– Я не люблю, когда мне лгут, милорд. Не надо больше обманывать меня, прошу вас.
«Тебя я мог бы попросить о том же», – подумал Тирион, бросив взгляд на кинжал у Мизинца на бедре.
– Я глубоко сожалею, если обидел вас. Все знают, как мы вас любим, милорд, и как мы в вас нуждаемся.
– Не забывайте же об этом, – сказал Мизинец и ушел.
– Пойдем со мной, Варис, – позвал Тирион. Они вышли в королевскую дверь за троном. Мягкие туфли евнуха тихо Шуршали по камню.
– Знаете, лорд Бейлиш прав. Королева ни за что не позволит вам отослать ее гвардию из города.
– Позволит. Ты позаботишься об этом.
– Я? – На пухлых губах Вариса мелькнула улыбка.
– Да. Ты скажешь ей, что это входит в мой план освобождения Джейме.
Варис погладил свою напудренную щеку.
– Это, безусловно, объясняет, зачем ваш Бронн разыскивал по всем притонам Королевской Гавани четырех человек: вора, отравителя, лицедея и убийцу.
– Если надеть на них красные плащи и львиные шлемы, они ничем не будут отличаться от прочих гвардейцев. Я долго думал, как бы заслать их в Риверран, и наконец решил не прятать их вовсе. Они въедут туда через главные ворота, под знаменем Ланнистеров, сопровождая кости лорда Эддарда. За четырьмя чужаками наблюдали бы неусыпно, – криво улыбнулся Тирион, – но среди ста других их никто не заметит. Вот почему я должен послать туда и настоящих гвардейцев, не только фальшивых… так и скажи моей сестре.
– И она ради любимого брата согласится на это, несмотря на все свои опасения. – Они прошли через пустую колоннаду. – И все же утрата красных плащей определенно обеспокоит ее.
– Я люблю, когда она неспокойна.
Сир Клеос Фрей уехал в тот же день, сопровождаемый Виларром и сотней ланнистерских гвардейцев в красных плащах. Люди Робба Старка присоединились к ним у Королевских ворот, чтобы начать долгий путь на запад.
Тирион нашел Тиметта в казарме – тот играл в кости со своими Обгорелыми.
– Придешь ко мне в горницу в полночь, – приказал Тирион. Тиметт посмотрел на него единственным глазом и коротко кивнул – он был не из речистых.
В ту ночь Тирион пировал в Малом Чертоге с Каменными Воронами и Лунными Братьями, но сам пил мало, желая сохранить ясную голову.
– Шагга, которая теперь луна?
Шагга нахмурился, приняв свирепый вид.
– Вроде бы черная.
– На западе ее называют луной предателя. Постарайся не слишком напиваться, и пусть твой топор будет острым.
– Топоры Каменных Ворон всегда остры, а топор Шагги острее всех. Когда я срубаю человеку голову, он чувствует это только тогда, когда хочет причесаться, – тогда она отваливается.
– Вот, значит, почему ты сам никогда не причесываешься?
Каменные Вороны загоготали, топоча ногами. Шагга ржал громче всех.
К полуночи замок погасил огни и затих. Несколько золотых плащей на стенах, конечно, видели, как они вышли из башни Десницы, но голоса никто не подал. Тирион – десница короля, и это его дело, куда он идет.
Тонкая деревянная дверь раскололась, когда Шагга ударил в нее сапогом. Посыпались щепки, и внутри ахнула женшина. Шагга окончательно разнес дверь тремя ударами топора и вломился в комнату. Следом вошел Тиметт, за ним Тирион, осторожно переступая через обломки. Угли в очаге едва тлели, и спальню наполнял мрак. Тирион отдернул тяжелые занавески кровати, и голая служанка уставилась на него круглыми белыми глазами.
– Не трогайте меня, милорды, – взмолилась она, – прошу вас. – Она съежилась под взглядом Шагги, пытаясь прикрыться руками – но рук не хватало.
– Ступай, – сказал ей Тирион. – Ты нам без надобности.
– Шагга хочет эту женщину.
– Шагга хочет каждую шлюху в этом городе шлюх, – пожаловался Тиметт, сын Тиметта.
– Да, – не смутился Шагга. – Шагга сделает ей здорового ребенка.
– Если ей понадобится здоровый ребенок, она будет знать, к кому обратиться. Тиметт, проводи ее – только без грубостей.
Обгорелый стащил девушку с кровати и выволок за дверь. Шагга смотрел ей вслед грустными собачьими глазами. Крепкий тумак Тиметта препроводил служанку в коридор. Над головой орали вороны.
Тирион откинул одеяло, под которым обнаружился великий мейстер Пицель.
– Что сказала бы Цитадель на ваши шашни со служаночками, мейстер?
Старик был гол, как и девушка, хотя далеко не столь соблазнителен. Его глаза с тяжелыми веками, вопреки привычке, были распахнуты во всю ширь.
– Ч-то это значит? Я старый человек и верный ваш слуга… Тирион вспрыгнул на кровать.
– До того верный, что отправил Дорану Мартеллу только одно из моих писем – а второе снесли моей сестре.
– Нет, – заверещал Пицель. – Это поклеп, клянусь, это не я. Это Варис, Паук, я предупреждал вас…
– Неужели все мейстеры так неумело лгут? Варису я сказал, что отдаю Дорану в воспитанники моего племянника Томмена. Мизинцу – что собираюсь выдать Мирцеллу за лорда Роберта из Орлиного Гнезда. О том, что я предложил Мирцеллу дорнийцу, я никому не говорил… это было только в письме, которое я доверил тебе.
Пицель вцепился в уголок одеяла.
– Птицы не долетели, письма пропали или были похищены… это все Варис, я расскажу вам об этом евнухе такое, что у вас кровь застынет в жилах.
– Моя дама предпочитает, чтобы кровь у меня оставалась горячей.
– Будьте уверены: на каждый секрет, который евнух шепчет на ухо, приходится семь, которые он оставляет про себя. А уж Мизинец…
– О лорде Петире мне все известно. Он почти такой же негодяй, как и ты. Шагга, отсеки ему мужские части и скорми их козлу.
Шагга взвесил на руке огромный обоюдоострый топор.
– Тут нет козлов, полумуж.
– Делай, что говорят.
Шагга с ревом ринулся вперед. Пицель завизжал, пытаясь отползти, и обмочился. Горец сгреб его за пушистую белую бороду и одним ударом обрубил ее на три четверти.
– Не думаешь ли ты, Тиметт, что наш друг станет сговорчивей без этой поросли, за которой он прячется? – Тирион вытер концом простыни мочу, брызнувшую ему на сапоги.
– Скоро он скажет правду. – Выжженную глазницу Тиметта наполнял мрак. – Я чую, как смердит его страх.
Шагга швырнул пригоршню волос на пол и схватил мейстера за остаток
