только на инвалидной коляске и, естественно, нуждалась в особом уходе. Не стоит говорить, что монастырские послушания были ей не под силу, а обременять своей немощью других не всякий решится.
Мысли, высказанные нами в виде предположения, нашли подтверждение в статье иеромонаха Арсения (Хейкенена), написанной им как послесловие к книге Ирмели Вихерьююри «Фрейлина Императрицы Анна Вырубова».
Об этой книге было сказано в главе, посвященной «неопубликованным воспоминаниям». Отец Арсений заинтересовался судьбой Анны Танеевой уже после ее смерти. В его руках оказался архив, вернее, часть его, который был передан Верой Запеваловой, проживавшей к тому времени в доме престарелых. Как свидетельствует отец Арсений, Анна Танеева пыталась поступить в Линтульский Св. Троицкий женский монастырь, расположенный недалеко от Выборга, в местечке Линтула (о. Арсений в статье указывает на расположение монастыря в Кивинеббе). Обитель окормлялась Валаамскими иноками, а на ее открытии и освящении в 1894 году присутствовал св. праведный Иоанн Кронштадтский. Но на свое прошение Анна Александровна получила отказ из-за ее неполадок со здоровьем, а также в связи с тем, что она не была приучена к тяжелому сельскому труду.
Иеромонах Арсений подчеркивает, что в то время многие из среды русских эмигрантов вступали на путь тайного монашества. Они не жили в монастыре, но, продолжая жить в миру внешне обычной жизнью, обязаны были исполнять ежедневное монашеское правило и приходить на богослужение в церковь. Отец Арсений уточняет, что матушка Мария дала обет носить простую одежду и избегать светских удовольствий.186
О ее благочестивой жизни свидетельствует рассказ одного из наших соотечественников, который, будучи в командировке в Хельсинки в 60-е годы, посетил Успенский кафедральный собор. Его внимание привлекла пожилая женщина в инвалидной каталке. Узнав, что это Анна Вырубова, он был настолько обескуражен, что на ее неожиданный вопрос: «А вы, молодой человек, приехали из России?», - вдруг гордо отчеканил: «Из Советского Союза!!!», - и почему-то перекрестился… На этом их «беседа» и завершилась…187
Этот случай, несмотря на его курьезность, свидетельствует, что до конца своих дней Анна Александровна Танеева (тайная монахиня Мария) хранила любовь к Божьему храму и церковному благочестию.
До 1939 года матушка Мария проживала в Выборге, где она вместе с матерью (до ее смерти в 1937 году) снимала квартиру в доме Акутиных, «обретя здесь покой, добрую заботу, пристанище». Так рассказывает автор статьи об Анне Вырубовой в Санкт-Петербургской газете «Свете Тихий» журналистка Ирина Ольшанская. Однако жизнь монахини Марии была далека от идиллии. «Анна Танеева избегала местного эмигрантского общества, они с матерью вели уединенный образ жизни. Круг знакомых, с которыми встречались, был ограничен двумя-тремя семьями. Чтобы меньше видеть русских, в храм и в баню ходили в определенное время. Новости узнавали в кино и по радио. Газет и журналов не читали, знакомясь лишь с православной литературой. Жили за счет материальной помощи знакомых и продажи ценных вещей, которые удалось вывезти из Петрограда».188
О причине такой осторожности легко догадаться. Ведь в обществе русских эмигрантов было немало тех, для кого Анна Вырубова по-прежнему являлась символом «темного» периода в истории России. Для них она по-прежнему была одной из главных виновниц трагедии, и ничто не могло их в этом разубедить. Умонастроения эмиграции ничем не отличались от того, с чем Анне Александровне уже пришлось столкнуться на Родине, за исключением того, что ситуация была ослаблена обездоленностью русских беженцев, подавленностью общей бедой, а также разбавленностью их финским населением. Чтобы не возбуждать к себе чувств озлобления, не провоцировать оскорбительных выпадов в свой адрес, Анне Танеевой пришлось поневоле затаиться, стараться меньше проявлять себя. Но это совершенно не противоречило ее желанию уединиться, насколько это было возможно, и в тишине, вдали от мирской суеты предаться богомыслию и молитве. И ей это удалось.
В мире сложилось впечатление, что ее уже нет в живых. «В апреле 1926 года выборгские друзья Анны показали ей некролог, опубликованный в журнале «Прожектор» (N 6, март, 1926) издательства газеты «Правда». На 30-й странице под портретом Танеевой было напечатано: «На снимке справа портрет скончавшейся Анны Вырубовой, личного друга Александры Федоровны, одной из самых ярых поклонниц Григория Распутина. С именем Вырубовой связаны последние, самые мрачные годы царизма. Во дворце она играла крупнейшую роль и вместе с Распутиным правила государством. Протопопов был ее ставленником, многие назначения проходили при ее помощи''189 Как им хотелось скорее похоронить и ее саму, как живую свидетельницу, и все, что было связано с временем ненавистного им «царизма»! Возможно, именно это сообщение послужило поводом для развязывания вакханалии в связи с публикацией лжедневника. Во всяком случае, совпадение дат дает основание так считать.
В «Валаамском патерике» можно найти сведения о том, что юной хозяйке дома Акутиных Марине Анна Танеева давала уроки английского языка. Там же приведен отрывок воспоминаний Марины Павловны Акутиной-Шуваловой, рисующий облик Анны Александровны в эти годы: «Она была очень религиозна, лето часто проводила в монастырях. Много рассказывала о Царской Семье. Я была тогда девчонкой, подробности этих рассказов, конечно, стерлись, но впечатление о том, что эти люди, память о них - самое дорогое в ее жизни, осталось. Помню, что ей устраивали встречу с женщиной, объявившей себя Великой княжной Анастасией, якобы чудом спасшейся от гибели в Екатеринбурге. Анна Александровна не признала в ней царской дочери. И еще хорошо помню, что она была очень мягким человеком. Несмотря на все пережитое, в ней совсем не было ненависти, озлобленности». Здесь же говорится о том, что в письмах к иеросхимонаху Ефрему она смиренно подписывалась: «Преданная убогая дочка М. М.».190
В 1937 году матушка Мария пережила еще одно трагическое событие в своей жизни. 13 марта после продолжительной болезни умерла ее мама - Надежда Илларионовна, дорогой и незаменимый для нее человек, которая всегда была опорой для дочери. Эта невосполнимая потеря разрывала последнюю ниточку, которая связывала монахиню Марию с прежним миром, с горячо любимой, но далекой и недоступной Родиной. Мама была для нее настоящим другом и помощником, делившим с ней и горе, и радость, и все невзгоды, выпавшие на их долю в годы революции и эмиграции. Кроме того, на плечах Надежды Илларионовны все это время лежала основная тяжесть по уходу за больной дочерью.
Однако Господь-Промыслитель не оставил в одиночестве Свою верную рабу. Однажды во время болезни Надежды Илларионовны матушка Мария (которая для внешних людей по- прежнему оставалась Анной Александровной) «была в гостях у бывшего офицера царской армии в его доме в Терийоках [ныне Зеленогорск] и обмолвилась, что ей нужна домашняя работница. Офицер позвал свою служанку Веру Запевалову, которую представил со словами: «Теперь это ваша помошница». На следующий день Вера поехала к Анне в Выборг. Так началась их дружба, продлившаяся десятилетия. Вера дала обещание больной Надежде Илларионовне, что никогда не оставит ее дочь одну».
Так описывает знакомство матушки Марии с Верой Запеваловой иеромонах Арсений. Они до конца жили вместе, помогая друг другу. После кончины матушки Марии Вера Запевалова жила в русском доме престарелых «Елена». В 1985 году она, как уже было сказано, передала небольшую часть архива Анны Александровны Танеевой иеромонаху Ново-Валаамского монастыря Арсению. Среди бумаг - свидетельство о постриге, около 30 писем от Царской Семьи, 23 из них - от Государыни Александры Феодоровны.191
К сожалению, это не весь архив. Как признался о. Арсений в частной беседе с архивариусом Валаамского монастыря Верой Феодосьевной Кисельковой, большая часть бумаг, которая хранилась в пыльной клетушке на чердаке дома престарелых, после смерти Веры Запеваловой была выброшена служителями-финами.
Жизненные обстоятельства резко изменились в 1939 году, когда вспыхнула война между Советской Россией и Финляндией. Матушка Мария вместе с Верой покинули Выборг, опасаясь захвата города Красной армией и преследований со стороны советских агентов. Они уехали в Швецию, где оставались до окончания войны и заключения мира между Финляндией и Советским Союзом. В Швеции матушка Мария жила вместе со своей подругой в маленьком пансионате под Стокгольмом. «Шведский королевский двор отвечал за их содержание». Анна еще во времена петербургской жизни дружила с будущей королевой Луизой, которая была дочерью сестры Императрицы Александры Феодоровны, принцессы Виктории Батенбергской. «Поэтому Королева Луиза, узнав о бедственном положении Анны, выплачивала ей небольшую пенсию и после войны».192
В марте 1940 года монахиня Мария вместе с подругой вновь возвращаются в Финляндию и некоторое время (осень 1940) проживают в Хаминанлаксе недалеко от Куопио. Затем они переехали в Хельсинки, где им удалось найти двухкомнатную квартиру на первом этаже дома 29-В по улице Топелиус (недалеко от проспекта Маннергейма). Друзья подарили мебель. В этой небольшой квартире с непритязательной обстановкой матушка Мария с Верой Запеваловой прожила до конца своих дней. Вера продолжала жить здесь и после смерти своей подруги вплоть до 1980 года. Иеромонах Арсений отмечает, что Анна Александровна никогда не платила жалование Вере Запеваловой, т.к, «пенсии, которую им платила королева Луиза, едва хватало на скудное пропитание. Несмотря на это Вера не бросала Анну, так как дала обещание Надежде Илларионовне Танеевой и, кроме того, испытывала сострадание к Анне и считала ее своим другом».193 По другому и быть не могло, если учесть характер Анны Александровны - и простой, и в то же время цельный. Она не потерпела бы фальши, а Вера Запевалова была для нее последней подругой, прочные и длительные отношения с которой могли сложиться только при наличии общего духовного расположения.
Помимо квартиры в Хельсинки у матушки Марии и Веры был дачный домик в Трэсщенде, где они проводили лето. Любимым занятием матушки на даче было рисование акварельными красками. Свои рисунки она дарила или продавала друзьям. Кроме того, она изготавливала пасхальные и рождественские открытки, что, конечно, являлось для нее особым удовольствием, так как служило воспоминанием о том времени, когда за подобным занятием они проводили время вместе с Государыней Императрицей Александрой Феодоровной.
Повторное появление в Финляндии Анны Вырубовой было встречено неоднозначно. Со стороны многих чувствовалось недоброжелательство. Скорее всего, не редкими были случаи, когда окружающие не пытались скрывать своего отношения и открыто проявляли неприязнь. Это не могло не отравлять жизнь матушке Марии и не бередить прежних душевных ран, нанесенных человеческой несправедливостью и злобой. Переживания оказались настолько сильными, а причины, вызвавшие их, столь серьезными, что она вынуждена была просить помощи и защиты у главы Финского правительства фельдмаршала К.Г. Маннергейма, бывшего генерала царской армии [полное имя Карл Густав, но в России его предпочитали называть бароном Густавом Карловичем]. В ответ на ее просьбу Маннергейм дал письменную рекомендацию, текст которой приведен в статье иеромонаха Арсения:
«В течение тридцати лет я знал мадам Анну Танееву и ее уважаемых родителей, а также некоторых представителей их рода, и прошу всех, кто будет общаться с Анной Танеевой, [помнить, что она], испытав многие страдания, кроме того, ставшая инвалидом после железнодорожной катастрофы, заслуживает доброго и внимательного отношения.
Хельсинки. 11 июня 1940.
Фельдмаршал Г. Маннергейм».194
Ныне это письмо хранится в Финляндии, в музее Православной Церкви в городе Куопио. Как утверждает отец Арсений, это «письмо успокоило встревоженную Анну». Она стала чувствовать себя более уверенно. Кроме того, благодаря этой письменной рекомендации фельдмаршала, удалось получить квартиру на улице Топелиус. Густав Маннергейм оказался человеком небезучастным к судьбе Анны Танеевой, но обращение к нему было продиктовано не только соображениями чисто практическими. В его лице матушка Мария надеялась встретить человека, по-прежнему дорожившего тем миром, воспоминания о котором продолжали согревать ее наполненную тяготами и лишениями жизнь. Они были хорошо знакомы начиная с 1908 года, когда «полковник барон Густав Маннергейм, только что вернувшийся из своего Азиатского похода, в Царском Селе был представлен Танеевой».195 Он всегда производил благоприятное впечатление человека учтивого, достаточно открытого и непредвзято настроенного.
Возобновить знакомство с бывшим царским генералом Г. Маннергеймом Анна Танеева попыталась сразу же, как только она оказалась на Финской земле. 23 декабря 1920 года адъютант передал генералу красивую русскую рождественскую открытку, которая была подписана: «Анна Танеефф, Ваасанкату, 13, Виипури». Он незамедлительно ответил по-французски: «Дорогая мадам, меня очень обрадовало, что Вы вырвались из революционного петроградского ада и живете в семье благородных людей Акутиных, которых я хорошо знаю».196
«В июле 1930 года и в середине августа 1931 года, когда генерал Густав Маннергейм приезжал в Выборг, Анна пыталась встретиться с ним. Однако попытки были неудачными. В 1930 году сразу по приезде генерал заболел и вернулся в Хельсинки, а в 1931 году Танееву просто не пустили в дом губернатора, где жил Маннергейм, не обращая внимание на ее доводы».
