главой комитета по архитектуре, но, выйдя из пансиона, на минуту остановился, чтобы разглядеть то место, где он граничил с палаццо Кастель-Джордано. Это было большое здание, основную часть которого построили еще в семнадцатом веке; оно не представляло интереса для Хэдли и было закрыто для посещений. Он решил, что некие реликвии семей, когда-то его населявших, сохранились в продуваемых сквозняками залах. По дороге на мост Академии Хэдли бросил взгляд на неприметный фасад палаццо, выходивший на боковой канал, расположенный почти на задворках. С его связями в мире архитекторов он легко сможет навести справки и удовлетворить любопытство бедной девочки.
Сьюзен с самого начала знала, что Хэдли ей не поверит. Обращение к нему было уступкой здравому смыслу. Уже несколько дней, как в ее спальне перед изображением Мадонны горела лампада со стеклянным колпаком. Ее белая сумочка казалась неподходящей для подобной экспедиции, и Сьюзен сложила все доказательства в правый карман матроски, а в другой сунула огарок свечи. Когда «Пансион Гварди» погрузился в свою долгую сиесту, она взяла лампу и отправилась в путь.
Комната для писем была полна шевелящихся теней. Сьюзен, охваченная страхом, бросила долгий взгляд на гобелен, надеясь, что картина успокоит ее. «Иди же, глупая гусыня!» — шептали маски. Она подошла ближе и положила ладонь на шелковистую поверхность плаща дамы. Затем скользнула в нишу и нажала на тяжелый ключ; спустя некоторое время он повернулся в замке.
Дверь со скрежетом отворилась, и за ней показалась туманная полоска дневного света. Сьюзен оказалась на своего рода «ничейной земле», зажатой между высокими стенами. Здесь стояла сильная вонь затхлой морской воды и гниющего дерева. Это были миазмы Венеции. Перед ней лежали два пути: вверх по лестнице, которая скрывалась в кромешной тьме, и на нечто вроде причала, покрытого зеленой слизью и освещенного тусклыми лучами, пробивавшимися сверху. Сьюзен прошла по причалу несколько шагов и упала, отчаянно пытаясь подхватить лампу.
Крошечный мигающий огонек не погас. Сьюзен вгляделась в зловонные глубины, из которых доносился рев воды. Она медленно отошла и направилась к лестнице. Идти по лестнице оказалось не менее опасно: ступени были засыпаны кусками штукатурки и камнями. Сьюзен поднималась медленно, прижимаясь к стене пансиона. Перил не было; лестница словно парила над бездонной пропастью.
Страх, ненадолго отступивший, вернулся черной волной, от которой закружилась голова. Сьюзен дрожала на каждой ступеньке. Она не могла без ужаса и отвращения прикасаться к стене и лестнице. Мир за пределами крошечного круга света, отбрасываемого ее лампадкой, казалось, состоял из острых углов, граней или чего-то сырого и отвратительного на ощупь. Ледяной ветер овевал ее лицо и шею. Она испугалась, что придется остановиться, что она упадет с грязной лестницы и будет вынуждена звать на помощь. Она представила себе миссис Портер, злорадно, словно гарпия, пожирающую глазами дочь сумасшедшей, и это придало ей сил. Еще один, два шага — и холодный ветер донес до нее аромат духов. Наверху лестницы появилась дверь; из-под нее пробивалась полоска золотистого света. Сьюзен из последних сил поднялась к двери и робко прикоснулась к ней; дверь отворилась внутрь.
Она оказалась в потоке света и тепла. Было бы неправильно или, по крайней мере, неловко, если бы она пришла сюда в сопровождении мистера Хэдли. Она поняла, что все это предназначалось только для нее. Ее грязные туфли ступали по мягкому ковру; она натолкнулась на стул, и ее холодная рука коснулась бархатной обивки. Госпожа сияла ярче свечей; она была сама нежность, и ее шелка и жемчуга светились внутренним светом.
— Сага mia…
Сьюзен бросилась в ее бестелесные, похожие на сон объятия. В то же время она ясно ощущала свое тело, обнаженное под одеждой; она слегка отстранилась, и Госпожа тоже отступила на шаг. Их разделяло пространство, но они могли разговаривать — с помощью обрывков фраз и прочитанных мыслей. Сьюзен вела себя очень храбро; Госпожа знала, сколько она выстрадала. Спасение? Да, это спасение для них обеих. Это начало новой жизни; ее ждет целый мир, полный тепла, приключений и любви.
— Но это действительно
Долгая жизнь, последовал ответ. Она обнаружила, что смотрит в одно из зеркал потайной комнаты. В зеркале не было ни ее отражения, ни отражения Госпожи; Сьюзен увидела огромную кровать с четырьмя столбами и прозрачными раздвинутыми занавесками. На кровати, откинувшись на подушки, лежала незнакомая и очень старая женщина; на ее лице застыло выражение полного покоя.
— Она была моей духовной сестрой, — произнесла Госпожа. — О тебе будут заботиться так же нежно.
Сьюзен протянула руку к зеркалу и громким, дрожащим голосом спросила:
— Могу ли я отказаться?
Послышался тихий вздох, и Госпожа исчезла. Сьюзен стояла одна в маленькой, душной комнатке под плоской, крытой свинцом крышей палаццо. Когда-то это была туалетная комната Госпожи; свечи давно догорели, и комната освещалась лишь масляной лампой, еще горевшей на комоде, да из-под занавески, закрывавшей выход на крышу, просачивался тусклый свет. Она увидела в пыльном зеркале смутное отражение девушки, которое в любой момент могло исчезнуть. Кому в целом мире есть дело до этой девушки? В углу, около двери, ведущей в недра палаццо, возникло слабое свечение. Сьюзен распростерла руки и негромко воскликнула:
— О, вернитесь! Вернитесь! Не покидайте меня!
Свет приблизился, стал ярче, и Госпожа улыбнулась. На миг Сьюзен потеряла ориентацию в пространстве, испугалась и сжалась в комок, но потом каким-то загадочным образом обрела равновесие. Они стали единым целым. В зеркале возникла Сьюзен; ее глаза блестели, и она улыбалась, приглаживая спутанные волосы. Она услышала снаружи, на лестнице, чьи-то голоса.
— Здесь есть люди?
— Это наши верные слуги…
Она увидела, как ее рука уверенно протягивается к двери, ведущей во дворец, и поворачивает ручку.
Поиски девушки-англичанки, Сьюзен Филд, продолжались несколько месяцев. Венецианские власти оказались более старательными и тактичными, чем мог ожидать турист-англосакс. Но, несмотря на это, испытание оказалось тяжким для Филда и его молодой жены. Шли дни, и Олив Филд, осунувшаяся и побледневшая, становилась все более нервной и раздражительной. Она уехала домой одна, в сопровождении горничной, — очередное дурное предзнаменование для молодоженов.
Эштон Хэдли видел, что несчастный Джеймс Филд пытается выполнить свой долг. Он ощутил смутное чувство удовлетворения, когда Джейми бросился с кулаками на старшего полицейского чина, который в очередной раз усомнился в невинности Сьюзен. Венецианцы при исчезновении девушки чаще подозревали побег с мужчиной или похищение, чем насилие и убийство. Эти подозрения бросали тень на саму жертву и бесчестили ее семью. Пропавшую девушку ждала одна участь, и она была хуже смерти. Здесь изначально предполагалось, что женщины-самоубийцы были соблазнены и затем брошены. Хэдли трижды приходилось ходить с Джеймсом Филдом на опознание тел утопленниц.
Хэдли использовал возможность отомстить наглой миссис Портер. Когда она заговорила о семейной трагедии, из-за которой Сьюзен пришлось ехать в Венецию, он назвал ее сплетницей и фарисейкой. Она, топая ногами, выбежала из комнаты, где происходил разговор, и Хэдли дал волю отчаянию. Он винил в исчезновении девушки себя и знал, что ее призрак будет преследовать его до могилы. Ведь он оказался глух к ее мольбе.
С того дня, как Сьюзен пропала, комната для писем изменилась. Казалось, здесь стало светлее; гобелен убрали со стены, дверь в нише была открыта.
Сначала синьора Руффино сообщила об исчезновении Хэдли, когда тот читал у себя в комнате. Было около полуночи, а девушка куда-то пропала; в пансионе ее не было. Вскоре из оперы вернутся Портеры и придется поднять тревогу.
Он сразу вспомнил о двери в стене. Да, английская мисс упоминала об этом переходе в старый палаццо. Могла ли она на самом деле отправиться туда? Синьора перекрестилась и заговорила о канале для стока нечистот. Они немедленно взяли лампы и отправились туда. Синьора призвала его в свидетели того, что ключ находится в замке; обычно он висел на стене.
