Следовательно, это должны быть звезды.
Ван
Я начал формулировать вслух теорию о звездной фрагментации, гласившую, что, когда звезды перемещаются по небесному своду, от них откалываются кусочки, как от мебели, которую перетаскивают из одной комнаты в другую.
Один метеор прошел близко. Очень близко. Настолько близко, что будь я человеком или эльфом, то сомневаюсь, что мне пришлось бы когда-нибудь снова беспокоиться о своей стрижке. Когда звездный камень ударил в мягкую землю менее чем в ста футах от нас, раздался взрыв. Меня сбило с ног (Ван уже и так находился на земле и позже написал, что сила, с которой камень ударился о землю, заставила его проникнуться сочувствием к большой лепешке на сковороде).
Когда мы поднялись, Ван повернулся ко мне и произнес:
– Ты видел, как он приближался?
Я вынужден был признать, что не видел.
Там, где осколок звезды разорвал ближайшее поле, мы увидели зубчатую борозду в земле, вспаханную полосу, заканчивающуюся дымящейся, светящейся ямой. Ван уже устремился к кратеру. Я следовал чуть позади. Было действительно очень важно добраться до места падения, прежде чем все вокруг будет загрязнено людьми, кендерами или - что еще хуже - другими гномами-механиками.
Круглая яма была глубиной примерно в человеческий рост и столько же шириной, с огромным пылающим камнем в центре. Камень излучал зеленое сияние, что напомнило мне сферу из морского гранита, которую каким-то образом подсветили изнутри. Он раскололся и потрескался во многих местах, и пар все еще выходил из этих трещин, пока мы спускались в кратер. Метеор (или осколок звезды, или мусор со звездной шхуны) уже остывал, когда мы приблизились.
Ван, опередив меня, начал извлекать остатки метеора, отламывая куски хрупкой, остывающей оболочки. Я неожиданно подумал, что метеор мог оказаться вообще чем-то иным, например космическим яйцом некой обитающей на звездах птицы. Я быстро проверил небо, чтобы посмотреть, нет ли других огромных камней (или огромных птиц), падающих на нас. К тому времени, как я обернулся, Ван уже вытащил статуэтку из обломков.
Статуэтка, возможно, слишком сильное слово, поскольку подразумевает явного изготовителя или разумного создателя. То, что нашел Ван, походило на оплавленную кучку сияющей зеленоватой глины, из которой был слеплен округлый конус. В точности он ничего не изображал, но походил на свернувшуюся и изготовившуюся к броску змею, хотя и несколько сплавившуюся, с глазами, которые излучали такое же сияние, что и быстро остывавший камень. Если уточнить, то можно сказать, что оплавленная статуэтка выглядела как вырезанный из сыра дракон, которого на слишком долгое время оставили на солнце, и тот потек.
Глаза Вана горели.
– Взгляни! Доказательство жизни среди звезд! - закричал он.
Я указал на то, что если смотреть с этой стороны, то это доказательство того, что живущие среди звезд отличаются дурным вкусом.
Мы все еще продолжали спорить, когда на место происшествия стали прибывать остальные гномы- механики. Большинство выдирало кусочки из тускло светящегося метеора и утаскивало их в свои лаборатории. Больше никто не извлек артефакта, похожего по форме, размеру или сырной уродливости на безделушку Вана.
Сам я захватил несколько маленьких кусков и собственно кратер, потратив несколько последующих дней и вечеров на замеры всех особенностей места падения. К тому же я удвоил свои старания в определении движений различных планетарных тел. В итоге у меня не оставалось времени для Вана, и прошла неделя, прежде чем он позвал меня к себе в дом-лабораторию-нору.
На нынешний момент жилища гномов-механиков в Гномьекуче, исходя из своей природы, широко разбросаны и глубоко встроены в окружающие Тагглову Вершину пригорки. На первом этаже вдоль этих пригорков располагаются подвалы и лаборатории; старые жилища все глубже и глубже встраиваются в холмы, поскольку регулярные взрывы имеют тенденцию уничтожать их предыдущие инкарнации. Несмотря на то, что Вана больше занимает математика, его жилище было перестроено, по меньшей мере, с дюжину раз и зарывалось все дальше и дальше в холм, так что его дом оказался в конце широкого рукотворного каньона.
Парадная комната Вана типична для домашнего хозяйства гнома-механика - удобные стулья, крепкие столы, туго набитые диваны, где всякая доступная плоская поверхность покрыта бумагами, записями, грубыми эскизами, наполовину готовыми опытными образцами и забытыми завтраками. Будучи осведомленным в путях своего народа, я остановился в парадной комнате и позвал… невозможно было предсказать, какие эксперименты проводились в глубине. Через мгновение выбежал улыбающийся Вандеркин. В руке он сжимал стальной кружок.
– Подбрось, - сказал он, - назову в полете.
Я озадаченно подбросил старую тяжелую монету из Тарсиса, на одной стороне которой был изображен какой-то позабытый человек, а на другой - огромная драконоподобная птица. Когда монета взлетела в воздух, Ван произнес:
– Решка!
Я поймал монету и пришлепнул к тыльной стороне руки. Когда я убрал пальцы, она лежала портретом вверх.
Ван был восхищен и попросил монету обратно, затем со смехом развернулся на пятках и удалился в свою лабораторию.
– Спасибо! - закричал он через плечо. - Если захочешь, заходи завтра!
Конечно, я был озадачен, но не чрезмерно. Гномы-механики по своей природе совершают поступки, которые иные могут счесть странными, так что я отправился по своим делам (в которые в тот день входило помочь своему другу Многоватоогню погасить его последний эксперимент). И я не задумывался о случившемся до следующего дня, когда зашел в комнату Вана.
– Орел! - прокричал он, когда монета была подкинута, и в самом деле выпала драконоподобная птица. И снова Ван забрал монету и исчез в своем логове.
Так продолжалось большую часть недели. Я приходил к нему домой, подбрасывал монету, а Ван угадывал. Он разрешал сделать только один бросок и никогда не объяснял, в чем дело. Наконец, когда он оказался прав пять раз из пяти, я больше не мог сдержать своего любопытства и решил воспротивиться ему.
– Ты сделал послушную монету, - сказал я, крепко сжимая стальной кружок из Тарсиса, угрожая не возвращать его и не подбрасывать до тех пор, пока не узнаю правды.
Ван рассмеялся.
– Близко, очень близко, - вежливо произнес он,- но, скорее, я разработал способ определения, какой стороной упадет монета, прежде чем это произойдет. Фактически это способ предсказывать будущее.
Теперь настал мой черед смеяться, и, боюсь, это был невежливый смех. Даже не сочувственное подсмеивание одного изобретателя над любимой теорией другого. Это был хриплый, громкий и чрезвычайно оскорбительный хохот. Ни один гном-механик не должен когда-либо смеяться подобным образом над своим собратом, но я это сделал. Возможно, это была нервная реакция на то, что Ван объявлял о крупном прорыве, подразумевавшем, что он обогнал меня в важном исследовании. Это был ужасный смех, и я сам укоряю себя за то, что это произошло.
Лицо Вана словно затянули грозовые тучи, а в голосе прозвучали резкие нотки, когда он начал объяснять:
– Каждый день я просил тебя подкинуть монету. У меня есть вычислительная машина, которая определяет результат броска монеты прежде, чем ты ее подбросишь. Может быть, хочешь посмотреть?
Продолжая хихикать, я изобразил поклон и последовал за Ваном в дальние комнаты. Мне показалось, что недавний взрыв на поле выбил мозги моего компаньона из их вместилища. А для гнома-механика это
