– В богорощу? – (Только не смотри на сира Донтоса! Не смотри! Она не может этого знать, никто не может. Мой Донтос, мой Флориан обещал, что никто не узнает.) – Я ходила туда молиться.
– За Станниса. Или за своего брата – все равно. Зачем еще тебе были нужны боги твоего отца? Ты молилась за наше поражение. Что это, по-твоему, как не измена?
– Я молилась за Джоффри, – настаивала испуганная Санса.
– Еще бы – он ведь так ласков с тобой! – Королева взяла у проходившей мимо прислужницы штоф сладкой сливянки и налила Сансе. – Пей, – холодно приказала она, – авось наберешься мужества сказать правду в кои-то веки.
Санса пригубила приторно-сладкое и очень крепкое вино.
– Ну уж нет. Пей до дна, Санса, – твоя королева приказывает тебе.
Санса едва не поперхнулась, но исполнила приказание, и у нее закружилась голова.
– Еще? – осведомилась Серсея.
– Нет. Пожалуйста, не надо.
Вид у королевы был недовольный.
– Когда ты спросила меня про сира Илина, я тебе солгала. Хочешь услышать правду, Санса? Хочешь узнать, зачем он здесь на самом деле?
Санса не посмела ответить, да в этом и не было нужды. Королева уже сделала рукой знак. Санса не заметила, когда сир Илин вернулся в зал, но он был здесь и шел к помосту неслышно, как кот. Лед он нес наголо. Отец после казни всегда очищал свой меч в богороще, но сир Илин был не столь заботлив. На волнистой стали сохла кровь, из красной уже ставшая бурой.
– Скажи леди Сансе, зачем я держу тебя здесь.
Сир Илин открыл рот и проскрипел что-то без всякого выражения на изрытом оспой лице.
– Он говорит, что находится здесь ради нас. Станнис может взять город и занять трон, но суда над собой я не допущу. Я не желаю, чтобы мы достались ему живыми.
– Мы?!
– Ты не ослышалась. Советую тебе помолиться заново – и не по-прежнему. Старкам не придется порадоваться падению дома Ланнистеров, даю тебе слово. – Королева ласково коснулась волос Сансы, убрав их с шеи.
Тирион
Зрение Тириона ограничивала прорезь шлема, но, поворачивая голову, он мог видеть три галеи, приставшие к турнирному полю, и четвертую, побольше остальных, – она стояла на середине реки и стреляла бочонками горящей смолы из катапульты.
– Стройся клином, – скомандовал он, когда его отряд выехал за ворота. Они сформировали наконечник копья, где острием был он. Сир Мендон Мур занял место справа от него – пламя отражалось в белой эмали его панциря, мертвые глаза бесстрастно поблескивали сквозь забрало. Угольно- черный конь под ним имел на себе белые доспехи, к руке был прикреплен чисто-белый щит королевского гвардейца. Слева удивленный Тирион обнаружил Подрика Пейна с мечом в руке.
– Тебе тут не место, мальчик, – отправляйся назад.
– Я ваш оруженосец, милорд.
На споры не было времени.
– Ладно – держись подле меня. – Тирион пришпорил жеребца.
Колено к колену они ехали вдоль городской стены. С древка в руке сира Мендона струился красный с золотом штандарт Джоффри – лев и олень, выступающие бок о бок. С шага они перешли на рысь, развернувшись вокруг подножия башни. Со стены сыпались стрелы, и камни летели куда попало – на землю, в воду и на людей. Впереди высились королевские ворота, где толпа солдат орудовала громадным тараном из черного дуба с железной головой. Лучники с кораблей, стоя вокруг, обстреливали всех, кто показывался наверху.
– Копья наперевес, – скомандовал Тирион, посылая коня вперед.
Почва была скользкой от ила и крови. Конь, споткнувшись о труп, зашатался, и Тирион подумал было, что тут его атаке и конец, – но как-то удержался в седле, а тут и конь выровнялся. Люди у ворот торопливо поворачивались, готовясь к бою. Тирион вскинул топор с криком:
– Королевская Гавань! – Другие голоса поддержали его, и клин, бряцая сталью, свистя шелком и гремя копытами, ринулся вперед.
Сир Мендон опустил копье в самый последний миг, вогнав знамя Джоффри в грудь чьего-то клепаного колета и подняв врага на воздух – потом древко переломилось. Перед Тирионом возник рыцарь, на камзоле которого лиса выглядывала в цветочный венок. «Флорент, – мелькнуло в уме у Тириона, и тут же следом: – Он без шлема». Топор обрушился на лицо рыцаря, и такова была сила конского разбега, что тому снесло полголовы. От удара плечо Тириона онемело. «Вот бы Шагга посмеялся», – подумал он на скаку.
Чье-то копье грохнуло о его щит. Под мчался рядом, рубя каждого встречного-поперечного. Краем уха Тирион слышал, как радостно вопят люди на стенах. Брошенный всеми таран хлопнулся в грязь. Тирион сшиб конем лучника, разрубил копейщика от плеча до подмышки, безуспешно рубанул по шлему с меч-рыбой на гребне. У тарана его рыжий взвился на дыбы, но вороной взял препятствие с ходу, и сир Мендон унесся вперед, словно смерть в белоснежном плаще. Его меч рубил руки, раскалывал головы, дробил щиты – впрочем, мало кто из врагов переправился через реку с целыми щитами.
Тирион послал коня через таран. Враги обратились в бегство. Он вертел головой туда-сюда, но нигде не видел Пода. О шлем сбоку стукнулась стрела, на дюйм разминувшись с глазным отверстием, и Тирион от испуга чуть не свалился с коня. «Если я буду торчать тут как чурбан, почему бы заодно не нарисовать мишень на панцире?»
Он снова пришпорил коня. Тот поскакал, перепрыгивая через мертвые тела. Всю реку ниже по течению загораживали горящие галеи. Острова дикого огня еще плыли по воде, выбрасывая зеленое пламя на двадцать футов в воздух. Все, кто бил в ворота тараном, разбежались, но по всему берегу шли бои. Люди сира Бейлона Сванна или Ланселя пытались оттеснить назад врагов, спасающихся с горящих кораблей.
– За мной! К Грязным воротам! – скомандовал Тирион.
– К Грязным воротам! – громогласно повторил сир Мендон, и все поскакали туда. – Королевская Гавань! – нестройно кричали солдаты, и еще: – Полумуж! Полумуж! – Кто их только этому научил? Сквозь сталь и мягкую подкладку шлема Тириону слышались крики боли, треск огня, вой боевых рогов и медные голоса труб. Огонь бушевал повсюду. Боги, неудивительно, что Пес так испугался. Огонь вселяет в него страх…
С Черноводной донесся оглушительный треск – это камень с коня величиной обрушился на одну из галей. Нашу или чужую? Тирион не мог этого разглядеть через клубящийся дым. Его клин рассыпался – каждый теперь вел свой собственный бой. «Надо бы повернуть назад», – подумал Тирион, продолжая скакать вперед.
Топор в руке отяжелел. Горстка бойцов еще следовала за ним – остальные были убиты или отстали. Ему стоило труда направлять коня на восток. Скакун любил огонь не больше, чем Сандор Клиган, но легче поддавался уговорам.
Из реки вылезали люди – обожженные, истекающие кровью, выкашливающие воду, шатающиеся, еле живые. Тирион мчался через них, приканчивая тех, кто еще стоял. Битва сузилась до пределов его смотровой щели. Рыцари вдвое больше него разбегались или гибли от его руки. Страх делал их маленькими.
