спектакле.
В течение последнего года жизни Аркадий Исаакович успел сделать многое. Попрощался с дорогой ему ленинградской публикой, с городом, в котором была прожита большая часть жизни, расстался с ленинградской квартирой, словно бы предвидя, что она ему больше не понадобится.
Четвертого июня 1987 года спектаклем с символическим названием «Мир дому твоему» наконец-то открылось свое, постоянное здание театра на Шереметьевской улице, дом 8, со зрительным залом на 950 мест, строительство которого продолжалось около четырех лет и потребовало немало энергии и сил, прежде всего от самого Аркадия Райкина. «Знаешь, как я устал ездить по министерствам, ходить по кабинетам, — сказал он как-то много лет работавшей с ним актрисе Виктории Горшениной. — Это можно назвать хождением по мукам... или, точнее, по мудакам... Все они, конечно, что-то обещают, но ничего не делают. Чувствую, что я устал, а они на это и рассчитывают. Конечно, выстроят в конце концов, но меня из этого театра вынесут вперед ногами». Он не раз демонстрировал свою способность предсказывать (вернее, предчувствовать); к сожалению, это предсказание через полгода исполнилось...
После долгих раздумий и колебаний театр получил название «Сатирикон». Почему «Сатирикон»? Театр Аркадия Райкина (как и будущий театр Константина Райкина), казалось, имел мало общего с дореволюционным веселым, любимым читателями журналом «Сатирикон», в котором сотрудничали Аркадий Аверченко, Надежда Тэффи, Михаил Азов и др. Впрочем, кто в наши дни знает что-нибудь об этом журнале и его авторах, в первые годы советской власти оказавшихся в эмиграции и уже поэтому прочно забытых?
А было так. Государственный театр миниатюр, как упоминалось, в марте—апреле 1987 года гастролировал в Ленинграде. Аркадий Исаакович уехал из города в Дом творчества кинематографистов «Репино», где отдыхал в течение двух свободных от спектаклей дней. В один из них, когда мы с ним работали над «Воспоминаниями», на несколько минут заскочили Константин Аркадьевич и заведующая литературной частью театра Ольга Гарибова. «Папочка, надо решать с названием. Так «Сатирикон»?» — обратился к отцу Костя и после нескольких секунд колебаний получил окончательное согласие. «Ну, как вы думаете?» — спросил меня Аркадий Исаакович после их отъезда. Как я могла думать, понимая, что это название — результат длительных раздумий и обсуждений? Пусть будет «Сатирикон»!
В сентябре 1987-го наконец-то состоялась поездка в США. «Двадцать с лишним лет шла тяжба между американцами и нашими чиновниками по поводу гастролей Аркадия Райкина в США», — рассказал Константин Райкин корреспонденту «Советской культуры». Как мы помним, Аркадий Исаакович не раз получал приглашения от Сола Юрока на сорокадневные гастроли со своей программой и на участие в международной бродвейской программе «Не в бровь, а в глаз». Однако выезд Райкина за пределы стран социалистического содружества, очевидно, воспринимался как некая диверсия. Я. Самойлов пишет: «Райкин лишен возможности выездов даже по приглашению. Лишен принудительно. Его творчество как бы оказалось под пожизненным домашним арестом».
Когда же поездка наконец стала реальной, воспротивилась медицина. Состояние здоровья артиста было таково, что дальний перелет и волнения могли оказаться роковыми. И все-таки Райкин поехал. «Обстоятельства этой поездки были уникальны, — вспоминает Константин Аркадьевич, вместе с сестрой сопровождавший отца. — Я такого раньше никогда не видел и, наверное, не увижу. Представьте освещенный зал на две с половиной тысячи мест. И все до одного стоя рыдают. Плачут навзрыд и взрослые, и дети. В зале стоял стон. И мы на сцене тоже плакали. Мы чувствовали, что все родились на одной земле и тысячи нитей нас связывают... Отец был счастлив».
Сам Аркадий Исаакович мало рассказывал о той поездке. На просьбу пополнить его мемуары (работа над рукописью как раз завершалась) главой об американских гастролях он грустно ответил: «Ну что говорить! Там, в Америке, я всё время думал о наших людях». Он дал десять концертов в семи городах: Нью-Йорке, Вашингтоне, Филадельфии, Бостоне, Чикаго, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. В каждом концерте он работал на сцене 1 час 40 минут, исполнял несколько монологов из спектакля «Мир дому твоему», дуэтные сценки с сыном.
Во второй половине гастролей, вспоминает Екатерина Аркадьевна в своей проникновенно написанной статье «Неотправленное письмо», начался нарыв в ухе, сопровождавшийся и днем и ночью сильными болями. Но когда он выходил на сцену, боль отступала: «На сцене царил Артист, в зале были его зрители! И это был триумф».
Вернулся Аркадий Исаакович бодрым, помолодевшим. В течение октября успел вычитать и внести правку в литературную запись «Воспоминаний», остался, как обычно, недоволен и требовал продолжения работы.
«Сатирикон» открыл сезон, спектакль «Мир дому твоему» шел регулярно. В день 76-летия Райкина, 24 октября, состоялось юбилейное трехсотое представление. Была подведена черта. В ноябре его положили в знакомую Кунцевскую больницу. Он как будто уже поправлялся, его собирались скоро выписать домой. Много думал о новой программе, о предстоящем пятидесятилетием юбилее театра... Когда его перевели в реанимацию и стало ясно, что надежды нет, в больницу приехали Константин Аркадьевич и директор театра. Пройти в палату им не удалось. «Что передать?» — спросили Аркадия Исааковича. «Скажите, чтоб были здоровы». (Так мне пересказали, за точность не ручаюсь, а спрашивать у Константина Аркадьевича не решилась.) 17 декабря Райкина не стало.
Проводы великого артиста прошли в «Сатириконе» — в том здании, завершения строительства которого он с таким нетерпением ждал. В зрительном зале собралась вся труппа театра, старые и молодые. Гроб стоял на сцене в декорации спектакля «Мир дому твоему», повторявшей обстановку его квартиры. На душе было так тяжело, что я даже не помню, выступал ли кто-нибудь из руководства, кто говорил слова прощания. Постояв в сменявшемся почетном карауле, я спустилась в зрительный зал. Проводила его на кладбище. Екатерины Аркадьевны на похоронах не было, она оставалась дома около матери, которой не сразу сказали о смерти мужа. Народу было немного. Официальной информации о смерти Райкина не появилось, зрителям не дали возможности проститься со своим кумиром. «Великий артист впервые не собрал аншлага», — заметил Геннадий Хазанов.
Райкин был похоронен 20 декабря на Новодевичьем кладбище. Случайно или нет, его могила оказалась рядом с могилой его школьного друга академика Я. Б. Зельдовича.
Руководство страны боялось не только живого Аркадия Райкина, но, кажется, еще больше мертвого. Официально извещение о его кончине и некролог за подписью М. С. Горбачева и других партийных и советских руководителей были опубликованы в «Правде» и других ежедневных газетах только 22 декабря, через пять дней после смерти великого артиста, в «Советской культуре» — 24-го. Скончавшаяся через два года Руфь Марковна была похоронена в той же могиле.
«Сатирикон», которому Аркадий Исаакович дал жизнь, довольно быстро вышел на свою дорогу. «Могу сказать, что того театра, о котором мы мечтаем, еще в природе нет, — говорит его художественный руководитель К. А. Райкин. — Мы к нему идем. Это большой путь. До какой степени мы сможем по нему двигаться дальше, покажет время».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Аркадий Райкин не мог допустить, чтобы вместе с ним исчез театр, успешно работавший в течение почти полувека. В то же время он ясно понимал, что окаменевшие формы никому не нужны, что вместе с новой актерской генерацией должен родиться и новый театр.
Он подарил творческую жизнь не только «Сатирикону». Под его влиянием вырос ряд одаренных артистов, начинавших с прямого подражания своему кумиру. Достаточно назвать ныне покойного Виктора Ильченко, Романа Карцева, руководителя саратовского театра «Микро» Льва Горелика, Евгения Петросяна, Геннадия Хазанова, Ефима Шифрина... Они быстро стали любимцами публики, украшением нашей эстрады.
Но Райкин был не только непревзойденным актером, мастером. Не только поражал смелостью, щедро дарил смех. Для миллионов людей, никогда не видевших его на сцене, он стал борцом за правду,
