- И из-за этого вы настаивали, чтобы я срочно приехала к вам именно сегодня?
На этот раз Эльза ответила сама: не вынимая сигареты изо рта она припечатала ясно, без обиняков:
- Мы пригласили вас, чтобы предупредить: вчерашние охотники собираются подавать в суд.
На что Инге столь же ясно, без обиняков сблефовала:
- На кого? На Гейнца?
- Почему на Гейнца? - с притворным удивлением подняла свои жидкие брови Эльза.
- Разве не он втравил их в этот сомнительный конфликт, бросающий тень на репутацию вашего уютного кабачка? - безоглядно продолжала блефовать Инге. Хоть роль Гейнца во вчерашней сваре была ей не вполне ясна, она достаточно хорошо его знала, чтобы предположить, что он-то и был заводилой.
- При чем тут наша репутация? - заволновался Вальтер и, подсев к столу, стал нервной рукой наливать вино себе и Эльзе. - С нашей репутацией все в порядке: мы ничего не видели, ничего не слышали. А что видели, то можем забыть - если вы захотите, конечно... ну, и согласитесь...
То ли от волнения, то ли от неяркого сияния затененной оранжевым абажуром лампы в его прозрачных глазах стали вспыхивать и мгновенно гаснуть спиральные радужные сполохи. Инге напряглась припомнить, на чьем лице она совсем недавно видела такие же прозрачные, почти бесцветные глаза, вдруг беспричинно вспыхивающие радужными сполохами и так же беспричинно гаснущие. На чьем-то очень знакомом и совершенно неуместном для этих глаз лице, ничем не напоминающем длинное и даже, пожалуй, красивое лицо Вальтера. Образ того, другого лица, смутно маячил перед ее глазами, то отдаляясь, то приближаясь, пока с неожиданной ясностью не завершился тонкогубым, вечно открытым слюнявым ртом в обрамлении рыхлых одутловатых щек - господи, да это же Клаус! Как она могла столько лет не замечать этой поразительной схожести глаз, замаскированной полной несхожестью остальных черт?
Тем временем ничего не подозревающий о направлении мыслей Инге Вальтер что-то спросил и впился в нее глазами в ожидании ответа. А она - надо же! - потрясенная своим несвоевременным открытием, умудрилась его вопрос пропустить мимо ушей. Чтобы скрыть свое невнимание, Инге ответила Вальтеру бессловесным открытым взглядом в надежде, что он повторит свой вопрос. На ее счастье он принял ее молчание за попытку набить себе цену и пробормотал нечто абсолютно невразумительное:
- Ну хорошо, пускай не ресторан, но хотя бы павильон для торговли пивом и бутербродами?
Инге почувствовала себя актрисой-любительницей в спектакле театра абсурда, забывшей свою следующую реплику, и, не зная как быть, просто повторила за Вальтером:
- Павильон для торговли пивом?
Вальтер немедленно пришел в восторг и заговорил быстро и сбивчиво:
- Да, да именно павильон! Я так и вижу его - красный камень и стекло! Проект уже почти готов! На площадке у ворот... сразу за мостом... Под угловой башней... Очень в стиле... так что нисколько не нарушит! Так и вижу - мраморные столики на витых металлических ножках! И такие же стулья... тоже проект... молодой художник, очень талантливый... Мы готовы платить вам за аренду двадцать процентов от прибыли!
- Пятнадцать! - четко поправила его Эльза и выплюнула сигарету, - Пятнадцать процентов и никаких свидетелей не будет!
Инге показалось, что она сходит с ума.
ОТТО
В другой день Отто устроил бы дочери грандиозный скандал за то, что она уже два вечера подряд сама куда-то удирает, а к нему подсылает своего жеребца. Но сегодня он промолчал и смирился. Во-первых, его очень грела мысль, что жеребцу это нравится еще меньше, чем ему. Во-вторых, Габриэла пригасила сегодня его склонность быстро раздражаться, прокрутив ему на видео новый фильм про двух полнотелых студенток, давших объявление в газету, что у них в квартире сдается комната. Что эти девки вытворяли с предполагаемыми жильцами, что вытворяли! Отто даже пожалел, что не мог пойти по их объявлению, когда был помоложе. Но даже и в старости он умудрился получить свое от их завлекательных игр. И поэтому он не так уж рассердился, когда Инге мазнула его лысину холодными подкрашенными губами и ускакала неведомо куда в своем щеголеватом белом плаще. К тому же после всех передряг и волнений последних двух дней у него просто не было сил с ней склочничать, и он, смирившись, стал тешить себя забавной мыслишкой, что с нее вполне станется поручить старика-отца своему привычному уже жеребцу и умчаться к кому-нибудь другому, свеженькому, еще не надоевшему.
Эта шикарная занозистая идея так пришлась ему по вкусу, что он, отринув обычную ревность, начал сочинять и смаковать детали новых похождений своей ненасытной дочки, одалживая недостающие детали из просмотренных им в обществе Габриэлы веселеньких кинокартин. Обессиленный пережитым удовольствием, Отто задремал и пропустил момент, когда многократно обманутый своей неверной подружкой парашютист, мягко ступая белыми кроссовками, подошел к его креслу с подносом в руке.
- Пора ужинать, - кратко объявил он, повязывая под подбородком Отто жесткую крахмальную салфетку. Отто тут же замотал головой, - он терпеть не мог крахмальных салфеток и строго-настрого наказал Габриэле перейти на мягкие клетчатые кухонные полотенца. Но парашютисту было, конечно, на наказы Отто наплевать, спасибо, что он хоть бережно подносил к его губам ложку со сладким творогом, а не пихал ее в рот, как солдатский сапог. Так что Отто пришлось смириться и с жесткой салфеткой под подбородком, и с отвратными белыми кроссовками, в каких он даже Клаусу не позволял заходить в свои комнаты.
Как только Отто смирился с присутствием парашютиста, ему сразу стало легче жить, - творог показался вкусным, булочка мягкой, чай в меру сладким и сам парашютист не таким уж несносным. Поэтому Отто после ужина пришел в благодушное настроение и даже стал баловаться новой мыслишкой, - а не предложить ли парашютисту посмотреть с ним вместе фильм о двух полнотелых студентках, давших в газету объявление о квартире? Почему бы им не повеселиться вместе, раз блядовитая Инге все равно укатила от них к другому?
Чувствуя себя щедрым и великодушным, Отто уже занес было лапу над рельсом, чтобы отстучать свое заманчивое предложение, как парашютист сунул руку в карман, вынул оттуда какой-то блестящий предмет и положил его на стол перед Отто.
- Узнаете? - спросил он.
Кровь бросилась Отто в голову - или ему померещилось, или это был тот самый ключ? Но ведь этого не могло быть: тот ключ сгинул бесследно за недоступной дверью, так что вряд ли это был он. Просто проклятый еврейский нахал его провоцирует, подсовывая ему похожий ключ в надежде, что он испугается и выдаст себя. Отто захрипел и ударил лапой в рельс:
'Конечно, узнаю: это ключ из кухонной связки.'
- Верно, - согласился парашютист, - Да не совсем: это потерянный ключ из связки, - добавил он, нажимая на слово 'потерянный'.
'Может, и потерянный, - схитрил Отто, - Откуда мне знать?'
- Да ведь Инге весь дом перерыла, чтоб его найти.
'А ты, что ли, нашел?' - Отто, забывшись от волнения, незаметно для себя перешел на 'ты'.
- А я нашел. Что же ты не спросишь, где? - парашютист тоже немедленно перешел на 'ты', будто только этого и ждал.
'А зачем мне спрашивать?' - притворно взметнулся Отто. И напрасно взметнулся - парашютист придвинул свою морду прямо к лицу Отто и согласился:
- Незачем. Ведь ты отлично знаешь, где я мог его найти.
Если бы Отто владел своей рукой, он бы расстегнул воротник рубахи, который вдруг начал его душить. Что известно парашю-тисту? Откуда он знает про ключ и где он его взял? Да нигде он его не взял, попытался успокоить себя старик, это совсем не тот ключ, а любой другой из связки, парень просто морочит
