порывался рассказать одну из своих дежурных историй про героизм, но Шиловский гасил его как окурок и щедро рассыпал мхатовские байки. Веня подобострастно дергался, пытаясь встрять в щель, но так и не сумел… Ему все казалось, что сейчас он выстрелит эстрадным номером про то, как горел, спасал, тонул, летал, бежал, умирал, ехал, полз… и Шиловский заметит его в его же гостиной, но мастер не увидел в хозяине ничего примечательного и не дал ему слова.
Поняв, что стратегия по Кискину здесь не сработает, Веня позвонил мне на следующий день и важным голосом сказал:
– Да, я так понял, что Шиловский сейчас едет в Сочи снимать картину… У нас там как раз наркомафия нарыта, мне туда по рабочей командировке надо. Ну и чтоб все было убедительно, попроси его, чтоб он меня в эпизоде снял, это хорошее прикрытие…
– А почему именно снять? Тебя могли бы взять бутафором, ассистентом. Наймись в группу, – охладила я его воображение.
– Нет, это неубедительно… Надо, чтобы я снимался! Это важно для моей работы! – заныл Веня.
– Попробую предложить ему, – соврала я, понимая, что Шиловский завтра даже под пытками не вспомнит, кто такой Веня.
Известное дело, когда человек в сорок лет хочет стать артистом, это все, это приговор. Лучше бы по вечерам надевал чулки с кружевами и красил губы.
Новый год решили праздновать у Вени. Дом у реки почти в центре Москвы полностью отвечал новогодним требованиям. Увы, все пошло кувырком, словно Веня своим присутствием создавал насыщенное поле бессмысленных ожиданий и рушащихся планов. Он в принципе был человек без друзей, без дней рождения. Оба его дня рождения в течение нашего общения я конструировала шефским образом – приезжали мои друзья с подарками. В детстве в него не заложили многих вещей, и в отношениях с людьми Веня был как корова на льду. Он искренне полагал, что дружить – это веселить историями и организовывать досуг. Он не умел слышать и помогать. Можно сказать, рад бы был, но не умел… Готов был встречать и провожать вас в аэропорты, избавлять от проблем, говорить комплименты, хвастаться и жаловаться… но был в этом как человек, пишущий музыку, но начисто лишенный слуха.
Так что после любой посиделки в его доме с моими друзьями, перемешанными с его собутыльниками и девчонками, которых не знали по именам даже приглашавшие, он на следующий день звонил и робко спрашивал:
– Ну, как тебе вчерашнее? По-моему, получилось…
…Он волновался, он старался, он не знал, как это – «дружить», и заполнял пространство вокруг себя мусорными отношениями. То есть организм Вени гнал хреновую волну и был неудачным амулетом на Новый год. Так что случилось все подряд. Ну во-первых, не прилетел Андрей… В этом, правда, был виноват не Веня, а учебный план вузов, по которому занятия со студентами начинались аж второго числа. Во-вторых, грянул мороз градусов двадцать пять.
На мне было горячее. И, приготовив ведерный чугун божественной свинины с шампиньонами, я должна была транспортировать его с помощью сыновей в Венин дом. Мы с Петром и Павлом должны были заехать к бабушке с мешком подарков и угощений, потом до Вениного дома, а потом в жестко оговоренное время сыновей на морозе ждали друзья. Надо еще напомнить, что в Новый год мобильная связь в Москве уже несколько лет подряд издыхает, не выдерживая напряжения. Учитывая это, люди договариваются на встречи в определенном месте.
Расписанная по минутам партия началась с того, что «Жигуль» моего сына Петруши отказался заводиться от мороза. Почему он решил сделать это 31 декабря, а не 30-го или 29-го при том же самом морозе, не понял никто. Никакого машинного резерва уже не было. Время вечером тридцать первого было расписано не только у меня. Я пошла на последнее, позвонив в заказ такси: представилась и рассказала про десятилитровый чугунок со свининой, который ну никак не довезти на метро, в которое я уже лет десять не спускалась.
Мне повезло, девушка-диспетчерша оказалась поклонницей, почти правильно вспомнила название одной из моих книг и пообещала при первой же возможности прислать достойную машину. Я просила недостойную, мотоцикл, самокат, рикшу, только поскорее. Но девушка важно объяснила, что такому уважаемому человеку совершенно невозможно ехать под Новый год на непредставительной машине. Особенно с чугуном свинины с шампиньонами. Мне не хватило красноречия ее переубедить, так что пожилой, но шустрый «мерседес» возник возле подъезда почти через час.
Сыновья, опаздывающие по всем статьям и ринувшиеся к бабушке без меня на метро, внесли в багажник чугун со свининой и кастрюлю со сложносочиненным овощным гарниром. Водитель рванул, мороз захрустел, я достала из сумки книги и добросовестно подписала их диспетчерше и жене водителя. Но тут машину закрутило на льду, лобовое стекло закрыл мини- буран… Потом по мобильному пробрался Кискин, запланированный в качестве моего новогоднего символического кавалера, сказал, что потерял адрес Вени и вообще замерзает в степи, после чего связь отключилась. Водитель мужественно преодолел препятствия, пару раз боднув другие машины, но отделавшись с их стороны только матом по случаю праздника, и въехал наконец в Венины владения. Веня бросился к багажнику, потащил оттуда чугун с мясом, трижды облился подливкой, дважды обжегся стенками, я сделала книксен водителю и ринулась к зеркалу разрисовывать лицо косметикой.
В гостиной Беби в слишком роскошном для встречи Нового года с Веней платье вешала на роскошную елку синие елочные шары.
– Почему только синие? – спросила я.
– Такая концепция… – важно ответил Веня, расставляя закуски на столе.
Потом приехала моя подруга Ира с дочкой, сумкой салатов и двумя одинокими приятельницами из породы «ну ей же совсем не с кем отмечать». Позже должен был подъехать муж Иры с братом. Ввалился невменяемый от обморожения Кискин с пакетом окостеневших мандаринов и, бросив пакет на пол, всосался в бутылку виски. Пакет упал так, словно был набит бильярдными шарами. Потом приходили другие, званые, незваные, скучающие, запланированные, сюрпризные…
После новогоднего обращения Президента я обнаружила, что Веня оставил в багажнике такси сложносочиненный овощной гарнир. Хотела убить, но поняла, что бесполезно… Он не включался в тему и отвечал только жалобами, что эта сука Беби, ради которой он… сейчас уезжает, потому что должна посидеть с родителями. Мне почему-то не стало жалко Веню… мне стало жалко водителя, который после окончания смены будет мучительно соображать, как в его багажник попала кастрюля с овощами, а главное, что с ней теперь делать. Кастрюля была так себе, но овощи нереально вкусные. У меня защемило сердце, что он их не съест, а выбросит…
– Вижу, что тебе так же плохо, как и мне. Ты тоже отмечаешь Новый год не с любимым… – пафосно прокомментировал Веня.
Мне совершенно не хотелось корчить из себя «зайку бросила хозяйка», потому что это было неправдой. Мы вместе с Андреем решили перетерпеть этот Новый год друг без друга, и это не означало ничего, кроме того, что в нашем раскладе так было удобней всего. Хотя окружающие нас давно извелись изобретением конструкций, как и в каком городе нам было бы правильнее быть вместе.
С Вени проблемы переползли на остальных. Муж и брат мужа Иры не ехали. Они прогуливали на даче семимесячного лабрадора, а тот, испугавшись петарды, рванул в темноту в сторону Московской кольцевой. В результате мужики бегали всю ночь по нечеловеческому морозу в поисках щенка, естественно, в свитерах. Кончилось тем, что наутро лабрадор радостно загавкал под дверью, а парни слегли с тяжелейшей пневмонией.
Естественно, у Иры и ее дочки Новый год был отравлен. А умнейший Веня, воспринимающий мир в формулах типа: «В комнате стояло трое: он, она и у него… Сколько волка ни корми, а все равно у слона больше…», начал мне жарко нашептывать про то, что на самом деле Ирин муж в это время… и что никакой щенок никуда не убегал.
– Вень, ты идиот? – с интересом спросила я, хотя ответ на этот вопрос знала лучше, чем Веня.
– Ты не знаешь жизни и мужчин, – важно сказал он.
И по-своему был прав, потому что он «знал жизнь» в том смысле, что он знал только такую жизнь, и существование иной было для него неубедительным. Поскольку он был отношенческим импотентом, то ровно во всех отношениях попадал именно в «такую» жизнь. И в «такой» жизни ценность человеческих отношений заменяла убогая поза, в которой о них можно было рассказывать соратникам по отношенческой импотенции.
Пожалуй, самым счастливым персонажем в компании оказался Кискин. Во-первых, он не замерз в степи, а отогрелся и накачался по самые брови. Во-вторых, каждому входящему Веня торопливо объяснял, как велик Кискин, хотя о его существовании на карте отечественной культуры совсем недавно услышал от меня. В-третьих, одна из одиноких Ириных подруг, невзирая на меня, сидящую в роли кискинской дамы, наваливала еды ему в тарелку, потом таскала что-то оттуда своей вилкой, потом всовывала этой же вилкой что-то в послушный рот Кискина. При этом она с напором спортивного комментатора все время рассказывала, как должен жить одинокий мужчина. Насколько правильным было бы ему все-таки жениться, ну если не на ней, то хотя бы на мне, потому что совсем никуда не годится мужчине в расцвете сил жить одному…
Когда она подносила очередную вилку ко рту Кискина, он смотрел на нее умоляющими глазами и все-таки повиновался. К концу вечера прояснилось, что она какой-то очень успешный стоматолог в очень говорливом краю и ее профессионально раздражает, когда человек сидит напротив и что-то отвечает вместо того, чтобы молча сидеть с открытым ртом.
– Я, блин, на съемочной площадке тысячами командую, но это – питон. Она гипнотизирует, хочется открыть рот и ползти в пасть, потому что все остальное еще страшнее… – жаловался Кискин на следующий день.
Вторая одинокая подружка вела себя в той же системе координат, но по точке ее интереса можно было предположить, что если первая стоматолог, то эта – уролог. Она метала искристые взоры, ходила с Кискиным гулять по морозу, стелилась по нему, как плющ по стене, неубедительно вздыхала про свое актерское прошлое…
Будучи вполне битыми жизнью тетками, они были совершенно убеждены, что единственная правильная жизненная стратегия – это стратегия Золушки. В том смысле, что можно быть хрен знает кем и жить хрен знает как, а потом пробиться на бал, и принц в кармане… Он ведь все время сидит и ждет, ясный перец. Венин дом представился им глубоким балом, а Кискин глубоким принцем, и они разогрелись до неприличия…
В тот момент, когда обе Золушки приготовились стряхивать с ножек по хрустальному ботинку, Кискин начал немотивированно быстро подниматься по лестнице в гостевую спальню третьего этажа дома и через несколько минут уже трубно храпел на ковре, так и не успев добраться до постели. Золушки остались в полном недоумении, им ведь в голову не приходило, что если принц до таких лет разгуливает на свободе, значит, что-то в нем глубоко не так… Даже когда я уезжала с этого перекособоченного Нового года, в машину в 5 утра чуть не врезался джип. Он мчался на нас по встречной, в конце концов затормозил, врезавшись в сугроб, и оттуда выскочил перепуганный персонаж с воплем:
– Мужики, простите, Христа ради!!! Заснул….!!!!
В семь вечера меня разбудил звонок Вени:
– Мы тут с Кискиным навещаем родственников. Уже были у моего папы и бывшей жены, теперь идем к тебе…
– Я так понимаю, что вы с Кискиным за это время поменяли ориентацию и создали ячейку общества?
– Именно! – захихикал Веня.
Собственно, если человек был известным и вместе с ним можно было покрасоваться перед референтной группой, то Вене было совершенно не важно, женщина этот человек, мужчина или гермафродит.
Через час они ввалились ко мне. Веня светился от общества Кискина, а Кискин темнел от количества принятого алкоголя.
– Блин, боевая подруга… Как же ты меня бросила на поле боя? – возмущался Кискин. – Я с утра проснулся, решил, что ты спишь в Вениной спальне, полдня разговаривал шепотом!
– А я решил, что он вчера на морозе переорал и голос сел. Шепчет и шепчет, – подпевал Веня, – спрашивает: «Она скоро встанет?» А я говорю: «Она в обычные дни до часа спит, а сегодня до вечера…»
– Кискин, как можно было нажраться, чтобы представить себе, что я в Вениной спальне? – упрекнула я.
– Ну, я остальные комнаты обошел – тебя нет…
– Вчера девчонок обидел, они на тебя сделали ставку больше, чем жизнь, – напомнила я.
– Каких девчонок?
– Ну, одна все время лезла к тебе в рот, а вторая – в штаны…
– Помню. Были сначала две Ирины подружки: одна такая каракатица, вторая – такая липкая мышка… а дальше все в тумане… – посетовал Кискин.
Надеюсь, неудачливым Золушкам не придется прочитать эти строки.
Все постновогодние дни Веня с Кискиным ходили как сиамские близнецы, но потом, исчерпав свою алкогольно-тусовочную дозу, Кискин уехал снимать кино, а Веня остался как рыба,