главное, роскошные светлые волосы — они рассыпались по плечам после того, как с нее свалилась шапочка… Классовая ненависть обуяла начальника уголовного розыска! Как он ненавидел эту шваль подзаборную! Она повсюду, отрывает от работы, мешает заниматься настоящим мужицким делом!
— А ну, ша!!! — прорычал он, подлетая к решетке. А хулиган уже вырвал у девушки сумку… и выронил ее, услышав глас правосудия у себя над ухом. Рассыпались нехитрые предметы женского обихода, покатилась, постукивая, губная помада.
— Валим, Толян! — взвизгнул первый, отпуская женщину.
— А хрен-то… — выплюнул второй, делая стойку.
Блеснуло что-то в руке — и что, интересно? Какие мы крутые. И УК РФ не боимся? Девушка зашаталась, стала сползать по грязной стеночке, пачкая нарядное пальтишко. Первый хулиган растерянно метался, не зная, что делать. А «товарищ» подпрыгивал, как болванчик, вертел между пальцами «перышко». Бросился, но замахнуться не успел, схлопотал по челюсти. Какого черта выставлять «скворечник», когда отводишь руку с ножом? Мощный получился удар, но хулиган опомнился, ойкнул от боли, выронил «инструмент»… и вдруг проворно свалил вбок, отбился от стены, словно мячик. Надо же, какой шустрый… Огульнов крутанулся за ним, чтобы схватить за рукав, но тот опять ускользнул, хулиган кинулся бежать, но ноги заплелись. И вновь ушел от возмездия, откатился, а там уж подскочил, побежал, растворяясь во мраке проходного двора. Майор метнулся, чтобы схватить подельника, но и тот уже мчался прочь, оглашая подворотню энергическими выражениями.
Девушка, давясь слезами, ползала на коленях, сгребая в сумочку свое хозяйство. Огульнов поднял укатившуюся помаду, присел рядом с ней на корточки.
— О, мамочка моя… — твердила блондинка, — да что же это такое творится на белом свете… О, Господи, как жить-то после этого?..
— А когда вы в последний раз головой думали, сударыня? — мягко осведомился Глеб Кириллович, — Вам так приглянулась эта темная подворотня?
— Сама не понимаю… — всхлипывала она. — Никогда здесь не хожу… да я вообще пешком не хожу, у меня машина вчера сломалась, отдала в ремонт, вот и пришлось. Откуда я знала, что здесь такое бывает… — ее голос подрагивал.
Глеб Кириллович почувствовал усталость и срочную необходимость вернуться к жене. «А ведь я цветы в машине забыл! — внезапно прозрел майор и чуть не хлопнул себя по натруженному лбу. — Как же так?» Ведь склероз — не по его части…
— С вами все в порядке? — спросил он, пытаясь рассмотреть в полумраке женское лицо.
— Уже не больно, — прошептала девушка. — Рука вот только онемела. Я чуть сознание не потеряла, когда они стали ее выкручивать. У меня же не левая резьба, ей-богу… Но ничего, уже проходит… Господи, какие безмозглые… — посетовала несостоявшаяся жертва. — Ведь у меня и денег практически нет, всего каких-то восемь тысяч — и те в пальто, вместе с телефоном… Спасибо вам огромное, — она подняла голову, и в глазах ее зажегся призывный огонек. — Я даже не догадывалась, что в наше время еще существуют благородные мужчины… Если бы не вы…
— Они бы вас просто ограбили, — смутился Огульнов. Он и впрямь не считал свой поступок чем-то выдающимся. — Это всего лишь трудные подростки, девушка, они такие «милые» в этом возрасте…
Спасенная девушка прыснула и стала всматриваться в его лицо, затушеванное полумраком.
— Следует понимать, что вы обитаете где-то поблизости?
— Здесь рядом, — отозвалась девушка. — В пятом корпусе этого странного архитектурного сооружения, что называется элитным домом на Галущеева. У меня однокомнатная квартира на первом этаже.
Просто здорово. Не хотелось бы, чтобы прекрасная незнакомка обитала в непосредственном соседстве с его домом или, боже упаси, В ЕГО ДОМЕ. Нет, это были разные концы относительно компактного микрорайона.
— Пойдемте, я вас провожу, — он помог незнакомке подняться. — А то вы в своей вызывающей экипировке все неприятности по пути соберете…
— Ой, правда? — обрадовалась девушка. — Я даже не знала, если честно, как вас об этом попросить. Вы, наверное, домой спешите?..
Он вел ее по закоулкам, поддерживая под локоток, а она доверчиво льнула к нему, щебетала, чирикала. Шок и трепет понемногу проходили, девица разговорилась. У нее имелось чувство юмора, речь была грамотная, но умом и сообразительностью она явно не щеголяла. Что еще взять с блондинки? Звали девушку то ли Олесей, то ли Оксаной (Огульнов не запомнил), работает в офисе, вернее, работала, поскольку два дня назад ее уволили, и теперь приходится ездить по подругам и плакаться в жилетки — формально все сочувствуют, а фактически глубоко наплевать. Позавчера ее бросил парень, вчера сломалась машина, сегодня напали в подворотне. Не жизнь, а сплошные стрессы.
— Чтобы стресса избежать, нужно выпить и лежать, — глубокомысленно изрек майор Огульнов.
Девушка засмеялась — со свободой нравов все было в порядке. Он тоже говорил о себе. Лишь общие фразы — мол, к туалету приучен, не кастрирован. Про вынужденный брак — одну из форм наказания, связанных с лишением свободы…
— Ну, вот мы и пришли, — она вздохнула и как-то странно на него посмотрела.
Они стояли под фонарем, глядя друг на друга. В животе уже не просто чесалось, а призывно визжало. Хорошенькая — до одури! Не больше тридцати, скуластое личико, большие глаза с завораживающим блеском. Запах дорогих духов и электрическое притяжение — он чувствовал его физически, по коже сурового мента ползли мурашки, волосы вставали дыбом. Он тоже ей нравился — это чувствовалось. Начальник уголовного розыска был видным мужчиной — с приятной аурой, харизмой.
— Может, зайдете на чашечку чая? — пробормотала блондинка. — Я живу одна, а завтра все равно не на работу…
Эта барышня действовала на него магнетически. Да, и еще раз да! Отличное завершение «черного» вторника: черная ночь и блондинка на белой простыне, или какая там у нее простыня… Галка подождет, секс с женой не интересен. В последние годы, занимаясь с женой любовью, Глеб Кириллович не мог избавиться от мысли, что чувствует себя некрофилом, хоть бы раз пошевелилась, обняла его хоть пальчиком, простонала бы что-нибудь…
Огульнов кивнул и полез обниматься — девушка смеялась, уклонялась от его похотливых лап, но тоже неровно дышала, он это чувствовал! У женщин все не так — не каждая готова отдаться у парадного, им требуется домашняя обстановка, уют и приватность. Она отступала, восходила по ступеням, звеня ключами, он шел за ней — взволнованный, истекающий желанием. Будто замкнуло в голове, кровь отлила от участков мозга, ответственных за принятие взвешенных решений. Он ловил ее в подъезде, спотыкался о ступени, а она ускользала, хихикала. Майор плохо помнил полутемную прихожую, комнату, хрустальный ночник, озаряющий пространство бледноватой пастелью, задернутые шторы. Он обнял ее, вгрызся зубами в шею — лопнуло терпение, но снова она вывернулась! Сбрасывала с себя испачканное пальто, приличные одежды («полиция моды» к таким не подкопается, точно), затем упругое тельце в бикини телесного цвета юркнуло в ванную комнату, и он чуть не взвыл! Но пробыла она там недолго, явилась в прозрачном пеньюаре и снова принялась сводить его с ума. Глеб Кириллович срывал с себя одежду, избавлялся от кобуры, рвал через голову рубаху. Девушка толкнула его, и тот с голым торсом плашмя свалился на покрывало. А сама уже колдовала у холодильника, майор помнил, как в деле фигурировали два бокала на высоких ножках, бутылка импортного портвейна. Еще и пошутил дрожащим голосом: а не хлебнуть ли нам, мол, «партейного»? Девушка смеялась — и как она не устала еще смеяться над его шутками? Выпив, он окончательно забылся в реальности — сознание заволокло, а девушка смотрела на него влюбленными глазами — такими добрыми, ласковыми, и даже поддерживала его бокал, чтобы удобнее пилось. Он ослаб, и ни один тревожный предохранитель в голове не сработал!
Потом был танец с умеренным содержанием стриптиза — Огульнов ей подыгрывал, хлопал в ладоши, пуская слюни. Пеньюар оставался на теле — она извлекла из-под него кружевной бюстгальтер, похожий на наушники для плеера. Глеб Кириллович заволновался — а все ли в порядке с грудью, что там скроешь под «наушниками»? Но нет, нужные холмики очерчивались вполне аппетитно. Потом от девушки отделились трусики — она швырнула их ему в лицо, позволила погладить себя по коленке. Он принял сидячее положение — пока еще силы имелись, обнял ее за талию. Теперь не уйдет! Мир куда-то поплыл, он
