* * *
В покрытом тучами Балтиморе в это время тоже шел дождь.
По ночному городу ехала одинокая машина с таким же одиноким водителем. По лобовому стеклу маятниками елозили «дворники». На душе было пасмурно и сыро.
— Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, — перебивало шум дождя мое дрожащее нашептывание старинной мелодии.
По авторадио опять говорили о патриархе и о том, что даже природа льет по нему слезы.
— Да, природе больше делать нечего, как плакать по восьмидесятилетнему старику, — возразил я вслух. — Все должны только радоваться, что он столько прожил. Матушка природа плачет по моей Виче, которая в два раза моложе, а умирает в расцвете лет. Я чуть не сказал «в расцвете сил», да осекся.
— Сил как раз природа Виче и не оставила, — прерывисто вздохнул я, подъезжая к дому.
Скинув на пол одежду, в которой провел почти сутки, я отправился в ванну. Едва слышный телефонный звонок выдернул меня из душа. Разбрызгивая воду по комнате, я подбежал к аппарату, схватил трубку и со смешанными чувствами выкрикнул: «Говорите!» В телефоне послышался монотонный голос семейного адвоката: — У вашей жены начало резко падать давление. Похоже, что она умирает. Вам нужно срочно приехать.
* * *
Виче становилось хуже с каждой секундой. Уже вся раковина была наполнена кровью. Она не хотела верить тому, что видела. Ведь они только, что вернулись из Ямайки отдохнувшие и загорелые. Она думала, что теперь у нее хватит сил пережить недолгую балтиморскую зиму. Но ее организм решил по-другому. В горле продолжало клокотать. Она чувствовала резкую нехватку воздуха. В глазах начало темнеть: «Услышал ли Дича мой зов о помощи? Где же мой любимый!?»
Глава 13. Подарок жизни
Голос семейного адвоката пропал. В телефонной трубке повисла шуршащая тишина. В этой стране невозможно уловить момент, когда твой собеседник вешает трубку. Вместо привычных коротких гудков здесь просто появляется едва уловимое статическое потрескивание. В плотно прижатой к уху трубке слышался шум далекого прибоя несущего непереносимое чувство одиночества. На всякий случай, держа трубку у уха, я быстро вытерся и начал одеваться.
— Только обязательно дождись меня! — молил я свою любимую в умерший телефон. — Мне так много надо успеть сказать тебе! Пусть говорят, что она ничего не чувствует и не слышит.
Откуда они это могут знать?! Человеческий мозг — большая загадка, и никто не знает, что происходит с человеком в коме.
«Вича должна выслушать меня, во что бы то ни стало», — лихорадочно думал я, ведя машину.
На скоростной дороге было пусто, и я пролетел ее за считанные минуты. Въехав в город, я с ненавистью смотрел на бессмысленные для пустынных улиц светофоры, которые крали драгоценные минуты. Но я знал, что беседа с полицейским украдет еще больше времени, а с нашей «удачей» в неотвратимости такой беседы не было никакого сомнения. На очередном светофоре что-то надломилось в душе и, рассыпая проклятия на всех и вся, я рванул на красный свет…
С Вичей был только семейный адвокат, который что-то нашептывал себе под нос. Он вздрогнул от неожиданности, когда в бокс вихрем влетел муж пациентки.
— Я же просил, никакой религии! — закричал Дича с порога. — Неужели трудно понять? Взглянув на тревожно пикающий кардиомонитор, мужчина тут же осекся. Индикатор верхнего давления приближался к пятидесяти.
— Дмитрий, вы же понимаете, что Виктория уже не в состоянии эффективно снабжать свои органы кислородом, — послышался за его спиной чей-то голос.
— Максимальные лечебные дозы медикаментов, поддерживающие ее сердце, больше не работают, — продолжал дежурный врач, встав рядом с ним. — И повышать их мы уже не можем.
— Группа из ассоциации «Подари Жизнь» хотела бы побеседовать с вами, — спокойным голосом произнес семейный адвокат, уступая мужу место у изголовья больной.
— Что!? Еще одна религиозная секта? — Нет, нет. Это медицинская организация.
В дверях появилась крупная женщина, ее громовой голос тут же наполнил бокс.
— Я сожалею о том, что произошло с Викторией. Врачи сообщили нам, что они бессильны помочь вашей жене, но сама Виктория может помочь другим, если станет донором.
— Донором?! — не скрывая удивления, переспросил Дича. — Но ведь у нее генетическое заболевание. Кому нужны ее органы? — Ее анализы показывают, что функция почек и печени в норме, а если высокая доза кардиостимуляторов не окажет токсического эффекта, то и сердце может кого-то спасти.
— Да, но у нее в почках были камни.
Похоже, что камней больше не осталось, — пророкотала женщина.
Дича не мог поверить в такую несправедливость. Буквально прошлой осенью, когда они ездили в Южную Каролину, в знакомый уже курортный городок, у Вичи начал болеть бок. Она думала, что опять прихватило легкое, но спустя неделю у нее неожиданно вышел камень. Очевидно, восьмичасовая тряска в автомобиле сдвинула камень с места, а ежевечерние посиделки в горячей джакузи помогли продвижению камня наружу.
— Вот видишь! Твой ежедневный травяной чай сделал свое дело. И тот камень был последним, — погладил Дича Вичино плечико.
Он горько размышлял о превратностях судьбы. Получалось, что Вича старалась не только для себя, но и для того, кого спасут ее ухоженные почки. В боксе повисла неловкая тишина. От мужа ждали ответа.
— Я не вижу в этом ничего плохого. Очередь моей жены на пересадку легких давно подошла, но она все не решалась на операцию. Если Виктория была готова получить чьи-то легкие, я не вижу, почему бы она ни могла тоже помочь кому-то.
— С этого момента вы не несете никаких финансовых обязательств перед больницей, хотя и будет находиться здесь, пока ищут реципиентов.
— Как долго? — с надеждой на отсрочку спросил Дича.
— До понедельника, когда все операционные будут работать в полном режиме. А сейчас нам нужно закончить с формальностями.
— Вот видишь, у нас есть еще два дня, — прошептал Дича своей малышке.
Его пригласили в ту самую комнату для бесед, где меньше суток назад в нем убили призрачную надежду на Вичино пробуждение. После того как бумаги о дарении органов были заполнены, представительница донорской организации положила перед ним большой медальон.
— Этот медальон принадлежит теперь Виктории. За ее геройское желание помочь смертельно больным людям.
С медальона на Дичу смотрело золотое древо жизни на скорбно-черном фоне. Слезы навернулись на глаза. Он бы все отдал, чтобы этот медальон вручался тому, чьи легкие пересадили бы его любимой.
— Как я упустил ее? Почему не настоял на пересадке раньше? Ведь был же шанс! — корил он себя.
Еще этой весной наблюдавший ее хирург предупреждал, что тянуть нельзя, что следующее кровотечение может стать последним: «Легкие придется ждать около двух месяцев. И я не уверен, что у вас есть эти два месяца».
— Зачем? — испугалась тогда Вича. — Ведь я чувствую себя лучше день ото дня. Придет лето, и я буду опять здорова, как в прошлом году.
— Ну врач же знает, что говорит, — убеждал ее Дича.
И тут она застала его врасплох: «Вот если сейчас ты скажешь, что надо, тогда я соглашусь!» — Ну, если хочешь подождать до лета, давай попробуем, — пошел на попятную Дича.
Теперь он не простит себе той минутной слабости до конца своих дней. Хотя хирург и ошибся в деталях, он оказался прав в главном. Вича прожила не два месяца, а семь, да и кровь из легких шла еще не раз, но, похоже в этот раз кровотечение действительно стало последним.
— Следующей весной у нас будет ежегодное чествование всех доноров, ушедших от нас в этом году, — вернул его в скорбную действительность басовитый женский голос. — И имя Виктории будет навечно внесено на Стену Чести, которая находится на первом этаже главного корпуса больницы…
Как только все формальности были соблюдены, медсестры из организации «Подари Жизнь» оккупировали тринадцатый бокс и начали подключать одну за другой капельницы с растворами, составленными уже не для лечения, а для поддержания организма как носителя донорских органов. Вичино сердце забилось веселее, показатели на мониторах стали возвращаться в норму.
* * *
Вича вновь была в прошлом декабре. Сознание быстро возвращалось и ей становилось легче с каждой минутой. Привезенный «Скорой» кислород просто творил чудеса. Она уже отчетливо понимала, что находится у себя дома и ясно различала склонившееся над ней испуганное лицо мужа. Вича вспомнила, как он оттащил ее от полной крови раковины и уложил на кровать. В тот момент ей казалось, что все это происходит не с ней, и что она наблюдает за всем со стороны. Поток живительного кислорода поставил все на свои места. Она слабо подняла руку и погладила Дичу по щеке: «Не волнуйся. Мне уже лучше».
Он прижался к ее ладони и печально улыбнулся.
— Тебя забирают в больницу, — после длинной паузы прошептал он дрожащими губами.
Она видела, что он держится из последних сил, и ненавидела себя за случившееся.
— В какую? — В ближайшую.
— В этот гадюшник не поеду. Только в больницу Хопкинса.
Она увидела, как резко переменился в лице Дича. Минута слабости прошла. Он снова был человеком действия. У него появилась новая задача. Нужно было уговорить парамедиков ехать в любимую Вичину больницу. Эмоциональные переговоры ни к чему не привели, и им пришлось провести ночь в местной лечебнице. Утром она подписала отказ от госпитализации, и Шура забрал их домой, но, как мы уже знаем, ненадолго.
Тридцать шесть часов до срока Когда последние копии документов по дарению органов были сделаны, за окном уже была глубокая ночь. Машина плавно скользила по улицам города, выбираясь на автостраду. Среди потухших окон жилых кварталов одиночество ощущалось еще острее. Глубоко засевшая тоска постепенно начала вытесняться странным чувством какого- то облегчения. Трудно было понять, отчего оно вдруг возникло. То ли причиной были те два дня, которые давали Виче еще один шанс проснуться, то ли то, что в конце своего тяжелого сражения с болезнью, она поможет таким же, как сама, бойцам с неизлечимыми недугами. А может, душу горело то, что ее имя навсегда останется в стенах больницы, которой она была так
