в 2,7 раза. К тому времени у нас уже была хорошая средняя зарплата - около 100 долларов в месяц против 20 долларов в 1994 году. Она мгновенно упала минимум вдвое. Мы стояли на грани катастрофы. В очередной раз… Все шло так хорошо, год обещал неплохие показатели. И вдруг все рухнуло. Валютные запасы Национального банка - нулевые. Кредитов ждать неоткуда.
Конечно, на фоне такого обвала усиливаются левые настроения. Эту закономерность можно наблюдать и сегодня. Ситуация в экономике ухудшается, и в народе увеличивается желание строить социализм. Иждивенчество…
У новых лидеров не хватает мужества сказать людям правду. Правда заключается в том, что если не сумеем вовремя остановиться в проедании доходов страны, то наши деньги опять превратятся в «фантики», которые уже летали по улицам. Должна быть граница, за которую нельзя переходить в обещаниях.
Обвал 1997-1998 гг. в полную силу использовал против меня Александр Мороз. Верховная Рада под его управлением просто вышла из берегов.
Как раз в это время в Киеве завершилась реконструкция Дворца «Украина». Это была идея правительства, я ее только поддержал и позаботился, чтобы работы не откладывались. Дворец был в ужасном состоянии. По заключению специалистов, в аварийном состоянии находилась сцена. В любой момент мог обвалиться потолок. Когда реконструкция была сделана, стали говорить, что на нее ушло 80 миллионов долларов и что половину украли. Это могли говорить только люди, которые не имели никакого представления о деле. В парламенте поставили вопрос о злоупотреблениях при реконструкции. Обвинили премьер-министра Пустовойтенко, министра культуры и образования Остапенко, мэра Киева Омельченко и вице-мэра Кураса. Никаких доказательств, одни домыслы и дикие преувеличения.
Перед этим ход работ и готовый объект проверяли несколько комиссий. Никаких злоупотреблений не нашли. В таких случаях обычно ищут лиц, нажившихся на предоставлении подрядов, особенно иностранцам. Здесь все было чисто. Даже люстры заказывали в Украине.
Мороз, можно сказать, превзошел себя в подстрекательстве народных депутатов, в манипулировании ими, в изобретении способов обострения отношений между законодательной и исполнительной властями. Это приняло такие вопиющие формы, что Гальчинский, например, не выдержал. Он публично заявил, что я должен приостановить деятельность Верховной Рады, которая полностью себя дискредитировала, и ввести на 2-3 года президентское правление в стране. «Наши наследники, как и мировая общественность, поймут безальтернативность этого шага», - заявил он. Его тогда приглашали в СБУ, там он давал официальное объяснение своей позиции. Это, кажется, был первый и единственный случай, когда на таком высоком уровне и так серьезно ставился вопрос о роспуске парламента.
Я был согласен с Гальчинским, но не мог сказать об этом вслух, потому что уже действовала новая Конституция, в которой не предусматривалась такая мера. Все, что я мог, - принять предложение своего советника к сведению.
Мороз проявлял большую изобретательность и жестокость в таких играх. Могу это объяснить тремя основными причинами.
Во- первых, такая натура. Есть люди, которые входят в азарт, когда знают, что любые их нападки на власть останутся безнаказанными. Этот процесс ему нравился сам по себе. Такая линия поведения, как он, очевидно, думал, приближает его к безраздельной власти над страной.
Во- вторых, идейные соображения. Он не мог смириться с теми людьми, которые стали реально управлять Украиной после краха советской власти. Они для него были выскочки, которые в личных интересах прекратили строительство социализма, оттеснив тех, кто мог бы продолжать это дело. Как ни странно, к числу оттесненных он, судя по некоторым его высказываниям, относил и себя, хотя при советской власти не поднялся выше поста заведующего сельхозотделом Киевского обкома партии -второстепенная аппаратная должность. Он как бы отождествлял себя с делом социализма. Раз отправлен на свалку истории социализм, то, следовательно, отправлен туда же и он, Мороз. И это - несмотря на большие достоинства обоих.
Во всех действиях Мороза чувствовался мотив мстительности. Он мстил новому строю и людям, занимающим при этом строе ключевые посты. Трудно иначе объяснить его поход против Пустовойтенко, ставшего главой Кабинета Министров. Пустовойтенко на этом посту, как и на предыдущих, зарекомендовал себя квалифицированным, организованным и скромным тружеником. Он, казалось бы, не давал поводов для зависти, недоброжелательства. Но Мороз, видимо, считал иначе.
В- третьих, большим раздражителем для Мороза служил я. Он знал, что я близко к сердцу принимаю его козни. Мне не удавалось маскировать свое отношение к интригам, голословным обвинениям, демагогическим претензиям. Это его провоцировало. Думаю, если бы я меньше обращал внимания на его выходки, он вел бы себя не так активно.
В то время в парламенте было много Морозов, то есть людей, занятых главным образом борьбой с президентом и высшими представителями исполнительной власти. Парламент все время «бузил». Это стало как бы основным его назначением. Стране пошло бы на пользу, если бы один из составов парламента был распущен за бездеятельность и деструктивное поведение. Я считаю, что поторопился с угрозой назначить референдум по проекту Конституции, в которой предусматривалась такая возможность.
16 ноября
Первое заседание «круглого стола» в начале декабря прошлого года прошло без каких-либо осложнений. Мы легко достигли согласия. В соответствии с этим соглашением «оранжевые» должны были разблокировать правительственные здания. Но они не выполнили своего обещания.
А вот последнее заседание провалилось, и никто об этом не говорил, только я вышел и сказал. А иначе все осталось бы за кадром. Квасьневский склонялся на сторону Ющенко. Адамкус высказывался очень корректно. Он был, пожалуй, самым корректным участником этого процесса. Он понимал, что есть законы, Конституция, и что надо действовать в соответствии с ней. От России был Грызлов. Он не высказывался прямо в поддержку Януковича. Как и в поддержку Ющенко никто прямо не высказывался - ни Квасьневский, ни Солана. От России сначала была предложена кандидатура Ельцина, консультировались с нами, я не возражал. Но потом, после консультаций с другими участниками переговоров, прислали Грызлова. Он говорил об украинском законодательстве, о том, что из него однозначно вытекает решение о повторных выборах, а не о переголосовании.
В общем, все хорошо понимали, что «круглые столы» устраиваются для того, чтобы спустить пар. В этом смысле «столы» свою задачу выполнили, хотя в итоге участники разошлись, ни до чего не договорившись. Я ожидал, что если «оранжевые» и остальные участники переговоров будут исходить из положений права, а не из революционной целесообразности, то объявят повторные выборы через три месяца. Ющенко был бы опять выдвинут и наверняка победил бы, тем более что Янукович сказал, что на повторные выборы не пойдет.
Кто пошел бы вместо него от «партии власти», я тогда совершенно не задумывался. Правом пожертвовали в пользу политики.
Решающее слово произнесла Верховная Рада: выборы сфальсифицированы. Передача дела в Верховный Суд и само судебное разбирательство выглядело после такого «политического» решения Верховной Рады, мягко говоря, тоже политическим.
Я, кстати, не придал особого значения тому, что Путин поздравил Януковича с победой по предварительным результатам. Сам так, бывало, поступал. Сказали, что такой-то там-то выиграл - ну и отправляешь телеграмму, не ждешь официальной процедуры. Только когда «оранжевые» подняли по этому поводу шум, я подумал, что Москва, может, действительно поторопилась. А с другой стороны - кто мог знать, как все обернется?
И, конечно, роль Соединенных Штатов Америки. Американцы сразу заявили, что выборы сфальсифицированы, а вот Путин в свою очередь дал понять, что, по его оценке, все в порядке.
Один сигнал - из-за океана, другой - и противоположный - из Москвы… Какое еще нужно было доказательство, что Украина находится (продолжает находиться) между двух огней?
Суть дела - в противостоянии Америки и России. Можно не говорить: «противостояние». Можно найти другое слово. Но то, что Россию американцы поджимают со всех сторон, - очевидно. Я очень хорошо понимаю мотивы подобного противостояния. Постсоветское пространство - это не только ворота в Евразию, но и сама Евразия. Когда-то Збигнев Бжезинский называл Евразию основным «геополитическим призом» для Америки. Он говорил о том, что глобальные преимущества Америки будут зависеть от ее преимуществ на Евразийском континенте, считая этот регион даже более важным, чем Ближний Восток. Это же касается и Москвы. Для нее потеря прежнего влияния (особенно в границах бывшего Советского Союза) - это катастрофа. Неважно, как на самом деле. Важно то, что для российского руководства вопрос о влиянии - это как вопрос жизни и смерти. Уже ясно, что Россия должна будет вывести свои войска из Грузии. Это без вариантов. Кто-то, глядя со стороны, думает: ну и что такого? Ну выведет, люди хуже жить не станут ни в России, ни в Грузии. А в Москве рассуждают по- другому, и можно без труда догадаться, как именно.
17 ноября
Павел Лазаренко, кажется, собирается участвовать в предстоящих парламентских выборах в Украине. Понятно, в какой роли - в роли кандидата в депутаты, лидера своей партии. Чудеса! Кто-то на днях спросил меня, можно ли считать его рыночником. Чуть ли не внук спросил - парню 14 лет, кое-чем уже интересуется… Лазаренко, говорю, такой же рыночник, как и Юлия Тимошенко. Два сапога пара. Выйти на рынок и все, что можно, забрать себе. Отличался крепкой хваткой. Истинный тип сильного советского руководителя-хозяйственника.
Когда Тимошенко говорит, что Кучма отнял у нее бизнес, я спрашиваю: какой бизнес? «Торговля» газом. Хороший бизнес, ничего не скажешь! Речь идет о миллиардах долларов…
Вокруг Лазаренко в его бытность премьером быстро образовалось негативное поле. Пошли жалобы от западных кредиторов, бизнесменов, нелестные для него намеки политических деятелей во время разного рода переговоров, встреч, приемов. Он активно занимался вопросами приватизации. Слишком активно! Это было дело правительства.
Тут Павел имел все карты в руках. Стали говорить о хитрых схемах «Приватбанка» (Лазаренко был среди его акционеров), о том, что по этим схемам проходит много собственности и что ее доля прилипает к известным рукам.
Мы замечали не все и, как правило, не первые, а миру-то видно было все и сразу. Для мира это был не первый такой случай. Украина не являлась для него новостью. А Павел, как видно, по колхозной простоте думал, что он первый такой ловкий, смелый, изобретательный. Считал всех вокруг недотепами.
Случилось несколько скандальных историй с американскими фирмами. Жаловались и официально, и неофициально. Американцев возмутило вымогательство при заключении комбайновой сделки с компанией «Джон Дир». Вымогательство было, можно сказать, дерзкое, крупномасштабное.
1998 год - это год, когда Генпрокуратура начала заниматься его деятельностью. Их противоборству, казалось, не будет конца. Такое впечатление сложилось с самого начала.
Что послужило толчком? Газовая проблема. Точнее, проблема наших долгов за газ. Долги перед Россией вдруг стали нарастать как снежный ком. Возник вопрос: куда деваются деньги украинских покупателей газа? Почему они не доходят до России? Куда и как исчезает газ, которым Россия рассчитывается с нами за отданные ей ядерные боеголовки тактических и стратегических ракет, находившихся на нашей территории? Это - несколько миллиардов долларов.
Начали разбираться. Начали смотреть, через какие коммерческие структуры поступает газ, через какие должна поступать оплата за него. Присмотрелись, естественно, к ЕЭСУ - что это за организация, чем занимается на словах и чем - на деле, кто там первая скрипка, кто - вторая.
Дело оказалось чрезвычайно сложным, запутанным, с мощными подводными течениями, с отлаженной предохранительной системой.
Дело, наверное, очень долго тянулось бы в вялотекущем режиме, если бы Лазаренко ни с того ни с сего не оказался в Швейцарии с панамским паспортом. Там его арестовали, и - отнюдь не за паспорт. Стало ясно, что за ним приглядывали не только украинские компетентные органы. Очевидно, ждали случая и повода. Панамский паспорт оказался кстати.
В разных украинских кругах обсуждался вопрос, зачем Лазаренко потребовался Соединенным Штатам.
Я понимаю, что такой вопрос понятен не всем американцам, но для нас, украинцев, он самый естественный. Особенно когда началось то, что, с нашей точки зрения, выглядело как затягивание следствия по делу Лазаренко. Во-первых, до нас, несмотря на большое расстояние, доносился шорох долларов (наших долларов!), которые выкачивались из него американскими адвокатскими конторами. Во-вторых, не казались случайными периодические выбросы материалов следствия, компрометирующих украинскую власть. Трудно было расценить это иначе, как попытки давления. Каждая порция грязи из дела Лазаренко сразу же подхватывалась украинской оппозицией. Поднимался шум.
