идея любви и спасения принесла мир и гармонию в сердца миллионов.
Внешние атрибуты этих религий могут показаться для непосвящённых чуждыми и странными. Многие из нас по объяснимым причинам побаиваются древних религий и верований, в которых не видят здравого смысла. Например, многие недоумевают по поводу шафрановых одеяний и бритых голов буддийских монахов, потому что всё это кажется им несовместимым с наукой, экономикой и современной жизнью вообще. Мне было бы очень любопытно узнать, что такие люди подумали бы, если бы им довелось перенестись в какой-нибудь тибетский монастырь и увидеть изображения гневных божеств и обнажённых женских тел в эротических позах. Они могут подумать, что перед ними какая-то экзотическая разновидность Камасутры или, ещё хуже, свидетельство безнравственности или сатанизма.
Непосвящённые могут быть шокированы и видом нагих аскетов-джайнов, и тем, что индуисты поклоняются богам, обликом своим напоминающим коров или обезьян. Некоторым трудно понять, почему мусульмане используют свою глубокую философию, выступающую против поклонения идолам, как оправдание уничтожения священных символов других религий, хотя в Мекке, одном из самых священных мест ислама, находится Кааба, священный «чёрный камень», – материальный объект поклонения, привлекающий миллионы мусульманских паломников ежегодно. Для тех, кто не разбирается в христианстве, может быть непонятным, почему из всей жизни Христа христиане избрали не момент его славы, а самый мрачный эпизод на кресте. Они могут счесть непостижимым, что главный символ, крест, заставляет Спасителя казаться столь беспомощным. Но всё это внешние черты. Судить или оценивать духовный путь или религию по внешним проявлениям неразумно. Это может лишь породить предрассудки и предубеждения.
Не могут быть определяющим фактором в оценке той или иной религии и строгие нормы поведения, предписанные её последователям. Приверженность правилам ещё не свидетельствует о добродетельности. Известно, что Гитлер был вегетарианцем и очень чистоплотным человеком. Однако дисциплинированность и аккуратность сами по себе не добродетель. Да и кто, собственно, определяет, что такое «хорошо»? Что в одной религии считается благом, в другой может считаться злом или чем-то несущественным. Например, мужчины сикхи никогда не стригут волос на голове и бород, тогда как монахи и на Востоке и на Западе чаще всего бреют головы, а протестанты могут поступать со своими волосами так, как им заблагорассудится. В каждой религии есть глубокое объяснение присущих ей символов веры, обетов и практик: почему недопустимо есть свинину или креветок, почему требуется бриться или почему это запрещено. Но среди этих бесчисленных предписаний и запретов в каждой религии должно быть основополагающее воззрение, и именно это воззрение имеет первостепенное значение.
Воззрение – это решающий ориентир, определяющий, позволительно ли то или иное действие. Поведение оценивается в зависимости от того, насколько оно согласуется с воззрением. Например, если вы живёте в Венис-Бич в Калифорнии и убеждены в том, что быть стройным и худощавым хорошо, то у вас есть намерение похудеть, вы размышляете на берегу о том, как это было бы прекрасно, а поведение ваше может зак лючаться в том, что вы избегаете в своей диете избытка углеводов.
Теперь предположите, что вы борец сумо и живёте в Токио. Ваша точка зрения заключается в том, что быть невероятно толстым хорошо, у вас есть намерение существенно прибавить в весе, и вы размышляете о том, что борец сумо не может быть тощим. Ваше поведение заключается в том, чтобы есть как можно больше риса и пончиков. Таким образом, поедание булочек будет считаться хорошим или плохим действием в зависимости от ваших взглядов. Вот почему мы можем ошибочно думать, что человек, воздерживающийся от мяса, делает это из сострадания, тогда как на самом деле он просто считает мясо вредным продуктом, потому что от него повышается уровень холестерина в крови. По сути, никто не может судить о поступках других людей, если он в полной мере не понимает их мировоззрение.
Все методы буддизма можно объяснить с точки зрения четырёх печатей: все составные явления непостоянны, все эмоции суть страдание, все вещи не имеют независимого бытия, а нирвана – вне представлений. Все действия и практики, предписываемые буддийскими священными трактатами, опираются на эти четыре истины, или печати.
В сутрах махаяны Будда рекомендует своим последователям не есть мяса. Причинять прямой вред другим существам не только безнравственно, употребление мяса к тому же противоречит четырём печатям. Ведь если вы едите мясо, в некотором смысле вы делаете это для поддержания своей жизни. Это желание связано со стремлением жить вечно, продлить свою жизнь за счёт другого существа. Если поедание другого существа безусловно обеспечивало бы продление вашей жизни, то с эгоистической точки зрения в этом был бы смысл. Однако, сколько бы мёртвых тел вы ни запихивали себе в рот, вы всё равно раньше или позже умрёте. Возможно, активное употребление мяса даже приблизит вашу кончину.
Мясо употребляют и из буржуазно – престижных соображений: икрой лакомятся, потому что это шикарно, пенисы тигров едят для повышения половой силы, а суп из птичьих гнёзд – для омоложения кожи. Такие поступки крайне эгоистичны: ради ваших прихотей другие расстаются с жизнью. Или же попробуйте представить себе обратную ситуацию. Мы, люди, не способны стерпеть даже укус комара, а теперь вообразите, как вы сидите в битком набитой клетке вместе с членами своей семьи и друзьями в ожидании, когда вас забьют ради мяса, или как вас откармливают в неволе, чтобы пустить на котлетный фарш.
Мнение, что та или иная наша прихоть стоит жизни другого существа, – это яркое проявление нашей привязанности к своему «я». Привязанность к «я» – это неведение, а неведение, как мы видели, приводит к страданию. Если речь идёт об употреблении мяса, то это сопряжено с причинением страдания другим. Поэтому в сутрах махаяны рекомендуется выполнять практику, в которой нужно ставить себя на место этих существ, и воздерживаться от употребления мяса из чувства сострадания. Запрещая есть мясо, Будда имел в виду любое мясо. Он не выделял говядину из сентиментальных соображений или свинину, потому что она нечиста, не говорил он и что можно есть рыбу, по тому что у неё, дескать, нет души.
В качестве примера первой печати – непостоянства – рассмотрим щедрость. Начиная постигать первую истину, мы видим, что всё вокруг нас недолговечно и бесполезно, будто оно взято из мешка для подношений Армии спасения. Нам необязательно от всего отказываться, но нам нет нужды привязываться к внешним объектам. Поняв, что наше имущество – это всё непостоянные составные явления, что мы не можем удерживать его вечно, мы уже на практике совершенствуем свою щедрость.
Постигая вторую печать, то, что все эмоции – страдание, мы понимаем, что этот скупец, наше «я», и есть главный виновник, порождающий в нашем уме чувство бедности и обделённости. Следовательно, если мы не привязываемся к «я», то нам незачем привязываться к своему имуществу и мы никогда более не испытаем мук нищеты. Щедрость становится для нас источником радости. Постигая третью печать, то, что все вещи лишены независимого бытия, мы понимаем тщетность привязанности: ведь всё, к чему мы привязаны, не имеет никакой истинно существующей природы. Это всё равно что видеть сон, в котором вы раздаёте миллион долларов прохожим на улице. Вы можете так щедро раздавать деньги, потому что они вам приснились, но в то же время вы способны в полной мере получать удоволь ствие от этого бескорыстного поступка. Щедрость, базирующаяся на этих трёх воззрениях, неизбежно приводит нас к пониманию того, что наше щедрое даяние не преследует никакой цели. Это не жертвоприношение, выполняемое с тем, чтобы получить признание или обеспечить себе лучшее перерождение.
Щедрость без бирки с указанием стоимости, без ожидания награды, дивидендов или похвалы даёт возможность понять четвёртый аспект воззрения, истину о том, что освобождение, просветление – вне концепций и представлений.
Если измерять совершенство добродетельных действий, например щедрости, материальными мерками – тем, насколько она уменьшила бедность на планете, – то мы никогда не сможем сказать, что достигли в них совершенства. Нужда и желания обездоленных бесконечны, и их невозможно в полной мере утолить. В равной степени бесконечно и желание богатства, и в целом можно смело утверждать, что человеческие желания никогда не могут быть удовлетворены. По мнению Сиддхартхи, щедрость следует измерять уровнем привязанности, которую человек питает к тому, что отдаёт в дар, и к своему «я», которое совершает акт даяния. Поняв, что «я» и всё, чем оно владеет, не постоянно и не имеет никакой истинной природы, вы обретаете непривязанность – она-то и есть со вершенная щедрость. По этой причине первое, к чему призывают буддийские сутры, – это практика щедрости.
Понятие кармы, ставшей своего рода «брендом» буддийского учения, тоже является частью этих четырёх истин. Когда сходятся воедино необходимые причины и условия, тогда, при отсутствии каких-либо препятствий, проявляются их последствия. Последствия – это карма. Карму накапливает сознание – ум, или «я». Если «я» действует из жадности или ненависти, создаётся отрицательная карма. Если же побудительной причиной действия является любовь, терпимость и желание счастья другим, создаётся положительная карма. Однако и намерение, и действие, и последующая карма – всё это, по сути, подобно сновидению, ИЛЛЮЗИИ. Выход за пределы кармы, и плохой и хорошей, – это нирвана. Любое так называемое «благое действие», которое не основано на этих четырёх положениях, представляет собой просто добродетельный поступок, но по своей сути не является путём Сиддхартхи. Даже если вам удастся накормить досыта всех голодных в мире при условии полного отсутствия у вас этих четырёх аспектов воззрения, действие ваше явится простой добродетелью, а не путём к просветлению. Более того, этот поступок может стать добродетельным актом, призванным на деле укрепить и поддержать ваше эго.
Именно благодаря этим четырём истинам буддисты могут практиковать очищение. Если человек думает, что он отягощен неблагой кармой, или слаб, или «грешен», и удручён, считая эти препятствия неустранимой преградой на пути к просветлению, то он может утешиться знанием того, что они являются составными, а потому непостоянными и, следовательно, поддаются очищению. С другой стороны, если человек ощущает нехватку сил и способностей или благих заслуг, он может утешиться знанием того, что заслуги можно накопить, совершая благие поступки, поскольку недостаток заслуг также непостоянен, а потому ситуацию можно изменить.
Буддийская практика ненасилия – это не просто безропотное смирение с улыбкой на устах или кроткая погружённость в себя. Коренная причина насилия заключается в том, что человек одержим некой заведомо нереалистичной идеей, например о справедливости или нравственности. Такая одержимость обычно проистекает от привычки держаться двойственных оценок: плохое и хорошее, безобразное и красивое, безнравственное и нравственное. Чувство упрямого самодовольства занимает всё наше пространство, не оставляя места для сочувствия другим существам. Здравый смысл покидает нас. Понимание того, что все эти взгляды или ценности являются составными и непостоянными точно также, как и человек, который их поддерживает, помогает избежать насилия и жестокости. Если у вас нет эго, нет привязанности к своему «я», то нет и никаких оснований быть жестоким. Если человек понимает, что его враги находятся под непосильным гнётом их собственных неведения и ненависти, что они – рабы своих привычек и стереотипов мышления, то их легче простить за досаждающие нам поведение и поступки. Точно так же нет смысла всерьёз обижаться на пациента клиники для умалишённых. Преодолев веру в крайности двойственного восприятия, мы оставляем далеко позади все причины насилия и жестокости.
В буддизме любое действие, упрочивающее или усиливающее четыре воззрения, – это правиль ный путь. Д а ж е практики, которые внешне к а жутся ритуальными, как, например, подношение курящихся благовоний или эзотерические медита ции и мантры, предназначаются для того, чтобы перенести внимание на эти истины или на одну из них.
Всё, что противоречит четырём печатям, в том числе некоторые действия, которые могут казаться продиктованными любовью и состраданием, не являются частью пути. Даже медитация, посвященная пустоте, становится голым отрицанием, не чем иным, как крайностью нигилизма, если она не согласуется с этими четырьмя истинами.
Мы можем сказать, что эти четыре положения – основа и фундамент буддизма. Мы называем их истинами, потому что это просто факты, некая данность. Их никто не изобрёл, они не мистическое откровение Будды. Они не приобрели силу только после того, как им стал учить Будда. Жить согласно этим принципам – не ритуал и не какая-то особая техника. Они не оцениваются как мораль или этика, и их нельзя запатентовать или присвоить. В буддизме нет таких понятий, как «неверный» или «богохульник», потому что нет того, кому нужно сохранять верность, в ком можно было бы сомневаться и кого хулить. Однако тех, кто не знает или не принимает эти четыре факта, буддисты считают людьми невежественными. Такое неведение не является основанием для нравственного осуждения. Если человек не верит, что люди высадились на Луне, или считает, что мир плоский, учёный назовёт его просто невежественным, а никак не богохульником или еретиком. Точно так же, если человек не верит в четыре печати, он не является неверным. На самом деле, если кто-то доказал бы, что логика четырёх печатей ошибочна, что привязанность к «я» на самом деле никакое не страдание или что какой-то элемент бытия не подчиняется закону непостоянства, то буддистам пришлось бы добровольно последовать именно этому, вновь открытому пути. Ведь то, что мы ищем, – просветление, а просветление означает постижение истины. Однако до сих пор за все прошедшие столетия не появилось ни одного доказательства, способного опровергнуть четыре печати воззрения.
