— Я же говорила: стараемся.
Сара вытащила из кейса блокнот и стала искать ручку, тогда Джасперс извлек из кармана и протянул ей свою, довольно изгрызенную.
— Прошу извинить за следы зубов, — сказал он. — Издержки профессии.
— Моя выглядела бы не лучше. — Сара сняла колпачок, обнажив перо.
— Честно говоря, к коалиции я только-только стал присматриваться, однако это отличная тема для начала разговора.
Сара пролистала блокнот и, дойдя до чистой страницы, подняла голову:
— Говоря языком практики.
Вашингтон. 26 февраля, 15.51
Класс двигался по залу музея (его украшением было полотно Веронезе), все ученики деловито строчили ручками, бегло фиксируя нужные сведения. Учительница, женщина лет тридцати, приветливо улыбнулась охраннику, ведя за собой небольшую группу в дальний угол, к довольно невыразительному творению молодого Тьеполо. Все сгрудились у картины, а учительница, стоя сбоку от полотна, с огромным воодушевлением указывала на некоторые замысловатые детали: угол поворота головы Христа, положение его рук. Она не сводила глаз с охранника, дожидаясь, пока тот отвернется; когда же он это сделал, она кивнула. По сигналу одна из девочек бесшумно опустилась на колени и, закрытая со всех сторон ребятами, быстро сняла решетку вентиляции, находившуюся прямо под картиной. С той же четкостью она сунула свой рюкзачок в лаз и скользнула в него сама. Следом за ней отправился мальчик, а решетка была тут же водворена на место. Голос учительницы уходил все дальше и дальше, по мере того как дети продвигались ползком.
Ни свет, ни карта были не нужны: на последней неделе они сотню раз репетировали. По графику их должно быть трое (все по трое), но старец внес изменение. Лидия осталась в Волчьем Логе. Вопросов не задавали. Им не полагалось.
На четвертом коробе свернули. Сорок футов вперед — и вторая решетка. Спустились еще ниже, на сей раз в узкий проход, где по всей стене тянулись трубы и провода: места для двоих хватало, чтобы быстро спуститься в недра Национальной галереи. Девочка посмотрела на часы. Восемь минут.
Полминуты спустя они услышали прямо над собой звук стекающей воды: проход между восточным и западным крылом. Кафетерий, музейный киоск всегда в окружении туристов. Двое остановились и выбросили все из рюкзачков. Охранникам на входе их содержимое представилось бы книжками, ручками, жвачкой, губной помадой — обычным подростковым набором. Тренированный глаз заметил бы гораздо больше. Минуты не прошло, как из отдельных деталей были сложены два больших пластиковых брикета и небольшой черный коробок, медная спираль соединила их с проводами, тянувшимися вдоль стены. Желтый огонек на коробке, раз мигнув, стал зеленым. Забрав рюкзачки, ребята двинулись вперед, присматриваясь к коробу над головой. В двадцати футах нашли третью решетку, подтянулись и, забравшись в короб, поползли дальше.
Еще несколько зигзагов и поворотов — и они сидели, согнувшись, еще под одним вентиляционным отверстием, в другом зале галереи, у другой картины, которой любовался класс. У них получилось хорошо. Шесть с половиной минут. Он был бы доволен.
— Это типичное для правых маневрирование, — сказал Ксандр. — Не хотят, чтобы правительство указывало людям, как им распоряжаться своей жизнью, но заходятся от радости, объявляя себя нравственной совестью страны. Коалиции нравится делать это через школьные программы и учебные планы. Аборты, сексуальная ориентация — все это темы важные.
— Что ничем не отличает коалицию от едва ли не сотни других группировок, — заметила Сара.
— Верно, если не считать того, что коалиция намерена создать систему собственных частных заведений. Школы, финансируемые ею, в конкурентной борьбе с госсектором получили карт-бланш на то, чему и как учить.
Сара оторвалась от блокнота.
— Католики, по-моему, занимаются этим много лет. Что тут страшного?
— Да, занимаются. Только у католиков нет в коридорах и классах телевизионных мониторов, которые замкнуты в единую сеть с замысловатыми компьютерами, работающими в интерактивном режиме с детьми. Специализированными компьютерами, если верить рассказам… согласитесь, звучит очень необычно. Я про то, что… представьте малютку, способного создать программу альтернативного плана атаки, скажем, в сражении за Мидуэй,[6] а потом наблюдающего, как его план оживает, исполняется на экране… Такое превратит учебу в восторженную страсть. Недаром ходят слухи, что эти компьютеры вскоре заменят обучение по методу «поднимите, дети, руки». Тогда ясные, четкие сведения гарантированно дойдут до всех убежденных юных последователей коалиции. Это не образование, это идейное натаскивание, причем в таких широких масштабах, о каких любая из церковных школ и мечтать никогда не смела.
— Промывка мозгов? — скептически спросила Сара. — Компьютеры повсюду вокруг уже давно, профессор. И то, что коалиция использует их, не означает…
— Если они единственное, что связывает Йонаса Тига и Лоуренса Седжвика, двух людей, не имеющих ни малейшего интереса к образованию, то я не столь уверен. — Джасперс внимательно посмотрел на собеседницу. — Что, задел за живое? — Сара промолчала. — Оком же еще вы бы явились сюда говорить?
— Это бы вас удивило.
Джасперс допил последние капельки чая.
— Хотите еще? Я закажу вторую чашку. — Сара кивнула. Она следила за его движениями: призывный взмах руки официанту, два пальца вверх, кивок. Официант указал на тарелочки с пирожными. Джасперс поднял чашку и сделал вид, что пьет. Затем обратился к Саре: — Тут знают, что я привык съедать по два за один присест.
Сара улыбнулась:
— Итак, Тиг и Седжвик.
— Как я сказал, ни тот ни другой учение ни в грош не ставят. Для Тига все это политика. Способ сплотить войска. Еще одна ипостась передачи «Тиг в тик». Школьные программы — его приманка, а техника — наживка. Будь нынче окружающая среда большим коньком, он бы налег на нее.
— А Седжвик?
— Здесь штука интересная. — Подошел официант с чаем, поправил тарелочки с чашками, высвобождая место для чайников. Ксандр все пытался ему помочь. — Вас не удивило, что несколько лет назад этот финансовый гений неожиданно взялся за создание компьютерных систем для инвестиционных банков?
Сара припомнила данные из досье.
— Речь шла о сетях безопасности. Я полагала, что их создавали для обеспечения безопасности крупных инвесторов… вроде него самого?
— Возможно. Но кто, по-вашему, помог ему создать образцы этой техники? — Сара пожала плечами. — Дочерняя фирма «Тиг телеком сервис». Этого в ваших записях нет. Следы замели, но они есть. Поверьте мне. — Джасперс глотнул чаю. — А теперь вот и компьютеры в школах. Явной связи нет, но… У меня это вызывает удивление — вот все, что я могу сказать.
Сара кивнула, торопливо дописывая несколько слов. Спросила, не отрывая глаз от блокнота:
— А Антон Вотапек?
Уже собиралась повторить вопрос, когда, подняв голову, заметила, как изменилось лицо Джасперса. Тень внезапного беспокойства легла на него, и профессор пристально посмотрел на собеседницу.
Вашингтон. 26 февраля, 16.09
— А ну-ка повторите, пожалуйста. — Главный диспетчер Национального аэропорта и не пытался скрыть, что не верит своим ушам.
— Изображение на всех экранах на башне пропало, все — пустые, — донесся ответ, в голосе говорившего сквозила оторопь. — Вспомогательное вырубилось, и у нас пропал радиоконтакт.
— А маяк еще работает?
— Без понятия.
— Что вы хотите этим сказать? — Главный склонился ближе к интеркому. — Так, спокойно. Я иду к вам.
Две минуты спустя он решительно вошел на контрольную башню, откуда открывался вид на пространство, расчлененное посадочными полосами, уже освещенными для приема рейсов, прибывающих вечером.
— Ладно, ребята, посмотрим, что у нас тут. Что в воздухе и что на подходе?
— Четыре двести семнадцатых, один некоммерческий и два «джамбо»:[7] один компании LAX, другой из Мадрида, — ответила женщина, со всех сторон заваленная горой распечаток.
— А у Даллеса?
— У них то же самое. И на Би-дабл'ю-ай тоже. С Колледж-парк напрочь пропала связь. Все отключилось четыре минуты назад. По моим подсчетам, шесть машин заходят на посадку, еще двенадцать получили на нее разрешение.
Главный диспетчер двинулся к ближайшему пульту, откуда на него глазел пустым экраном радар. За двадцать пять лет службы диспетчера ни разу не брала такая оторопь и… страх.
— Ладно, ребята, — начал он, потирая ладони, — скольких сможем — переправляем на Атланту, остальные пусть пробуют…
— Это прекрасно, — откликнулась женщина. — Дело за малым: как мы об этом пилотам сообщим?
— Вотапек? — переспросил Джасперс. Сара склонилась над столом, наливая себе вторую чашку чая. — Мы одного и того же Антона Вотапека имеем в виду? Темпстеновский проект.
— На самом деле он назывался Учебным центром, — поправила Сара. — Пресса окрестила его Темпстеновским проектом.
Джасперс тряхнул головой.
— Вотапек? — Он помолчал. — С чего бы…
— Речь идет о школах, профессор?
— Да, но… — Он приходил в себя дольше, чем она ожидала. — Этот человек был гением, гуру образования в шестидесятые, а потом… Темпстен. — Взгляд профессора сделался отрешенным. — Какой-то высокий принцип… модулярное обучение…
— Труд под названием «Модулярный подход»: образование как более агрессивное средство воспитания менее замкнутых, более расположенных к общению детей. Четверка с плюсом, профессор.
— Очередная дикая теория, вбиваемая в практику. — Вид у Ксандра был все еще отрешенным, словно он пытался что-то припомнить. — Там было нечто такое… десяток ребятишек, все лет восьми-девяти…
— На самом деле — четырнадцати, а некоторым было и по восемнадцать. Вы, похоже, достаточно осведомлены обо всем этом.
Он посмотрел на нее:
