прекратился и появилась надежда, что начинается короткое, но прекрасное бабье лето. Инге открыла большую карту Германии и расправила ее у себя на коленях:
- Ехать часа три, а то и больше, - она опять беспричинно засмеялась. - Я уже и забыла, какое это счастье мчаться по шоссе далеко-далеко - это почти как лететь.
- А ты любила летать? - сквозь зубы спросил Ури.
- Очень. - ответила Инге, невольно отмечая напряженность его голоса. Она мельком подумала, что он ревнует ее к прошлому и эгоистично порадовалась
этой ревности. Пусть ревнует, пусть подозревает, пусть что угодно думает и делает, только бы это удержало его возле нее подольше.
- А почему? - спросил он. - Чего там хорошего: висишь между небом и землей, а пассажиры капризничают, один требует воды, другой виски.
- Бог с ними, с пассажирами, они не в счет. Полеты как наркотик: когда втягиваешься, то становится невозможно без них жить. В полете есть нечто особенное - ты оставляешь привычную жизнь далеко внизу и забываешь о ней, выключаешь ее как телевизор. И начинаешь новую страницу. И так каждый раз.
- И много таких страниц ты накопила за эти годы?
Сейчас в его голосе звучала уже не скрытая, а откровенная ревность, и острое предчувствие, что он сейчас вернется к разговору о Карле, кольнуло Инге за какую-то долю секунды до того, как он спросил:
- Ведь своего Карла ты тоже встретила в самолете?
Она повернулась и поглядела на Ури, но увидела только его профиль: он неотрывно смотрел на медленно вращающуюся вокруг шоссе зелено-розовую панораму, в которой невысокие холмы с торчащими то тут, то там островерхими крышами церквей плавно переходили в просторные, окаймленные лесом луга. Инге легко коснулась ладонью его лежащих на руле пальцев, но они в ответ не дрогнули приветственно, а неприязненно напряглись. Она подумала, что не стоит портить из-за Карла с таким трудом организованное и так прекрасно начавшееся путешествие. Лучше всего принять вызов Ури и рассказать ему что-нибудь о Карле. Нужно только быстро решить, что именно.
- Послушай, - начала она осторожно, готовая к любой враждебной реакции Ури. - Какой смысл каждый раз выскакивать на меня с очередным разоблачительным вопросом и тут же убегать в кусты, не желая слышать ответ? Ты должен решить для себя, хочешь ты узнать что-нибудь о Карле или не хочешь.
Ури молчал, явно задетый ее проницательностью.
- Ладно, - продолжила Инге, немного погодя, - будем считать твое молчание
положительным ответом. Карл сыграл в моей жизни слишком большую роль, чтобы делать вид, будто его вовсе не было. Так что слушай.
Ты прав: я действительно познакомилась с Карлом в самолете. Я до этого уже три года летала на 'Люфтганзе' и мне надоело - одни и те же города, одни и те же лица. И я перешла в 'Тай-Эр', тем более, что там за цвет моих глаз платили чуть больше. В один из первых моих перелетов - мы летели из Амстердама в Бангкок, - наш самолет попал в ужасную нестабильность и всем, даже стюардессам, было велено сесть и пристегнуться. Когда мы шли гуськом к своим местам, самолет так тряхнуло, что девушка, шедшая впереди всех, не удержалась на ногах и покатилась по проходу. Две или три нервные пассажирки отчаянно вскрикнули, а остальные хоть и молчали, но лица их застыли от напряжения как восковые маски. Какой-то парень, очень молодой, почти мальчик, громко спросил: ' Мы что, сейчас разобьемся?'
Тогда капитан, который мог видеть весь салон на экране телевизора, приказал стюардессам немедленно сесть на свободные места в салоне и я оказалась рядом с Карлом. Сперва я не обратила на него особого внимания - мне тоже было не по себе: за все три года, что я летала, я не попадала в такую болтанку. Поэтому я даже не посмотрела, кто это сидит рядом со мной, завернувшись в плед, и читает книгу. Меня сначала даже не поразило, что кто-то способен читать в таких обстоятельствах, мне было просто не до того. Я может быть никогда бы с ним не познакомилась, если бы все так и продолжалось, но самолет швырнуло куда-то вбок и свет погас. Тут уж вскрикнули не только нервные пассажирки. Клянусь, в мгновенном вопле ужаса, который раздался в темноте, я услышала немало мужских голосов. Капитан сказал в микрофон что-то успокаивающее по-английски, но по-моему, никто ему не поверил.
И тут я почувствовала у себя на плече твердую мужскую руку и спокойный голос сказал по- немецки:
- Успокойся, девочка. Увидишь, все обойдется.
Мне вдруг стало страшно весело и совсем не страшно. Карл потом говорил, что он давно меня заприметил и чуть ли не наворожил, чтобы я села рядом с ним. Он готов был приписать себе не только погасший свет, но даже и надвигающийся на нас из глубин Индийского Океана то ли тайфун, то ли циклон. И все это ради меня.
Наш самолет, как ты понимаешь, не разбился, и мы после короткой паники совершили вынужденную посадку в Бомбее, где нас оставили на ночь в связи с
этим самым надвигающимся то ли тайфуном, то ли циклоном. Таким образом Карлу представилась возможность пригласить меня сперва в ресторан, а потом к себе в номер.
- И ты вот так сразу согласилась пойти к нему в номер?
- Нет, я сначала возразила, что не могу пойти с ним вот так сразу. А он ответил, что жизнь коротка и редко допускает чудеса. И потому чудесами нельзя пренебрегать. А разве наша встреча не чудо?
- И этого довода тебе было достаточно? Ведь ты его даже толком не видела!
- Ну, положим, к этому времени я уже успела его хорошенько рассмотреть и по уши в него влюбиться. Вернее влюбилась я в него еще до того, как рассмотрела, потому что посадку мы совершали в полной темноте, если не считать двух синих лампочек, которые зажглись где-то посреди паники в двух концах салона.
- Чем же он так тебя покорил?
- Всем: магнетической силой голоса, магнетической силой руки на моем плече, тем, что он не спокойно читал книгу, когда все потеряли головы от страха. И главное тем, что он затеял всю эту заваруху ради меня.
- Ты не хочешь сказать, что ты поверила, будто он вызвал тайфун из глубин Индийского Океана?
- Конечно поверила! Мне так хотелось в это верить! Карл меня потряс - я никогда не встречала такого человека, как он. Дело не в том, что он был молодой и красивый, я уже повидала за эти годы и молодых, и красивых. Нет, главное - он был особенный, не такой, как все.
- Ты хочешь сказать, что ты всех уже знала?
- Не всех, но многих. За время своих скитаний по свету я успела завести и завершить несколько коротких романов, от которых у меня остался довольно противный осадок. Даже и тогда у меня был очередной друг, который время от времени требовал, чтобы я перестала летать и вышла за него замуж. Но я не соглашалась, - у меня было предчувствие, что я еще встречу своего принца.
- И Карл оказался твоим принцем?
Задавая эти вопросы неестественно равнодушным голосом, Ури ни разу даже мельком не глянул на Инге, а сосредоточенно всматривался в заоконную панораму, хоть там давно уже стало совершенно темно. Несмотря на то, что Инге была готова к такой реакции, она слегка испугалась, что переборщила в своем описании Карла, но назад дороги уже не было. Что ж, если некуда отступать, остается только смелее итти в атаку:
- Во всяком случае, я думала тогда, что он - мой принц. И я считала так много лет, хотя мне пришлось внести большие поправки в первоначальный образ принца.
- А тебя не тревожила мысль, что этот Карл просто морочит тебе голову, чтобы завлечь тебя на одну ночь, а потом забыть навсегда? Подумай сама: хорошенькая молоденькая стюардесса, готовая по первому зову пойти к нему в номер!
- Может, он сперва так и думал, но я-то твердо решила, что этого не будет.
- Что значит, решила? В кандалы ты его заковала, что ли?
- Зачем в кандалы? Я хоть и не была тогда настоящей ведьмой, но кое-какими секретами этого мастерства я уже владела. Впрочем, оказалось, что он меня в конце концов все равно обвел вокруг пальца, но это уже другой рассказ. А тогда, ты не поверишь, но я с первой минуты знала, что это всерьез и надолго. И так оно и было. После той первой ночи в Бомбее я построила всю свою жизнь вокруг Карла: я верила всему, что он говорил и, нарушая все графики, старалась летать туда, куда летал он.
