— У Плазова погреба, — отвечала Топориха из Мура.
Они отнесли свою ношу подальше и положили ее на мох.
— Здесь тебя смерть прикончит, — сказала Лесная.
— Ангелы и здесь тебя найдут, коли ты не грешница, — добавила Железная.
— Оставайся с богом! — сказала Мурская.
С минуту они глядели на старуху; спокойная, каменная покорность мертвым огнем светилась в глазах старой гуральки.
— Доски-то возьмем? — спросила Лесная.
— Да ведь это не телега, — ответила Мурская.
— А все-таки жалко, — сказала Железная. — Доски хорошие.
— Ясень…
— На мху ей еще лучше будет…
— Легче помереть.
— Да.
— Доски эти можно Собеку и не отдавать. У него их довольно.
— Возьмем себе каждая по одной.
— Ладно.
— Дома пригодится…
— Еще бы! Конечно, пригодится…
— Не все ли равно этой горемычной, на чем лежать?
— Да хоть бы и обидно ей было, — не скажет…
— Где уж!..
Они сняли неподвижное тело старухи с носилок и положили на мох.
— Ну, лежи себе здесь, лежи, — сказала Железная.
Потом разломали носилки, взяли каждая по доске под мышку и пошли в деревню.
После некоторого молчания Лесная сказала:
— Конца нет этому лесу…
— Верно. Страсть какой большой.
— И дремучий. Может, в нем сейчас не один такой старый человек лежит…
— А то и бродит… Когда Косля отца своего, Петра, в лес отвез, Петр еще хорошо ходил…
— Да, не мог Косля дождаться, когда помрет отец… Отчаянный мужик, злой, как собака…
— Мне Каська Мровцова как-то рассказывала, что кости старого Михала Мровца, деда ее мужа, пастухи весной нашли где-то под Кошистой. В этакую даль зашел! А Мацек, сын, отвез его в лес перед рождеством.
— Силы еще были, ну и шел, а домой возвращаться нечего было.
— Знаете, — сказала Лесная, — если так подумать, страшный же этот лес… Сколько таких в нем: одни полумертвые лежат, другие еще ходят… А кто и на четвереньках и на животе ползет…
— Вот, вот… Словно ящерицы…
— И стонут-то и вздыхают…
— Не дай бог зажиться на свете!..
— Подумать страшно! — говорила Лесная. — Лес глухой, идешь это по нему, — а тут вздохнет кто-то под кустами.
— Либо застонет.
— Ой, господи! Я бы со страху обомлела.
— Либо из темноты на карачках выползет прямо тебе под ноги.
— Глаза на тебя вытаращит…
— Из-за зубов-то, коли еще целы, язык вывалится…
— Поперек дороги ляжет да глянет снизу…
— Я бы так без памяти и грохнулась, — сказала Лесная.
— Я бы убежала, — сказала Железная.
— Я бы его ногой отпихнула: будь что будет! — сказала Мурская.
— Подумать страшно: этакий лес…
— Страшно…
Они вернулись к Собеку; три Топора сидели на земле перед домом.
— Где ж Собек? — спросила Железная.
— В избе, — ответил ее муж.
— Ну, пойдемте к нему.
Мужики поднялись и вместе с женами вошли в сени; Собек лежал на постели в курной избе.
— Собек, — сказал Топор из Мура, — я тут старший, и вот что я тебе скажу: остался ты один, добра у тебя довольно, — надо тебе жениться.
— Да на ком? — заметил Лесной.
— Девок на свете довольно. И после Лентовского дочка осталась, Ганка, девка хорошая и богатая.
— Есть у Станислава Новобильского две дочки. Золотые девки, — сказала Топориха из Мура.
— А под Копой, у Шимця Татара — Марыся, — сказала Лесная.
— Девок на свете довольно. Захочет — сам выберет, а захочет на нас положиться — мы ему выберем. Дело нетрудное…
В эту минуту услышали Топоры гнусавый голос Кшися, который пел:
— Кшись из Ольчи, — сказал Топор Железный.
— Выпил, кажись.
Действительно, подвыпивший Кшись появился в дверях на своих коротких, кривых ногах, в шапке набекрень, с залихватским видом.
Прищурив глаза, он заглядывал в сени, а Топор из Мура заметил:
— Да, выпил, видно: ишь как пыжится!
— Есть здесь кто? — важно спросил Кшись, не здороваясь.
— Есть, — отвечали ему.
— Собек?
— Есть и Собек.
— Есть? А где он?
— Здесь. На постели.
— Ну, так пускай встанет! Яносик Нендза Литмановский на панов идет!
— Что? Что?
— А вот то, что слышите! Я с ним иду, захвачу только скрипку.
— Куда идет? Зачем?
— На панов! Народ защищать!
— Нендза? Разбойничий гетман?
— Он самый.
Собек сел на постели, потом вскочил, схватил чупагу и с непокрытой головой выбежал в сени, толкнув в дверях Кшися так, что тот покачнулся.
— Шапку возьми, пистолеты! — кричали ему вслед Топоры.
Но он выскочил на двор, влетел в конюшню, вывел за узду лошадь, вскочил на нее и помчался во весь опор.
— Пропадет! — сказал Топор из Мура, глядя ему вслед.
