Начальница Анна Вырубова, персонал больные и раненые».82
С Серафимовским убежищем-лазаретом связана еще одна печальная страница жизни Анны Александровны. Может быть, потому что воспоминания о тех событиях оставались слишком тяжелы для нее даже по прошествии времени, она посвятила им лишь несколько строк в своей книге. Речь идет о похоронах убиенного Григория Ефимовича Распутина. «Его похоронили около парка, на земле, где я намеревалась построить убежище для инвалидов», - пишет Анна Александровна.83
Таким образом, земля, купленная на деньги, выстраданные Анной Вырубовой своим увечьем, приняла тело еще одноro страдальца, принявшего мученическую смерть за Веру, Царя и Отечество - сибирского крестьянина-праведника Григория Ефимовича Нового (Распутина).
Юлия Александровна Ден в своих воспоминаниях рассказывает, что Анна Вырубова предложила Государыне «похоронить Распутина в центральной части часовни рядом с ее лазаретом для выздоравливающих. Часовня и лазарет строились на земле, приобретенной Анной на ее собственные средства».84
Относительно этой часовни более подробные сведения собраны в работе Сергея Фомина «Правда о Григории Ефимовиче Распутине». Позволим себе полностью воспроизвести собранную Сергеем Фоминым подборку информации относительно места захоронения Григория Нового (Распутина):
«Тут самое время остановиться на месте захоронения Г.Е. Распутина - «часовне», о которой пишут многие очевидцы. В действительности речь идет о храме преподобного Серафима Саровского при Свято-Серафимовском лазарете-убежище для инвалидов войны N 79. Строился он в Царскосельском парке на земле, приобретенной А.А. Вырубовой на ее собственные средства. Убежище и храм находились на небольшой поляне в окружении высоких деревьев, на правом берегу 2-го Ламского пруда, как раз напротив Ламских конюшен. К ним вела красивая липовая аллея от Фермерского парка.
Деревянный храм строился А.А. Вырубовой в 1916-1917 гг. по проекту архитекторов С. А. Данини (1867-1942) и С.Ю. Сидорчука (1862 - 1925) в память избавления ее от смерти при крушении поезда 2 января 1915 года. Строительные работы вел полковник Мальцев.
«Закладка Аниной церкви, - сообщала Императрица Государю в письме 5 ноября 1916 г., - прошла хорошо, наш Друг был там, а также славный еиискои Исидор, епископ Мельхиседек и наш Батюшка… «.
Через месяц с небольшим епископ Исидор (Колоколов, 1866 - 1918) отпоет Г.Е. Распутина в Чесменской богадельне. А «наш Батюшка» - духовник Царской Семьи протоиерей Александр Васильев (1867-1918) - отслужит литию перед погребением старца на том же самом месте, где еще недавно он сослужил во время закладки храма…
В честь этой самой закладки, после нее, в лазарете А.А. Вырубовой был прием. На нем сделали фотографию - последний прижизненный снимок Г.Е. Распутина. Это групповое фото за столом, попав в руки одного из убийц старца - В. М. Пуришкевича, было размножено им в количестве 9 тысяч экземпляров и распространялось в остававшиеся до преступления дни с соответствующими, извращающими смысл запечатленного на снимке комментариями.
«Среда 21-го декабря, - записала в своем дневнике 1916 г. Великая княжна Ольга Николаевна. - В 9 ч. мы и Папа и Мама поехали к месту Аниной постройки, где была отслужена лития и похоронен Отец Григорий в левой стороне будущей церкви. Спаси Боже Святый».
По некоторым сведениям, со временем здесь предполагалось учреждение скита или даже небольшого монастыря: «…21 марта 1917 г. в день рождения старца собирались закладывать монастырь по проекту архитектора Зверева'» (ссылки на соответствующие источники указаны в цитируемой работе С. Фомина).85
Для пациентов лазарета Анна Вырубова была родной матерью. Она так и называет себя в письме к Ф.С. Войно: «Я ваша мама». Доказательством того, что это не пустые слова, пусть послужат воспоминания русского офицера И.В. Степанова, который после ранения на фронте проходил излечение в Царскосельском госпитале.
Его впечатления помогают прочувствовать ту атмосферу, которая царила и в Серафимовском убежище-лазарете, и те отношения, которые сложились между ранеными солдатами и начальницей лазарета Анной Вырубовой. Не будем смущаться тем, что эти воспоминания относятся к чуть более раннему периоду жизни Анны Вырубовой - периоду до роковой железнодорожной катастрофы, когда Анна Александровна была вполне здорова и, возможно, еще не помышляла о создании лазарета. Несомненно, что понесенное вскоре увечье, тяжелейшие физические страдания, перенесенные ею, помогли ей глубже понять и ощутить чужую боль. В ее душе ярче вспыхнуло чувство сострадания, материнской любви к страждущим и трогательной заботы о них.
Но обратимся к И.В. Степанову, который в простых, бесхитростных словах высоко оценил качества золотого сердца русской женщины: милосердие, доброту, отзывчивость на всякую просьбу.
«Меня переносят в палату N 4, где лежат два офицера. Молодая сестра с простоватым румяным лицом и большими красивыми глазами подходит ко мне. С первых же слов я чувствую к ней искреннюю симпатию. Славная деревенская баба. Веселая, болтливая. Она стелет мне простыни и вместе с санитаром переносит на мягкую кровать. Укладывая, все спрашивает, не больно ли? Понемногу осваиваюсь. С ней так легко говорить.
- Сестрица, мне бы хотелось помыться, почистить зубы
- Сейчас все принесу. Обещайте, что Вы мне будете говорить все, что Вам нужно. Не будете стесняться?
- Что вы, сестрица, с Вами не буду.
Но я знаю, что здесь придворная обстановка. Вероятно, все люди этикета. И мне радостно, что будет хоть один человек, с которым я не буду конфузиться.
- Теперь будем вас кормить. Что Вы хотите: чай, молоко?
- Сестрица, спасибо. Я ничего не хочу. Мне так хорошо.
- И заслужили. Что Вы о своих не подумали? Хотите я протелефонирую?
- Потом. Петрограда из Царского не добиться. Я лучше напишу телеграмму.
Сестра приносит бумагу. Пишу. Она стоит, улыбается. Как-то сразу полюбил ее. Редко видел людей, столь располагающих к себе с первого знакомства. Кто она? Сиделка простая?
- Давайте, я пошлю санитара на телеграф.
- Спасибо, сестрица.
Хочется как-то особенно поблагодарить и не нахожу слов. В комнату ежеминутно заходят дамы в белом. Расспрашиваю соседей. Мне называют фамилии: графиня Рейшах-Рит, Добровольская, Чеботарева, Вильчковская… Все мне знакомые. Привык читать в свите Императрицы: фрейлина Гендрикова, фрейлина Буксгевден, гофлектриса Шнейдер и госпожа Вырубова. Эта «госпожа Вырубова» (она не имела ни звания, ни должности) меня всегда особенно интересовала. Столько про нее говорили. Она ведь неразлучна с Императрицей… Мне говорили: интриганка, темная сила, злой демон…
- Вы не слышали здесь фамилию Вырубовой?
- Анна Александровна? Да ведь она все утро тут с Вами провозилась и теперь ушла с телеграммами…
Вырубова всегда приезжала и уезжала в автомобиле с Высочайшими особами. В палаты она заходила одна, когда никого из них не было. Каждого подробно обо всем расспрашивала. Очень смешила нас всякими пустяками. Всегда в прекрасном настроении. Ее добродушие и сердечность как-то вызывали просьбы. И с какими только просьбами к ней не обращались! Сколько вспомоществований, стипендий, пенсий было получено благодаря ей. Она ничего не забывала, все выслушивала и через несколько дней радостно сообщала всегда благополучные результаты. От благодарности отказывалась.
- Я же тут ни причем. Благодарите Ее Величество».86
Щедро раздариваемое добро и любовь сторицей вернулись к Анне Александровне. Долг платежом красен, а русский человек добро помнит. И не раз, и не два ласка, забота и участие, проявленные ею по отношению к простому солдату-инвалиду, были помянуты в тяжелейшие минуты ее жизни теми же - простыми русскими солдатами, которые бесхитростно, как могли, отплатили ей за добро, защищая ее от поругания, а может быть, и от смерти. Пусть об этом скажет сама Анна Танеева.
«Но что впоследствии, может быть, не раз мои милые инвалиды спасали мне жизнь во время революции, показывает, что все же есть люди, которые помнят добро…
Заботы обо мне моих раненых не оставляли меня и располагали ко мне сердца солдат. Самым неожиданным образом я получала поклоны и пожелания от них через караул. Раз как-то пришел караульный начальник с известием, что привез мне поклон из Выборга «от вашего раненого Сашки», которому фугасом оторвало обе руки и изуродовало лицо. Он с двумя товарищами чуть не разнес редакцию газеты, требуя поместить письмо, что они возмущены вашим арестом. Если бы вы знали, как Сашка плачет!». Караульный начальник пожал мне руку. Другие солдаты одобрительно слушали, и в тот день никто не оскорблял меня.
Другой раз, во время прогулки, подходит часовой к надзирательнице и спрашивает разрешения поговорить со мной. Я испугалась, когда вспомнила его рябое лицо и как он, в одну из первых прогулок, оскорблял меня, называя всякими гадкими именами. «Я, - говорит, - хочу просить тебя меня простить, что, не зная, смеялся над тобой и ругался, Ездил я в отпуск в Саратовскую губернию. Вхожу в избу своего зятя и вижу на стене под образами твоя карточка. Я ахнул. Как это у тебя Вырубова, такая-сякая… А он как ударит по столу кулаком: «Молчи, - говорит, - ты не знаешь, что говоришь, она была мне матерью два года», да и стал хвалить и рассказывать, что у вас в лазарете, как в царстве небесном, и сказал, что если увижу, передал бы от него поклон; что он молится и вся семья молится за меня». Надзирательница прослезилась, а я ушла в мрак и холод тюрьмы, переживая каждое словечко с благодарностью Богу.
Позже я узнала, что Царскосельский совет постановил отдать моему учреждению весь Федоровский городок, то есть пять каменных домов. Раненые ездили повсюду хлопотать, подавали прошение в Петроградский центральный совет, служили молебны; ни один из служащих не ушел. Все эти солдаты, которые окружали меня, были как большие дети, которых научили плохим шалостям. Душа же русского солдата чудная. Последнее время моего заключения они иногда запирали двери и час или два заставляли меня рисовать. Я тогда хорошо делала наброски карандашом и рисовала их портреты. Но в это же время происходили постоянные ссоры, драки и восстания, и мы никогда не знали, что может случиться через час».87
Эта взаимная любовь Анны Александровны и русских солдат говорит о многом, помогает раскрыть всю особенную неповторимость и глубину русского характера. Это пример удивительного проявления не только кровного родства единоплеменников, но родства духовного, единого устроения души, единого духовного начала у русской барыни, высокопоставленной особы и у простых русских людей - начала, перед которым устраняются, исчезают, становятся ни во что все сословные, классовые и прочие различия.
Недостаток этого начала у многих представителей светской знати и образованной столичной интеллигенции вследствие оторванности их от животворного древа народной жизни явился причиной того легковерия, с каким была подхвачена разнузданная клевета и травля русского крестьянина Григория Ефимовича Нового (Распутина). Родовая надменность и высокомерие не позволили многим из этих господ усомниться в истинности невероятного нагромождения пороков, приписываемых русскому крестьянину, который волею судьбы и трагических обстоятельств болезни Наследника был приближен к Царской Семье. Эти господа, зачастую сами исполненные всяких пороков и гордыни, не пожелали убедиться в очевидной несостоятельности всех обвинений, подло и намеренно выдвигаемых тайными руководителями заговора против Русского Престола и Русского Народа. Но то, чего не хватало высокопоставленным спесивцам, по-прежнему (благодарение Богу!) обильно процветало в крестьянской, христианской душе простого русского человека. Вспомним, что после железнодорожной катастрофы во время многочасового, беспомощного лежания умирающей Анны Вырубовой в сторожке именно шинель простого солдата все это время укрывала ее от холода, а солдатские руки держали ее голову на солдатских коленях, а солдатская молитва и ласка помогала ей переносить страдания. Разве не являются эти отношения проявлением святого русского идеала? О, если бы всегда так было на Руси, разве смогли бы враги Русского Народа вбить клин вражды между разными членами единого, живого народного тела? Эта
