— Больше нет?
— Ни единого кубика, — подтвердил я, — нигде.
— Этого я и боялся. — Фарнзуорт ткнул дрожащим пальцем в сторону оставшегося кубика. — По- видимому, все они здесь.
Его возбуждение постепенно улеглось, — я думаю, ко всему можно привыкнуть. Чуть погодя он задумчиво спросил:
— Что это ты такое говорил насчет того, как можно сделать куб, свернув бумагу с его разверткой?
Я поглядел на него и выдавил из себя извиняющуюся улыбку. Ведь и я подумал о том же самом.
— А ты ведь что-то толковал о другом измерении, которое для этого необходимо?
Он даже не улыбнулся мне в ответ, только буркнул, вставая:
— Ну, навряд ли эта штука кусается. — С этими словами он нагнулся, поднял с пола кубик и подбросил его на ладони, прикидывая вес.
— Похоже, весит ровно столько же, сколько все шестьдесят четыре, — сказал он, окончательно успокоенный. Вгляделся в кубик и вдруг снова разволновался. — Силы небесные! Смотри!
Он протянул мне кубик.
На одной из граней, точнехонько в центре, появилось аккуратное отверстие — кружок диаметром примерно в полдюйма.
Я склонился над кубиком и подметил, что на самом деле отверстие не было круглым. Оно походило на лепестковую диафрагму фотоаппарата — многоугольник, образованный множеством металлических пластинок правильной формы, которые находят одна на другую и как бы сплетаются, но оставляют дырочку, куда проникает свет. В отверстии ничего не было видно, только безграничная чернота.
— Не понимаю, каким образом… — начал было я, но тут же осекся.
— Я тоже, — сказал он. — Давай-ка разберемся.
Он поднес кубик поближе к глазам и стал боязливо всматриваться. Потом осторожно положил его на стол, подошел к креслу, сел и сложил руки на округлом брюшке.
— Джордж, — сказал он, — там внутри что-то есть, — Теперь голос его звучал ровно и в то же время как-то необычно.
— Что именно? — спросил я. (А вы бы как спросили?)
— Какой-то шарик, — ответил он. — Маленький круглый шарик. Он весь будто туманом застлан, но видно, что шарик.
— Да ну?! — сказал я.
— Джордж, принесу-ка я джина.
С неимоверной быстротой он извлек из буфета высокие бокалы-хайболы, наполнил их терновым джином, подлил воды, добавил льда. Отвратительный был вкус у напитка.
Осушив свой бокал, я сказал:
— Восторг! Давай повторим.
Так мы и сделали. После второго бокала ко мне вернулась способность мыслить логически. Я поставил бокал на стол:
— Фарнзуорт, мне пришла в голову мысль. Разве по Эйнштейну четвертое измерение — это не время?
Он тоже допил свой бокал:
— Да, по теории Эйнштейна выходит так. Я назвал это измерение «еслина»… или «деньгина», как тебе больше нравится. — Он опять взял в руки кубик — на сей раз, я заметил, с гораздо большей уверенностью. — А как насчет пятого измерения?
— Ума не приложу, — ответил я и покосился на кубик, который стал мне казаться воплощением зловещих сил. — Не могу постигнуть, черт побери.
— И я не могу, Джордж, — сказал он почти игриво; у Фарнзуорта такое настроение бывает не часто. Он повертел кубик в пухленьких пальцах. — Все это каким-то непостижимым образом погружено во время и пространство. Поразительно, не правда ли?
— Поразительно, — кивнул я.
— Джордж, я, пожалуй, взгляну еще разок. — И он опять поднес кубик к глазам.
— Ну-ну, — сказал он секундой позже, — все тот же шарик.
— Что же он делает? — полюбопытствовал я.
— Да ничего. А может быть, медленно вращается. Я не уверен. Понимаешь, он какой-то мохнатый и весь в тумане. К тому же темно тут.
— Покажи-ка, — попросил я, сообразив, что, в конце концов, если видит Фарнзуорт, значит, увижу и я.
— Сейчас. Интересно, в какое именно время я заглядываю: в прошлое, будущее или еще куда- нибудь?
— И в какое пространство… — подхватил было я, но внезапно Фарнзуорт заорал не своим голосом, отшвырнул кубик, словно тот вдруг превратился в змею, и закрыл глаза руками.
Он упал в кресло и завопил:
— О ужас, какой ужас!
Я со страхом следил за тем, как падает кубик, но ничего не случилось. Он не свернулся в ничто и не распался на шестьдесят четыре составные части.
— Что с тобой?! — воскликнул я, подбежав к Фарнзуорту, который корчился в кресле и не отнимал рук от лица.
— Глаз! — простонал он, едва сдерживая слезы. — Он мне выколол глаз! Живо, Джордж, вызови скорую!
Я метнулся к телефону и стал перелистывать справочник в поисках нужного номера, а Фарнзуорт все твердил:
— Поскорее, Джордж! — Тогда я в отчаянии набрал номер бюро повреждений и попросил телефонистку вызвать санитарную машину.
Я вернулся к Фарнзуорту. Он отнял руку от здорового глаза, и на другой его руке я заметил струйку крови. Фарнзуорт почти перестал корчиться, но, судя по его лицу, боль еще не утихла.
Он встал.
— Надо выпить, — сказал он и неуверенной походкой направился к буфету, но зацепил ногой кубик (тот по-прежнему валялся у самого кресла), споткнулся и чуть не упал. Кубик откатился на несколько шагов и остановился отверстием вверх возле камина.
Разъяренный Фарнзуорт процедил:
— Ну, погоди же, тварь такая, я тебе покажу! — нагнулся и выхватил из камина кочергу. Она все время лежала на горящих углях и успела накалиться докрасна. Фарнзуорт обеими руками стиснул деревянную ручку и всадил раскаленный конец в отверстие, прижав кубик к полу.
— Я тебе покажу! — повторил. он.
Я сочувственно смотрел, как он налег всем телом на кочергу и с силой заталкивает ее в кубик. Послышалось слабое шипение, из отверстия повалили маленькие клубочки темного дыма, они окутали всю кочергу. Затем раздался странный чмокающий звук, и кочерга стала погружаться в кубик. Она ушла туда дюймов на восемь, а то и на все десять — вещь совершенно немыслимая, если учесть, что кубик был объемом ровно в один дюйм, — и даже Фарнзуорта это настолько перепугало, что он рывком вытащил кочергу из отверстия.
Дым повалил столбом, через секунду раздался такой звук, словно из бутылки шампанского вылетела пробка, и кубик распался на сотни квадратиков из пластика и алюминия.
Как ни странно, на алюминиевых квадратиках не оказалось следов копоти, ни один пластиковый квадратик не обгорел. Не обнаружили мы и никаких признаков затуманенного шарика.
Фарнзуорт снова поднес правую руку к глазу, уже распухшему и залитому кровью. Здоровым глазом он рассматривал нагромождение квадратиков. Свободная рука его тряслась.
Потом пронзительно взвыла сирена; вой становился все громче и громче. Фарнзуорт перевел на меня обреченный взгляд:
