А ночью, отбивая Южный склон, Слова прощанья и прощенья комкая, Он умер на руках у Перекомского, В жену которого он утром был влюблен. К концу его чтения мрачнейший едва ли не до посинения Влад Вертикалов прошептал Милке Колокольцевой «Я умираю, любовь моя. Налей мне чачи». Милка посмо рела на Катю, и та кивнула. Стакан виноградной водки оживил Влада и удалил синеву с его щек.
Теперь очередь дошла до Эра. Он волновался не меньше Влада. Полез на террасу эдаким увальнем. Что читать? Ну ладно, начну с одного из ранних, ну, скажем, то, про «парней с поднятыми воротниками», а кончу одним из недавних, про Лорку. Он начал читать стих из ранней книжки, написанный якобы о западных «потерянных», а на самом деле о наших юнцах, мучимых непонятной советской жаждой:
Парни с поднятыми воротниками, В куртках кожаных, в брюках—джинсах. Ох, какими словами вас ругают! И все время удивляются: живы?! ………………………….. Равнодушно меняются столицы — Я немало повидал их, — и везде. Посреди любой столицы вы стоите, Будто памятник обманутой мечте. ………………………….. Я не знаю — почему, но мне кажется: Вы попали в нечестную игру. Вам история назначила — каждому По свиданию на этом углу. ………………………….. Идиотская, неумная шутка! Но история думает свое… И с тех пор неторопливо и жутко Всё вы ждете, всё ждете ее. Вдруг покажется, вдруг покается, Вдруг избавит от запойной тоски! Вы стоите на углу, покачиваясь, Вызывающе подняв воротники… А она проходит мимо — история, — Раздавая трехгрошовые истины… Вы постойте. Парни, постойте! Может быть, что-нибудь и выстоите. Все слушали очень внимательно. Он понял, что этот стих стал для многих настоящей ностальгией. Роберт начал читать второй стих:
А одна струна — тетива, зазвеневшая из темноты. Вместо стрел в колчане — слова. А когда захочу — цветы. А вторая струна — река. Я дотрагиваюсь до нее. Я дотрагиваюсь слегка. И смеется детство мое. Есть и третья струна — змея. Не отдергивайте руки: Это просто придумал я — Пусть боятся мои враги. А четвертая в небе живет. А четвертая схожа с зарей. Это — радуга, что плывет Над моею бедной землей. Вместо пятой струны — лоза. Поскорее друзей зови! Начинать без вина нельзя Ни мелодии, ни любви. А была и еще одна очень трепетная струна. Но ее — такие дела — Злая пуля оборвала. Этот стих, к тому времени еще нигде не напечатанный, вызвал удивленные аплодисменты. Каков Эр! Неужели это тот самый, кого когда-то при внезапной ссоре его ближайший друг Тушинский назвал «барабанщиком при джазе ЦК ВЛКСМ»? Последним из поэтов выступал тот, кто все это затеял; Ян Тушинский по кличке «Туш», Пример Роберта его вдохновил войти в ту же волну: сначала пущусь в ностальгию, а потом завершу все мощным общественным призывом. Выступая на бесчисленных фестивалях и конференциях на Западе, он уловил, что наиболее значительную фигуру выпускают в самом конце. Пусть так и будет, он это заслужил. Он встал в картинную позу, одной рукой опираясь на столб террасы, а другую руку пустил в ход, как бы укрепляя эмоциональный зов. И подвывал немного:
А снег повалится, повалится, и я прочту в его канве, что моя молодость повадится опять заглядывать ко мне. ………………………….. И мне покажется, покажется по Сретенкам и Моховым, что молод не был я пока еще, а только буду молодым. ………………………….. Начну я жизнь переиначивать, свою наивность застыжу и сам себя, как пса бродячего, на цепь угрюмо посажу. ………………………….. Но снег повалится, повалится, закружит все веретеном,
