Он полностью отдался работе, с насмешливой яростью берясь за сверхурочную работу, когда мог. Жалованье было маленьким, надежды на продвижение никакой, а инфляция развивалась с дикой скоростью — но они любили друг друга. Они сохраняли любовь, почему бы и нет? Ричардс принадлежал к тому типу одиноких мужчин, которые могут позволить себе тратить огромные запасы любви, привязанности и, быть может, душевного превосходства на свою избранницу. До того момента его чувства оставались почти не затронутыми. За одиннадцать лет их брака они ни разу серьезно не поссорились.
Он бросил работу в 2018 году, потому что шансы иметь детей уменьшались с каждой рабочей сменой, проведенной за дырявыми старомодными свинцовыми щитами «Дженерал Атомикс». Он был бы, возможно, в полном порядке, если бы на огорченный вопрос мастера «Почему ты уходишь?», ответил бы ложью. Но Ричардс просто и ясно сказал ему, что он думает о «Дженерал Атомикс», закончив предложением мастеру собрать все свои гамма-щиты и засунуть их себе в задницу. Все закончилось короткой дикой схваткой. Мастер был мускулист и силен на вид, но Ричардс заставил его орать как баба.
Черный шар покатился. Он опасен. Избегайте его. Если вам остро нужны люди, наймите его на неделю, а потом избавьтесь от него. На языке «Джи Эй», Ричардс был помечен красным.
Следующие пять лет он провел много времени, скатывая и нагружая газеты, но работа иссякала и затем совсем закончилась. Фри-Ви убили печатное слово очень эффективно. Ричардс бродил по тротуарам, Ричардса гнали дальше. Время от времени Ричардс работал на предприятиях с поденным трудом.
Великие движения десятилетия прошли мимо, не замеченные им, как неверующий не замечает духов. Он ничего не знал о Бойне Домохозяек 24-го года, пока его жена не рассказала ему три недели спустя, как две сотни полицейских, вооруженных автоматами и электрическими дубинками, развернули назад шествие женщин к Юго-западному Складу Продуктов. Шестьдесят женщин были убиты. Он смутно слышал, что на Ближнем Востоке применяется нервно-паралитический газ. Но все это не производило на него впечатления. Протест не возникал. Насилие не срабатывало. Мир был таким, как он есть, и Бен Ричардс двигался по нему без просьб, в поисках работы. Он выискивал самые жалкие заработки на день или полдня. Он счищал желеобразную слизь с волноломов и в отстойных канавах, в то время как другие, честно верившие, что ищут работу, ничего не делали.
«Проходи, вонючка… Исчезни… Работы нет… Убирайся… Надень свои башмаки для буги… Я разнесу твою башку, папаша… Проходи».
Потом работа истощалась. Невозможно стало ничего найти. Какой-то пьяный богач в шелковой рубашке обратился к нему однажды вечером, когда Ричардс тащился домой после бесплодного дня, и сказал, что заплатит Ричардсу десять нью-долларов, если Ричардс спустит штаны так, чтобы он убедился, что у уличных бродяг действительно х.. в фут длиной. Ричардс сбил его с ног и убежал.
Именно тогда, после девяти лет усилий, Шейла зачала. Он был чистильщик, говорили обитатели дома. Вы можете поверить, что он шесть лет работал чистильщиком и заделал ей ребенка? Это будет монстр с двумя головами и без глаз. Радиация, радиация, ваши дети будут монстрами…
Но вместо этого появилась Кэти. Кругленькая, прекрасная, орущая во все горло. Принятая повитухой из конца квартала за пятьдесят центов и четыре банки бобов.
И вот теперь, в первый раз с тех пор, как умер его брат, он снова был сам по себе. Всякое давление (даже временное, давление охоты) было устранено.
Его разум и гнев обратились к федерации Игр с их огромной и мощной сетью коммуникаций по всему миру. Жирные ублюдки с носовыми фильтрами, проводящие вечера с куколками в шелковых трусах. Пусть упадет гильотина. И еще. И еще. Все равно, добраться до них было невозможно. Они возвышались над всеми людьми, растворяясь в высоте, как само Здание Игр.
И все же, потому, что он это был он, и потому, что он был одинок и менялся, он подумал об этом. Он не осознавал, один в своей комнате, что когда он думал об этом, он усмехался широкой усмешкой белого волка, которая сама по себе обладала силой гнуть улицы и плавить дома. Та же самая усмешка была на его лице в тот почти забытый день, когда он сбил с ног богатого нахала и побежал с пустыми карманами и горящим рассудком.
…Минус 055. Счет продолжается…
В понедельник было то же, что в воскресенье; трудяги прожили еще один день, до 6. 30 ничем от других дней не отличавшийся.
Отец Огден Граснер взял большой мясной рулет (кухня отеля, показавшаяся бы несъедобной человеку, воспитанному на чем-нибудь лучшем, чем скороспелые гамбургеры и концентрированные пилюли, очень нравилась Ричардсу) и бутылку вина «Сандерберд» и уселся смотреть «Бегущего». Первая часть передачи, посвященная самому Ричардсу, длилась дольше, чем в два предыдущих вечера. Его наушники то и дело тонули в криках публики. Бобби Томпсон был вежлив и зол. Сплошной обыск перенесли в Бостон. Все укрывавшие беглеца подлежат уничтожению. Ричардс вяло улыбнулся, когда показали Систему: все это было терпимо, и с некоторой натяжкой даже смешно; главное, чтобы снова не показали полицейских.
Вторая половина программы существенно отличалась от первой. Томпсон широко улыбался:
— По получении последних пленок от монстра, проходящего под именем Бен Ричардс, я рад сообщить вам хорошие новости…
Они схватили Лоулина. Опознали его в Топека в пятницу, но интенсивный обыск города в субботу и воскресенье не дал результатов. Ричардс предполагал, что Лоулин, как и он сам, прорвался через кордон. Но сегодня вечером Лоулина обнаружили двое детей. Он прятался в гараже Департамента Автомобильных Дорог и где-то сломал себе запястье. Дети, Бобби и Мэри Коулз, широко улыбались в камеру. У Бобби Коулза не было одного зуба. «Интересно, дали ли ему за зуб квортер», — сентиментально подумал Ричардс.
Томпсон с гордостью заявил, что Бобби и Мэри — «первые граждане Топека» — будут на «Бегущем» завтрашним вечером, чтобы в торжественной обстановке получить Сертификаты Достоинства, пожизненную добавку каши «Фан Твинкс» и чеки на тысячу нью-долларов каждый, лично от Гиззонера, губернатора Канзаса. Сообщение вызвало бурю восторга присутствующей публики.
Затем показали пленку, на которой Лоулин был изрешечен пулями, a его уменьшившееся под действием концентрированного огня тело было извлечено из гаража. Со стороны публики доносились растерянные возгласы крики негодования и свист.
Ричардс болезненно отвернулся, почувствовав тошноту. Тонкие невидимые пальцы давили на его виски.
Тело показали и в ротонде Канзасского Городского совета, за ним уже тянулась длинная процессия. Полицейский, бывший свидетелем убийства, сказал в интервью, что Лоулин не особенно сражался. «Похоже на тебя», — подумал Ричардс, вспомнив его угрюмый голос и прямой презрительный взгляд..
Мой друг из кар-пула.
Оставалось одно большое шоу — сам Бен Ричардс. Рулет не лез больше в глотку.
…Минус 054. Счет продолжается…
Ночью ему приснился дурной сон, что было необычно. Вообще-то Бен Ричардс никогда не видел снов. Еще более необычно было то, что сам он не был действующим лицом своего сна. Он только наблюдал, оставаясь невидимым.
Огромная комната была погружена во мрак по краям зрения. Где-то, казалось, тек кран. Все происходило как бы под землей.
В центре комнаты в прямом деревянном кресле с кожаными ремнями поверх рук и ног сидел Брэдли. Голова его была острижена, как голова заключенного.
Вокруг него стояли люди в черных колпаках. «Охотники, — подумал с ужасом Ричардс, — О, Боже, это охотники».
— Я не человек, — сказал Брэдли.
— Нет, ты человек, братец, — мягко произнес человек в колпаке и воткнул булавку в щеку Брэдли. Тот вскрикнул. — Ты человек?
— Отсоси.
Так же легко булавка вошла в зрачок Брэдли и была извлечена оттуда, вместе с каплей бесцветной жидкости. Взгляд Брэдли стал плоским.
— Ты человек?
— Засунь это себе в жопу!
Электрический провод коснулся шеи Брэдли. Он снова, вскрикнул и волосы его встали дыбом. Он
