли, медведь ли — все это больше полувека склонялось к его ногам. Саблик бросался на медведя, как дикий кабан, на ветер — как лосось, прыгающий через каменные пороги.
Ветер хлестал сухое, увядшее тело охотника, точно хотел разрушить его, но твердые, железные мускулы и кости сопротивлялись с неутомимой силой.
Татры выли, гудели, свистели. В мире бушевал ураган… Ветер как будто не знал, куда ему деваться, шумел по скалам, то взлетал вверх, то падал вниз, как волна, которая с грохотом катит вниз камни. Но Саблик не трепетал в этом снежном аду. Он боролся.
И выбрался на перевал.
— Ишь ты, дьявол! — сказал он ветру. — Не поддался я тебе. Я еще не твой!
Ветер с юга был слабее, дорога легкая. Саблик среди метели спускался вниз. Он добрался до кустарников, но чувствовал, что сильно ослабел.
«Совсем замучился, думал, придется зубами хвататься за скалы…»
Он лег на ветвях: сил у него не было, он не мог шевельнуться.
Он спал.
Наступил уже второй день, когда он увидал над собой ясное, чистое, чудесное, лучистое, синее небо и высоко стоящее солнце. Неподалеку, несколько ниже, сверкало огромное зеленое Гинчово озеро. За ним высились горы, светлые и спокойные.
А кругом лежал снег. Мягкий, пушистый, блестящий, такой обильный снег, что скалы, кусты, деревья тонули в нем; если бы кустарник, на котором улегся Саблик, не рос на утесе — этот снег занес бы и Саблика… Но отсюда сметал его ветер.
Кругом стояли спокойные, молчаливые, резко очерченные, сверкающие, как серебро, горы.
Искрился и лед, осыпанный снегом.
Татры…
Саблик лежал на спине и глядел на них.
Неужели это они, те самые?
Неужели это те горы, которые он исходил вдоль и поперек, у которых не было от него тайн, которые
