В комнате наступила неловкая тишина. Хэйзл налила еще один стакан сока.
— Готова поспорить, ты чувствуешь себя намного лучше.
— После душа или после пения? — Силки улыбнулась и, подойдя ко мне, села рядышком. Она хотела еще что-то сказать, но внезапно раздался громкий гудок подъехавшего автомобиля.
На лице Хэйзл отразилось облегчение.
— Это Джули.
Спустя несколько секунд дом взорвался шквалом шагов и детских голосов, возгласы и крики эхом наполнили помещение. Дверь распахнулась, и в комнату вбежали четверо бледных ребятишек с коротко подстриженными волосами. Двое старших, где-то восьми и семи лет, подошли ко мне и протянули руки.
— Тебя зовут Ник?
У них был сильный акцент. Двое их младших братьев убежали обратно на улицу.
Я наклонился и пожал мальцам руки:
— А это Силки.
— Смешное имя.[5]
— На самом деле нужно произносить «Силка». А Ник называет меня Силки, потому что у него не получается выговаривать сложные слова.
Силки любила детей. Ее старшая сестра все время присылала ей фотографии своих семилетних мальчуганов-близнецов на ее почтовый ящик в Сиднее.
Каждый раз; когда мы останавливались где-нибудь больше чем на несколько дней, ей пересылали ее почту, и мне приходилось по часу сидеть и слушать о последних приключениях Карла и Рудольфа.
— Откуда ты родом, Силки? Ты смешно разговариваешь!
— Смешнее, чем Ник? Я из Германии. Это очень далеко отсюда.
В комнату вошли Джули с мужем Аланом и двумя их младшенькими, которые сразу же вскарабкались Чарли на колени. Мы поприветствовали друг друга. У Алана были большие и грубые ладони. Он был деревенским жителем до мозга костей и выглядел не особо-то и парадно для приема гостей.
Чарли взял инициативу в свои руки:
— Отлично! Я, наверное, начну разжигать мангал. Кто со мной?
Это был обычный призыв к действию. Детишки радостно вприпрыжку выбежали на улицу.
Глава третья
Спустя два часа мы объелись курятины, бифштексов, креветок и напились Тухи. Силки с Джулией и Хэйзл сидели на диване, и, глядя на них, можно было сделать вывод, будто они знали друг друга много лет. Алан рассматривал купленный детям DVD, а те, в свою очередь, устроились на подушках на полу. Он вставил диск в плеер и, чувствуя, наверное, что нам с Чарли было о чем поговорить наедине, сел смотреть фильм вместе с детьми.
— Почему ты больше не прыгаешь?
Мы с Чарли стояли возле серванта, на котором стоял кофейник со свежесваренным кофе. Мы все еще были не готовы к этому, мы все так же сидели на пиве.
— Это было нечестно по отношению к Хэйзл. Ее нервы и так уже были на пределе.
К нам присоединилась Силки, держа в руках поднос с тремя пустыми чашками. Наливая кофе, она кивнула в сторону фотогалереи:
— Чарли, ты был в армии?
— Да.
— Ты совсем не изменился. Или я ошибаюсь? Посмотри на себя!
Чарли улыбнулся, глядя на фотографию своего сына:
— С тех пор у меня появилось несколько морщин и поубавилось волос.
Я глянул на Хэйзл. Она одарила Чарли улыбкой в благодарность за его доброту. Силки налила кофе и вернулась к остальным женщинам в полном неведении о том, что произошло.
Чарли поднял банку пива и сказал:
— За старые добрые дни!
Мы чокнулись, и он сделал большой глоток.
— Как у тебя с Силки? Какие планы?
— Никаких. Я просто позволяю ей спать со мной, пока не найду кого-нибудь получше.
Шутка ему не понравилась, и он нахмурился.
— В таком случае ты — засранец. Она, по-моему, классная девчонка. Лови момент, дружище, пока есть такая возможность. — Он бросил взгляд в направлении дивана, затем снова посмотрел на меня. — Итак, тебе хотелось бы пойти посмотреть на закат солнца, правильно?
Даже если бы Чарли и хотел более явно намекнуть на то, что ему хотелось бы пообщаться со мной наедине, у него это вряд ли получилось бы. Он ухватил еще две банки пива и повел меня на веранду.
Он облокотился на поручень. В паре сотен метров от нас стадо лошадей поднимало пыль в загоне.
Чарли сел на лавку и указал мне на стоявшее напротив него кресло-качалку. Что бы там ни было у него на уме, но он, казалось, был не готов сейчас об этом говорить. Я проследил за его взглядом. Он был прикован к лошади, пасшейся в одиночестве в самом углу загона.
— Знаешь что, Чарли? Я ведь тебя выбрал тогда. Я тебе никогда об этом не говорил, насколько я помню.
Наш майор-инструктор всегда давал новичкам-десантникам один и тот же совет:
— Когда попадете в эскадрилью, помалкивайте, смотрите и слушайте. А затем выберите одного человека, который кажется вам идеальным десантником. Не нужно показывать ему, что вы выбрали именно его, просто наблюдайте за ним и учитесь. А когда во время боевой операции возникнет сложная ситуация, и вы не будете знать, как вам поступить, тогда спросите себя, что бы сделал на вашем месте тот человек, которого вы выбрали.
Я выбрал тогда Чарли, но очень скоро он стал для меня намного важнее, чем пример для подражания. По-моему, я наградил его наивысшей похвалой, которой один солдат может наградить другого. Я мог абсолютно искренне признаться, что пошел бы за ним и в огонь и в воду.
Он сделал еще один большой глоток и поставил банку на перила.
— Я знаю, дружище. Я видел, как ты наблюдал за мной. Многому научился?
— Думаю, да. Я думал о тебе тогда, в последний день операции в Уэйко. Там была неприятная ситуация, и я пытался себе представить, как бы ты поступил на моем месте. Я не знал, вырубить мне того парня или нет. Но теперь я уверен — я принял правильное решение.
— Не все там приняли правильные решения, — Чарли обернулся и посмотрел на меня. — Помнишь того парня из Министерства, специалиста по газам? Он покончил с собой год спустя.
Я этого не знал. К тому времени я уже покинул полк.
— Его звали Энтони. Он был хорошим парнем.
Он откинулся на спинку стула.
— Еще один хороший парень, оттраханный системой. Ничего нового.
Он снова взял в дрожащую руку банку с пивом.
— Ты знаешь, я попался на эту удочку, когда был еще мальчишкой. Я действительно верил во все это дерьмо о королеве и родине. Мы были хорошими парнями, они — плохими. Тридцать семь лет игры в войнушки ушло у меня на то, чтобы осознать, какой чушью это все было. Может, ты быстрее это понял? Поэтому и ушел?
Чарли не знал, чем я занимался после увольнения в запас, и не спрашивал об этом. Он знал, если я захочу, чтобы он об этом узнал, я сам ему расскажу.
— Что-то вроде того.
