драгоценностями кубок и пара серебряных подсвечников вывалились из его красного плаща и загремели по ступенькам. Он заторопился вслед, не обращая на Сансу внимания, – ведь она не собиралась отнять у него добычу.
В ее комнате было черным-черно. Санса заперлась на засов и ощупью пробралась к окну. Отодвинув шторы, она ахнула.
Южный небосклон, залитый многоцветным заревом, отражал пылающие внизу пожары. Зловещий зеленый прилив омывал облака, и ширились пятна оранжевого света. Красно- желтые отблески обычного пламени боролись с изумрудом и яшмой дикого огня – каждый цвет то вспыхивал, то меркнул, порождая орды недолговечных, тут же умирающих теней. Зеленые рассветы сменялись оранжевыми сумерками. В воздухе пахло как от котла с супом, который слишком долго пробыл на огне и весь выкипел. Во мраке, как рои светляков, носились искры.
Санса попятилась от окна, торопясь зарыться в постель. «Надо уснуть. Когда я проснусь, будет уже новый день, и небо снова станет голубым. Битва окончится, и кто-нибудь скажет, что мне суждено – жить или умереть».
– Леди, – пролепетала Санса. Встретится ли она после смерти со своей волчицей?
Что-то шевельнулось во тьме, и чья-то рука сомкнулась у нее на запястье.
Санса хотела закричать, но другая рука зажала ей рот, едва не удушив. Пальцы были жесткие, мозолистые, липкие от крови.
– Пташка. Я знал, что ты придешь, – прохрипел пьяный голос.
За окном к звездам стрельнуло копье изумрудного света, озарив комнату, и Санса увидела его – черно-зеленого, с темной, как смола, кровью на лице и светящимися по-собачьи глазами. Затем свет померк, и остался только сгусток тьмы в замаранном белом плаще.
– Закричишь – убью. Можешь мне поверить. – Он убрал руку от ее рта. Санса учащенно дышала. Пес взял штоф вина, стоящий рядом с кроватью, и потянул из него. – Не хочешь ли спросить, кто побеждает, пташка?
– И кто же? – Она слишком испугалась, чтобы перечить ему.
– Я знаю только, кто потерпел поражение, – засмеялся он. – Это я.
Таким пьяным она его еще не видела – и он спал на ее постели. Что он здесь делает?
– Почему вы так говорите?
– Потому что это правда. – Засохшая кровь скрывала ожоги на его лице. – Проклятый карлик. Жаль, что я не убил его давным-давно.
– Говорят, он убит.
– Убит? Ну нет. Не хочу я, чтобы он погиб просто так. – Пес отшвырнул от себя опустевший штоф. – Хочу, чтобы он сгорел. Если боги справедливы, они сожгут его, но я должен это видеть. Я ухожу.
– Уходите? – Санса попыталась освободиться, но он держал ее как в тисках.
– Маленькая пташка повторяет все, что слышит. Да, ухожу.
– Но куда?
– Подальше отсюда. Подальше от огня. Через Железные ворота. Куда-нибудь на север.
– Вы не выйдете отсюда. Королева закрыла крепость Мейегора, и городские ворота тоже заперты.
– Только не для меня – ведь на мне белый плащ. И это тоже при мне. – Он похлопал по рукояти своего меча. – Всякий, кто попробует меня остановить, – мертвец. Если только у него нет под рукой огонька, – с горьким смехом сказал Пес.
– Зачем вы пришли сюда?
– Ты обещала мне песню, пташка, – забыла?
Она не понимала, о чем он. Как может она петь для него здесь, под пламенеющим небом, когда люди гибнут сотнями и тысячами?
– Я не могу. Отпустите меня – мне страшно.
– Тебе всегда страшно. А ну посмотри на меня. Посмотри!
Кровь скрывала его шрамы, но широко раскрытые белые глаза пугали ее, и угол его изуродованного рта дергался. От него разило потом, кислым вином и блевотиной, но запах крови заглушал все.
– Я позаботился бы о тебе. Они все меня боятся. Пусть-ка кто-нибудь посмеет тебя тронуть – убью! – Он дернул ее к себе, и ей показалось, что он хочет ее поцеловать. Он был слишком силен, чтобы с ним бороться. Санса закрыла глаза, молясь, чтобы это поскорее кончилось, но ничего так и не случилось. – Не можешь на меня смотреть, да? – Он вывернул ей руку и швырнул ее на кровать. – Давай пой – про Флориана и Джонквиль, как обещала. – Он приставил кинжал к ее горлу. – Пой, пташка, пой, если жизнь дорога.
В горле у нее пересохло со страху, и все песни, которые она знала, вылетели из головы. Пожалуйста, не убивайте меня, хотелось закричать ей. Он нажал острием чуть сильнее, и она уже закрыла было глаза опять, покоряясь судьбе, но потом вспомнила. Не песню о Флориане и Джонквиль, но все-таки песню. Тонким дрожащим голоском она запела:
Другие слова она забыла и умолкла, боясь, что он убьет ее, но Пес молча отвел кинжал от ее горла.
Чутье побудило ее поднять руку и коснуться пальцами его щеки. Она не видела его в темноте, но чувствовала липкость крови и что-то другое, не кровь, хотя и мокрое.
– Пташка, – проскрежетал он, как сталь о камень, и встал. Санса услышала треск разрываемой ткани и удаляющиеся шаги.
Отважившись наконец слезть с кровати, она поняла, что осталась одна. На полу валялся белый плащ Пса, скомканный, покрытый копотью и кровью. Небо за окном потемнело, и лишь редкие бледно-зеленые призраки плясали среди звезд. Холодный ветер хлопал ставнями. Санса озябла. Она развернула разорванный плащ и съежилась под ним на полу, вся дрожа.
Она не знала, долго ли там оставалась, но через некоторое время где-то в городе зазвонил колокол. Густой бронзовый звон становился все чаще. Что это могло означать? К первому колоколу примкнул второй, потом третий – звон плыл по холмам и низинам, по площадям и переулкам, проникая во все уголки Королевской Гавани. Санса сбросила плащ и подошла к окну.
На востоке брезжил рассвет. Колокола звонили теперь и в Красном Замке, вплетаясь в реку звуков, льющуюся от семи кристальных башен Великой Септы Бейелора. Когда король Роберт умер, тоже звонили в колокола, но тот звон был медленный, скорбный, а не веселый, как теперь.
