к настроениям чехов. Совсем иначе вели себя в конце ноября добровольцы частей СС, калмыки и представители других национальностей. В замке в Бойковицах они вели себя так, что офицеры, наводили порядок с хлыстом в руке. Транспорты с русскими охарактеризованы по-разному, но по наблюдениям в Мюнсингене — это были жертвы своего собственного режима, лагерей военнопленных, а также несправедливости в добровольческих отрядах, которые были включены в немецкие части. Для того, чтобы из них образовать армию, уже не было достаточно времени.
Наименование Русская Освободительная Армия и понятие добровольцы в национальных частях, безусловно, находятся во взаимном противоречии. Если Освободительное движение должно было быть организованным, начиная с 14-го ноября, под эгидой военной организации, носящей наименование Русская, то необходимо было считаться с тем, что такое одностороннее решение вызовет возражения. Именно так и произошло. 18-го ноября 1944 г. министру Розенбергу было послано коллективное письмо уполномоченных Идел-Урала, Кавказа, Крыма, Туркестана, Украины и Белоруссии.[28] Письмо это полно возражений и оговорок против пражского Манифеста. Подписавшиеся заявляют, что их народы в течение столетий были жертвой русского империализма и что их борьба против русского притеснения никогда не прекращалась. Самостоятельность, которую они приобрели в 1918 году, была Советами подавлена. Они приветствуют акцию ген. Власова, но будучи русским по национальности, он должен ограничить свою деятельность этническим значением этого слова, так как они не признают его глашатаем девяноста миллионов граждан Советского Союза нерусских национальностей. Подписавшиеся настаивают на признании прав своих народов на самостоятельность, на предоставлении для национальных воинских частей своего собственного командования и на подчинении германской армии только в оперативном смысле. Лица, которые подписали в Праге Манифест, не признаются представителями указанных ими национальностей.
Казалось бы, что такой текст должен был бы вызвать какую-то реакцию и мероприятия с немецкой стороны. Почему это не произошло, объясняет письмо, которое в тот же день министр Розенберг послал непосредственно Гитлеру. Письмо особенно интересно тем, что проливает свет на настроение в немецких кругах, и поэтому я его привожу полностью.[29]
Берлин, 18-го ноября 1944 года
Мой Вождь!
Прошу прощения, что это прошение представляю Вам в чисто личном порядке.
В течение целого года я, однако, не имел возможности, мой Вождь, ознакомить Вас лично со своей работой. За это Бремя все мои просьбы об аудиенции отклонялись Вашим секретарем или имперским министром и рейхсканцлером с указанием на то, что Вы слишком перегружены военными делами и не имеете времени для восточных проблем. Введение в действие генерала Власова, чего я добивался всеми силами в течение почти двух лет без успеха, и что наконец произошло без моего участия, является именно восточной проблемой. Рейхфюрер СС и министр иностранных дел получили полномочие, о котором я узнал случайно, и содержание которого мне так же мало известно, как и рейхминистру д-ру Ламмерсу, который, согласно Вашему решению, мой Вождь, уполномочен решить все вопросы с участвующими сторонами, а потом передать объективный текст Ваших приказов. В докладной записке от 12. 10. 1944 г., я стремился представить Вам мою точку зрения. Эта докладная записка Вам не была передана. Мне также неизвестно, были ли отменены Ваше постановление от 28. 7. 42 и содержание телеграммы д-ра Ламмерса от 22. 9. 44. «Дело Власова» разрешено теперь, вопреки прошлым директивам, без участия представителей всех нерусских национальностей, которым отведена роль лишь статистов. В качестве довода, почему я не был приглашен на переговоры, мне теперь приводится, что я не могу быть уполномочен на руководство в вопросе «Власов» потому, что я занят «колониальной политикой» на Востоке! В этом я усматриваю серьезную дискриминацию. Позволяю себе, мой Вождь, изложить Вам в приложении действительный ход событий, которые я могу в любое время подтвердить документами. Я взываю к Вашей справедливости.
Присоединяю к этому еще просьбу принять меня лично. И прошу Вас, чтобы Вы мне и в дальнейшем верили.
Да здравствует мой Вождь!
Подпись: А. Розенберг.
Прямой реакцией на события 14-го ноября является обширная корреспонденция имперских учреждений, сохранившаяся в архивах. Она интересна только тем, что в этой акции теперь хотел участвовать каждый. Развал, как предвестник приближающегося конца, привел к тому, что о двух дивизиях было гораздо легче говорить и писать, чем осуществить их экипировку и вооружение.
Приложение.
Реакция со стороны Советского Союза
Советское правительство реагировало на Освободительное движение одной лишь пропагандной акцией рядом мероприятий по ликвидации руководящих деятелей, главным образом, самого генерала Власова. Во время первых фаз движения в 1941-42 гг., каждое организованное сопротивление игнорировалось и замалчивалось, как и отрицалось существование советских пленных в немецких лагерях, которые, отвергнутые собственной страной, переходили на сторону врага.
Апогеем активной пропаганды был 1943-й год, год образования добровольческих национальных частей на восточном фронте. После этого с лета 1943 до лета 1944-го года наступил год пропагандного затишья. К этому времени остовцы («осттруппен») были переброшены на западный фронт. Провозглашение Манифеста в Праге почти ничего не изменило. Перебежчиков было мало. Патриотические чувства, вызванные поведением немцев и изменением советской идеологии от коммунизма к патриотизму, и надежда населения оккупированных областей на скорое победоносное окончание войны дало Советскому правительству повод думать, что две пехотные дивизии Освободительной Армии не представляют для Советского Союза никакой опасности.
Реакция со стороны западных союзников
В Национальном архиве в Вашингтоне, хранится обширный материал ОСС (Оффис оф Стратеджик Сервисес). Большей частью, это сообщения с анализом положения различных фаз Второй мировой войны. Естественно, внимание уделяется также оппозиции, которая возникла против политического строя в Советском Союзе как со стороны отдельных лиц, так и этнических групп. По своему содержанию они весьма интересны и теперь после тридцати лет. По истечении этого срока материалы становятся доступными историку. К сожалению, это обилие информации стратегически и политически важной для принятия решений на месте, в Европе, до этих штабов не доходила, а именно они в последней стадии войны должны были решать проблемы скорее политического, чем военного характера. Я прочел информационное сообщение (G-2) XII корпуса американской армии и всех подчиненных ему дивизий. Эти части, в различной мере, приняли участие в событиях, описываемых в этой книге. Я не нашел никаких документов, которые бы говорили о подготовленности западных союзников к проблемам военного и политического характера, с которыми им пришлось столкнуться в Европе. Единственной их целью было, как можно скорее закончить войну. В течение тридцати лет после окончания войны эта позиция различным образом обосновывалась, но никогда не была достаточно убедительной. В свете доступных теперь документов, частично рассекреченных, конец мировой войны представляется в новом свете и большинство ранее опубликованных трудов о конце войны требует пересмотра.
До конца марта 1945 года периодически делались попытки заключения сепаратного мира между Германией и Советским Союзом, которые, если бы удались совершенно изменили бы ход войны, а главное, ее исход. Западные союзники знали об этих попытках по расшифрованным сообщениям. Это явилось стимулом желания поскорее закончить войну. Поэтому война закончилась ценой терпимого отношения к сталинским политическим целям в Европе.[30]
Особенно драматическую роль в этих планах пришлось сыграть Освободительному Движению Народов России. Весь период организации КОНР и его армии имел трагичный подтон. Из-за неполноты данных об этих замыслах, осуществление которых, вероятно, происходило бы на территории Чехии и Моравии, писать пока что невозможно.
Эта глава отображает реакцию с разных сторон на провозглашение Манифеста в Праге, 14 ноября 1944-го года. В заключение этих противоречивых взглядов, необходимо привести мнение Верховного командования немецкой армии.
Согласно решению Адольфа Гитлера, ген. Власов был назначен на пост Главнокомандующего войсками КОНР 28-го января 1945-го года. Это назначение было официально объявлено перед построенной в ряды 1-й дивизии РОА 10-го февраля 1945-го года в Мюнсингене[31] на торжественной церемонии, на которой присутствовали представители германского правительства, армии и СС-Гауптамта.
Эта церемония в Мюнсенгене лучше всего документирована во всей истории Освободительного Движения письменными документами, свидетельскими показаниями, фотоснимками и даже киносъемками. Это событие носило формальный характер и его значение относится, главным образом, к широте отношений между ген. Власовым и ген. Красновым. Исходя из этого, событие это будет подробно описано в отдельной книге, посвященной взаимоотношениями между А. А. Власовым и представителем интересов казачества П. Н. Красновым.
В официальном немецком документе ОКВ подводится оценка тому, что было до сих пор достигнуто, а относительно будущего движения документ гласит:
«Эти русские любят свою родину, хотят вернуться в Россию с Власовым и в нем видят единственную гарантию добиться — силой народа и с немецкой помощью — того, о чем они мечтают. В этом отношении их надежды, доверчивость и вера в Германию велики. Зависит от нас, как и куда эти шесть миллионов мы поведем».
ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО КОНР В ПРАГЕ
Вполне естественно, что в Праге должно было находиться первое Представительство КОНР: в Праге все началось и в Праге также все закончилось. Конечно, было бы неправильным предполагать, что его деятельность сводилась лишь к представительству иностранной державы. Оно более носило характер учреждения по оказанию социальной помощи. Люди перемещались во всех направлениях и беженцы искали пути к спасению ввиду приближающегося фронта. Во время бомбардировок в пути они лишались всего; нужно было о них позаботиться, дать им самое необходимое, чтобы они могли продолжать свой путь; позаботиться об их семьях, когда мужчины уходили в свои военчасти. Много национальностей, различных языков, много военных форм, а также взаимно-политических антипатий, которые еще не были преодолены.
Помимо этого, Пражское Представительство вело и тайную дипломатию. О том, что там происходило, участники его не хотели рассказывать после окончания войны, а позднее, уже не было возможности их об этом расспрашивать. Они разъехались во все концы мира и тайну унесли с собой в могилу. Однако, в общих чертах нам известно, в чем была его сущность. Первым заданием было сближение генералов А. А. Власова с П. Н. Красновым, которое предшествовало бы объединению самых крупных воинских частей, РОА и Казачьего Корпуса. Вторым заданием была подготовка последнего боя, оборона чешского котла. Все, что было упущено в годы успешного хода войны, должно было сорганизоваться и осуществиться тогда, когда уже не могло быть надежды на успех. Новая многомиллионная армия, новое вооружение, новое упорядочение Европы, — все это должно было заменить предшествовавшие ошибки и произвести поворот в ходе событий.
Пражское представительство было учреждено в конце декабря 1944-го года и его главой стал ген. — лейт. Е. И. Балабин, — эмигрант, который эвакуировался из Белграда. Вместе с ген. — лейт. Ф. Ф. Абрамовым, первоначально из Софии, оба были первыми казачьими генералами, которые отошли от всеказачьего атамана ген. П. Н. Краснова и перешли на сторону КОНР; оба были членами его Президиума и оба поставили свои подписи под Пражским Манифестом. Начальником штаба Представительства
был полк. Тиллин и полковник, позднее генерал-майор, Митрофан А. Моисеев,[32][33] Его обязанностью было
