— Да не сердись, бать. Говорю же, дела держали. Вот выкроил время, на рыбалку на воскресенье пришел приглашать. Пойдешь?
…Воскресный день выдался теплый. Отец и сын сидели на своем излюбленном месте. Аркадий Петрович, соскучившийся по рыбалке (до Сашкиной женитьбы он только и пропадал с ним на озере, без сына рыбачить не ходил), был счастлив.
— Бать, — промурлыкал Сашка, придвинувшись вплотную к отцу, — я лодку с мотором надумал покупать.
— С мотором — это хорошо, — пропел Аркадий Петрович. — С мотором это не то что без мотора: весло туда, весло сюда. Покупай, сын.
— Да я б с удовольствием, — крякнул Сашка, — только понимаешь, трехсот рублей не хватает. Может, одолжишь, а? С возвратом.
— Да ладно уж. Без возврата обойдусь. Подумаешь, на курорт летом не съезжу.
Сашка взвизгнул.
— Ну, бать, самым первым моим пассажиром будешь! Завтра же!
Месяца через три Аркадий Петрович бегал трусцой мимо Варвары Семеновны и выкрикивал:
— Четвертый месяц носа не кажет! И кого только ты мне породила!
Накричавшись, набегавшись, он успокоился и опустился на стул.
— Как считаешь, мать, — выдохнул он, — когда этот душегуб придет? И придет ли вообще?
— Придет, — послышался ответ. — Куда ему деться-то? Не сегодня-завтра заявится. Мотоцикл, слыхала, надумал он покупать.
Зульфар Хисматуллин
Однажды в нашу двухкомнатную квартиру позвонил молодой человек и, войдя, протянул записку: «Приюти моего Салимьяна на время сдачи вступительных экзаменов. С приветом Гарифьян», — прочел я, и теплая слеза радости, приправленная воспоминаниями далеких лет, скользнула по щеке. То писал друг моего детства, с которым мы не виделись целую вечность.
Вытерев со щеки сентиментальную влагу, я взглянул на парнишку и обомлел: точнейшая копия отца!
— Проходи, Салимьян, будь как у себя дома!
Не по-деревенски смело пройдя в переднюю, парень открыл свои чемодан и извлек из его недр жареную курицу.
— Это вам гостинец! — гордо сказал он.
— Спасибо, сынок, — проговорил я. — Курица — вещь питательная.
По окончании вступительных экзаменов сын друга моего детства подался в деревню. А за два дня до начала занятий в институте снова объявился у нас. В коротенькой записке Гарифьян извещал: «Если не возражаешь, пусть Салимьян с месячишко пробудет у тебя. Общежитие у них пока не достроено».
— Какие могут быть разговоры! Живи хоть целый год! — сказал я.
Правда, с его воцарением в нашем доме возникли некоторые неудобства. Из-за нехватки квадратных метров своих дочек мне пришлось отправить на жительство к малодетному свояку…
Пять лет, что у нас прожил Салимьян, промелькнули незаметно. Дочек я навещал по воскресеньям.
Получив диплом, сын друга моего детства отбыл к месту назначения. И с тех достопамятных пор ни слуху от него, ни духу.
Но вот однажды в нашу квартиру позвонили. Я открыл. На пороге стоял незнакомый парень. Он протянул мне записку: «Приютите моего Бикьяна на время сдачи вступительных экзаменов. С пламенным сельскохозяйственным приветом Салимьян», — прочел я и, взволнованно взглянув на парнишку, обомлел: то был вылитый Салимьян!
Тем временем юноша проворно запустил руку в свой чемодан и вытащил из его недр огромного, покрытого розовой поджаристой корочкой… гуся.
— Это вам гостинец! — сказал он с еле заметной учтивостью в голосе и элегантно прошел в гостиную.
Илья Герчиков
Основное препятствие в беге от инфаркта — инфаркт.
Она была убеждена, что тайну надежнее хранить коллективными усилиями.
Не приобретающий лотерейных билетов выигрывает наверняка, но мало.
Свою линию гнул так упорно, что она превратилась в порочный круг.
В споре с редактором рождается истина: не спорь с редактором.
Критик, обливающий автора медом, редко удержится от соблазна вывалять его хоть немного в перьях.
Общий наркоз особенно удобен тем, что лишает больного возможности давать советы врачу во время операции.
Биться головой об стену — еще не значит сочетать физический труд с умственным.
Иногда больничный листок отличается от фигового лишь тем, что подлежит оплате.
