противника.
У действовавшей южнее 43-й танковой дивизии полковника И. Г. Цибина дела обстояли несколько лучше. Она должна была наступать прямо на Дубно. Правда, представления об оперативной обстановке, положении своих войск и войск противника у командира дивизии были самые смутные: на протяжении всего пути к фронту (вплоть до 26 июня) никакой информации от высших штабов о положении на фронте штаб дивизии просто не получал. Комдив предполагал, что правее него действует 40-я танковая дивизия, а где-то левее должны находиться части 36 стрелкового корпуса. Но точно местоположение корпуса известно не было, поиски его штаба силами войсковой разведки дивизии ни к чему не привели. О противнике полковник Цибин знал и того меньше – точнее, информация была разнообразна и на редкость противоречива. В приказе о наступлении, полученном из штаба корпуса 26 июня, указывалось, что основной фронт действующих частей Красной Армии проходит далеко на западе, а в Дубно прорвались лишь мелкие танковые группы противника, которые надлежало найти и ликвидировать.
Однако к этому моменту штабу дивизии уже было известно, что в Дубно находятся отнюдь не передовые дозоры противника. Накануне, то есть вечером 25 июня, двигающийся на автомашинах 43-й мотострелковый полк (два батальона, артбатарея и взвод танков) занял большое село Молодава в 10 километрах от Дубно, но через 3 километра в деревне Погорельцы наткнулся на хорошо организованную оборону противника – пулеметы и минометы были установлены на мельнице и у кладбища. Вскоре обнаружилось, что левее деревни на восток в беспорядке отступает 795-й стрелковый полк 228-й стрелковой дивизии. Командования дивизии нигде обнаружить не удалось (оно находилось в районе Млынова), но от бойцов была получена первая внятная информация об обстановке на фронте.
Оказалось, что находящиеся в этом районе части 36-го стрелкового корпуса беспорядочно отходят назад, обнажив левый фланг 43-й танковой дивизии. Левый фланг 228-й дивизии не выдержал удара, его деморализованные подразделения утратили связь не только со штабом корпуса, но и друг с другом. Вдобавок выяснилось, что левее наших войск больше нет, шоссе Дубно—Ровно осталось без прикрытия, а в образовавшуюся брешь уже входят немецкие танковые части, быстро продвигающиеся в направлении на Здолбунов. О том, что другая группа 11 -й танковой дивизии направляется южнее – к Острогу, – пока никто и представления не имел.
На рассвете 26 июня немцы перешли в наступление – по нашим донесениям, силами полка пехоты при поддержке 10 танков. На самом деле это была боевая группа «Ангерн» из состава мотопехотной бригады 11-й танковой дивизии. После того, как никем не управляемые части 228-й стрелковой дивизии, в том числе ее артиллерия (485-й гаубичный артполк) без предупреждения оставили свои позиции и немцы смогли обойти Молодаву с севера, 43-й мотополк около девяти утра тоже вынужден был отступить, уничтожив в бою три танка [206] и до 100 человек пехоты противника.
В это время основные силы 43-й танковой дивизии еще проходили район Ровно, где подверглись бомбежке с воздуха. Чуть позже они наткнулись на отходящих по шоссе к Ровно бойцов 228-й дивизии и ее гаубичный артполк. Полковник Цибин навел порядок, остановив отступающую пехоту и артиллеристов и включив их в свой боевой порядок. Особенно ценной оказалась именно артиллерия, поскольку дивизионный гаубичный артполк на тракторной тяге полз со скоростью 6 км/ч и находился еще далеко.
К сожалению, в атаке могли участвовать далеко не все соединения дивизии. Дело в том, что из-за острой нехватки автотранспорта основная часть личного состава мотострелкового полка и «безлошадные» танкисты могли двигаться только пешим маршем. Поэтому еще ранее командир разделил дивизию на две группы. В подвижную группу вошли оба танковых полка двух-батальонного состава [207] (впоследствии они были сведены в один полк) и уже упомянутые выше два батальона мотострелкового полка на автомашинах. Вторая группа в количестве около полутора тысяч человек (оставшаяся часть мотострелкового полка и прочие подразделения) двигалась вслед за танками пешим маршем.
Атака началась в два часа дня 26 июня. И хотя из 235 танков дивизии в ней смогли принять участие лишь 79 машин 86-го танкового полка, советские бронированные машины без особых затруднений сбили заслоны противника. Первыми на прорыв шли два танка Т-34 и два КВ, за ними двигались легкие Т-26. Противник, ведший воздушную разведку, сумел подготовиться к удару и своевременно организовал танковые и артиллерийские засады. Однако огонь немецких противотанковых орудий не причинил четырем передовым машинам никакого вреда. Правда, тут же выяснилось, что к 76-мм танковым пушкам нет бронебойных снарядов, поэтому машинам пришлось стрелять осколочными и давить противника гусеницами – не только пушки, но и танки. Несколько немецких танков, пытавшихся атаковать из засады, были уничтожены, после чего началась бойня.
В. С. Архипов, в те дни командир разведывательного батальона 43-й танковой дивизии, впоследствии вспоминал о бое 26 июня: «
На последнее замечание стоит обратить особое внимание. Моральное состояние войск обычно впрямую зависит от положения на фронтах и от того, наступает армия или же терпит неудачи. Оказывается, что в июне 1941 года далеко не все солдаты вермахта знали, что германская армия выигрывает войну…
Уничтожив врага, к шести часам вечера 26 июня советские машины ворвались на восточную окраину Дубно и вышли к реке Иква. За весь бой было потеряно убитыми и ранеными 128 человек, оба танка КВ и 15 «двадцать шестых» (в том числе 4 химических). Но немцам удалось отойти на западный берег и взорвать за собой шоссейный и железнодорожный мосты южнее города, поэтому переправиться через реку и ворваться в старую часть города на плечах отступающего противника танки не смогли. Кроме того, выяснилось, что пехота опять отстала, а 43 -й гаубичный артполк все еще ползет где-то сзади…
Проведенная с наступлением темноты разведка выяснила, что положение вырвавшихся вперед частей остается очень шатким. На юге слышался гул танковых моторов, по донесениям разведчиков, там обнаружились вражеские танки – до 90 машин. Никаких следов 36-го стрелкового корпуса, его 140-й и 146-й дивизий обнаружить не удалось: левый фланг оказался абсолютно открыт. Однако позднее немцы признавали, что на какое-то время русским удалось перехватить дорогу на Острог, куда как раз вечером 26 июня вышла боевая группа 11-й танковой дивизии.
На правом фланге своих войск тоже не обнаружилось: танковая рота, посланная вечером к Млынову для установления связи с частями 40-й танковой дивизии, наткнулась в районе деревни Колкевичи на танковую засаду противника, потеряла 4 машины и вернулась к основным своим частям. Полковник Цибин не знал, что буквально несколько часов назад части 40-й дивизии получили приказ оставить Млынов и отходить на восток.
Таким образом стало ясно, что на севере тоже находится противник. Поэтому назначенная на час ночи атака на Дубно была отменена. По приказу командира корпуса в 3:00 27 июня передовые мобильные части 43-й танковой дивизии начали отход от Дубно. Хорошо двигаться на колесах, а не пешком – через три часа, на рассвете, они были уже на окраине Ровно.
Согласно донесениям, в бою под Дубно был уничтожен один тяжелый и 20 средних и легких танков противника, 2 батареи противотанковых орудий, около 50 автомашин и более батальона пехоты противника. Наши потери составили 2 сгоревших танка КВ, 15 танков Т-26 (из них 4 огнеметных), было убито и ранено 128 человек.
Таким образом, удержать оборону по реке Иква 19-му механизированному корпусу не удалось. 228-я дивизия 36-го стрелкового корпуса откатывалась к Ровно, остальные две (140-я и 146-я) под давлением 16-й танковой дивизии немцев перешли к обороне далеко к югу от Дубно. Немцы ни в коем случае не могли позволить 36-му стрелковому корпусу сомкнуть фланги своих дивизий – ведь где-то между ними проходила единственная тоненькая ниточка коммуникаций 11-й танковой дивизии. Вырвавшись глубоко вперед, эта дивизия уже вышла к Острогу, оказавшись в глубоком тылу не только 36-го стрелкового корпуса, но и всей советской группировки в Львовском выступе.
Но гораздо хуже было то, что части 19-го мехкорпуса вновь отступили к Ровно – причем не столько из-за натиска 13-й и левого фланга 11-й танковой дивизии немцев, сколько из-за плохой связи друг с другом. Все еще не удавалось установить локтевой контакт между мобильными подразделениями. Противник тоже не имел в этом районе сплошного фронта: его дивизии, которым надлежало закрепить успех прорыва (299-я, 111-я, 75-я и 57-я пехотные), пока еще не полностью вышли к Икве и частью находились на марше. Ударная же мощь одной 13-й танковой дивизии была достаточно низка – ведь ей приходилось сражаться на пятидесятикилометровом фронте протяженностью от Луцка до Дубно против двух советских мехкорпусов и 228-й стрелковой дивизии.
Именно в этот момент к западу от Ровно наконец-то вышли танковые дивизии 9-го механизированного корпуса. На рассвете 27 июня головной 24-й танковый полк шедшей на левом фланге корпуса 20-й танковой дивизии полковника Катукова с ходу атаковал передовые части немецкой 13-й танковой дивизии в районе Олыка, между Ровно и Луцком. В ходе боя было захвачено около 300 пленных и много трофеев. [209] Чуть позже сюда подошли и остальные части дивизии, после чего разгорелся ожесточенный встречный бой. В течение дня дивизия успешно отбивала настойчивые атаки противника, но перейти в наступление не смогла, потеряв в бою все свои машины – 30 БТ и 3 Т-26. Командир 40-го танкового полка майор Л. Г. Третьяков сгорел в танке, возглавляя атаку полка. С наступлением темноты, обнаружив обход противником открытых флангов дивизии, командир корпуса приказал отвести ее на опушку леса по линии Ромашевская, Клевань, заняв оборону вдоль железной дороги Луцк—Ровно.
Шедшая правее 35-я танковая дивизия к 4 часам утра достигла рубежа колхоз Малин, Уездце (в 15 километрах к северо-востоку от Млынова), где столкнулась с пехотой 299-й пехотной дивизии противника. До исхода дня дивизия вела бой на этом рубеже, а потом тоже начала отход к Ровно.
Столь малая ударная мощь 9-й механизированного корпуса объясняется достаточно просто – в отличие от корпусов, располагавшихся ближе к границе, он был оснащен танками устаревших конструкций. 20-я танковая дивизия имела всего 36 боевых машин (почти исключительно БТ), 35-я танковая дивизия – 142 танка Т-26, причем только часть из них (по разным данным, от 79 до 112) была вооружена 45-мм пушками, а остальные машины были двухбашенными и несли только пулеметы – либо бесполезные 37-мм пушки, снаряды к которым давно были сняты с вооружения). Об автотранспорте и говорить не приходилось – в обеих дивизиях имелось 432 автомобиля и 45 тракторов, большая часть их пехоты проделала 100- километровый путь пешком.
Увы, советские механизированные части, практически не имея моторизованной пехоты, оказались не в состоянии организовать сплошную оборону. Свою роль сыграл и неравномерный выход корпусов на линию рек Стырь и Иква, где предполагалось задержать противника – танковые дивизии 9-го мехкорпуса подошли сюда, когда пехота и части 19-го мехкорпуса уже были сбиты с позиций и откатывались к Ровно.
В результате сложилась уникальная в военной истории ситуация: встречный бой танковых частей на широком фронте (до 50 км) без поддержки пехоты и при катастрофической нехватке у каждой из сторон информации о противнике. Танковые и моторизованные группы обеих сторон вырывались вперед, образуя «слоеный пирог» и угрожая флангам друг друга. В такой ситуации должен был выиграть тот, кто быстрее наладит управление и организует хотя бы сносную координацию действий между своими частями, а главное – умелыми действиями подвижных групп создаст у противника иллюзию окружения и заставит его отойти первым.
Никакой речи о совместном с 4-м, 8-м и 15-м мехкорпусами ударе против прорвавшейся группировки противника идти не могло как минимум с 25 июня. Увы, у трех механизиованных корпусов, находящихся на северном фасе прорыва, возможностей для подобного решительного удара просто не было. 22-й мехкорпус уже к 25 июня фактически прекратил свое существование, распавшись на ряд отдельных частей, действующих в интересах пехоты на разных направлениях. 213-я и 131-я и моторизованные дивизии оказались использованы для обороны командованием фронта и 5-й армии. 40-я и 43-й танковых дивизий 19-го мехкорпуса в основном «подпирали» 228-ю стрелковую дивизию. Их контратаки 26 июня, как и контратаки 20-й и 35-й танковых дивизий 19-го мехкорпуса на следующий день, результата дать не могли из-за слабости материальной части и малочисленности пехоты, которой полагалось закреплять достигнутый результат. Танки сгорели в огне – вот и все.
