'Ку-ку!..'
'Смотри, Петр Кирилыч: на этот раз ворон не лови!..'
И вправду: прокуковала кукушка три раза, и вслед за кукушкой кукушечьим голоском запела на берегу дубенская девка; не разглядел ее Петр Кирилыч до этого, потому что так и уперся в плотину, а в плотине известно - вода… Заглянул Петр Кирилыч левее, вроде как то же, да все же не то: и голос не сравнить - куда соловью до кукушки, - и сама она худа и неутробиста, словно за ночь сдала от какой тяжелой болезни… А на голове кумачовый платок…
Ударил выпятившийся из-за сосны месяц в девичье лицо, и Петр Кирилыч хорошо видит слезинки во впалых щеках и грудь доской, и сарафан такой же голубой и с колокольчиками по подолу и по груди, только висит он словно на палке.. Сидит эта девка, уткнувшись в коленки, смотрит в реку и поет, и вместе с нею кукует кукушка: 'ку-ку!..'
'Ку-ку! Ку-ку!..'
'Ку-ку!..'
'Ку-ку!..'
'Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..'
'Ку-ку!..'
'Ку-ку! Ку-ку!..'
'Ку-ку!..'
'Ку-ку!' - кончила песенку кукушка.
'Непромыха!.. Я-то думал, кто-кто, а это вон кто… кукушка!.. Только, чего доброго, она и впрямь не стала бы топиться!.. Ну и клюква, ну и квас! Жулик же этот Антютик… Хотя бы ведь и эта ништо: все девка!..'
В это время ряхнуло неподалеку в лесу, словно сосну подломило, и с той стороны, где мельница, раздался зычный голос, рассыпавшись на разные отголоски вниз по Дубне:
- Машу-у! Хэ-ей!
Маша всплеснула руками, перекрестилась, откачнулась немного назад, должно быть, и впрямь испугалась чего и в самом деле хотела броситься в воду, но как раз повисла на сильные руки: Петр Кирилыч выскочил из кустов и подхватил Машу наперехват.
*****
'Один кумачовый платок и остался', - думает Петр Кирилыч, держа Машу на руках возле самой реки; глаза у нее закатились, лицо ударило в жар, и на лбу выступил бисеринками пот. Смотрит на нее Петр Кирилыч, и жалко ему: как-никак, а ведь тоже девка…
На дне терем закрыт на ворота, у ворот стоят две зубастые щуки, и на самой середине носится за мелкой рыбой пятипудовый сом. У самого выхода на берег вода еще не замыла следы, и убраны они драгоценными камушками: видно, и впрямь вчера купалась настоящая дубенская девка, только Петр Кирилыч не сумел взять своего счастья и променял его на Непромыху.
'Эх, Петр Кирилыч, - сказал Петр Кирилыч вздохнувши, - видно, недаром тебя люди прозвали: балакирь!..'
И в первый раз поцеловал девичьи губы.
*****
Недвижна Маша у Петра Кирилыча на руках, только губы у нее горят как уголья, и жарко к ним Петру Кирилычу прикоснуться губами. Оторвался он на минуту и поглядел как зачарованный на другой берег Дубны, а там так и перевивается туман, то вверх, то вниз, вытягивая с реки белопушистую шею и то заволакивая все перед глазами, то открывая все словно переделанное заново, и вот уже Боровая мельница - не мельница, а стоит там на ее месте высокий дворец с серебряной крышей, окна во дворце во все стороны, высокие, как в церкви, и во все стороны крылечки, и крылечки унизаны хитрой резьбой, и только одно крыльцо голубое, словно на него само седьмое небо упало. На крылечках сидят чертухинские девки, прядут шелковистую пряжу, и перед каждой на золотистом гребне большое паймо. Видно по всему, что собрались они сюда из Чертухина не зазря: готовят они дорогое приданое, нитки бегут им под ноги, как дождевая водичка, сами нитки собираются в большой серебряный стан, и из стана широкими полотнами стелются за околицу, и теперь не разберет Петр Кирилыч хорошенько, где плывет дубенский туман, где белеют дорогие холсты с расшитыми на них весенними цветами-раздуванчиками…
Смотрит Петр Кирилыч и даже в затылке почесать не догадается.
Но вот растворилось большое окно на восток, у окна сидит, облокотившись на подоконницу полной рукой, прекрасная царевна Дубравна, и ни печали теперь у нее на лице, ни тревоги, машет она Петру Кирилычу белой рукой, манит его и зовет на крыльцо; на крыльце впереди всех Дунька Дурнуха, рядом с Дунькой -Ульяна, только Ульяна теперь стала так же молода, как и Дунька, словно ровесницы. Дунька пригожа и нежна на лицо, веснушек у нее нет на щеках, и по лицу всему девичья благодать такая разлита, и поет она вместе с Ульяной, и девки все им подпевают тихими голосами, каких и в светлую утреню не услышишь в чертухинской церкви. Только слов у них не разберешь. Видно, как шевелятся губы, как улыбаются приустные ямки, как сошли все они с голубого крыльца, и за руки взялись, и хороводом поплыли к горбатому мосту… Окошко за ними закрылось, Дубравна пропала, и в окне мелькнул кумачовый платок, да с платья посыпались белым пухом за окна отцветшие весенние цветы-раздуванчики; валит-валит валом туман с Дубны на оба берега, завалил он с головой и чертухинских девок и мельницу всю заволок, и в самом-то деле видел ли Петр Кирилыч другой берег Дубны, или на один миг раскрылись пред ним водяные ворота и предстало ему на минуту
