Георг V, несмотря на яростные возражения своего советника, убеждавшего его, что НА СВЕТЕ НЕТ БОЛЬШИХ МОНАРХИСТОВ, ЧЕМ АМЕРИКАНЦЫ (буквально тот сказал следующее -…the Americans are the greatest worshippers of Royalty..), из внутриполитических соображений решил не ссориться с социалистами и снял кандидатуру сына. Все эти стратсти прошли мимо герцога Йоркского, к власти вовсе не стремившегося.
После 31-го года у него было пять тихих лет. Биографы назовут их 'five quiet years'. Несостоявшееся генерал-губернаторство его ничуть не печалило, гораздо болезненнее он пережил потерю лошадей. Тридцатые были очень тяжелыми годами для мира и Англия не была исключением. Королевская семья, желая показать, что и она несет тяготы наравне с подданными, отказалась от тех или иных дорогостоящих удовольствий. Берти, бывшего страстным любителем верховой езды, Семья лишила конюшни и охотхозяйства. С каждой лошадью он прощался как с другом. А потом случилось отречение.
О том, что дело идет к отречению Эдварда VIII, герцог Йоркский узнал примерно за две недели и тогда же он узнал, что ему, по всей видимости, придется принять корону. При этом известии он испытал шок, к нему опять вернулось заикание, он не мог выдавить из себя ни слова, от злости на себя и досады оттого, что в этот судьбоносный момент он не в состоянии ничего сказать, этот уже сорокалетний человек разрыдался.
Когда Эдвард VIII, подписав отречение в пользу брата, покинул Форт и паковал вещи перед тем, как оставить пределы Англии, новый король сказал своему кузену лорду Маунтбэттену: 'Дикки, это ужасно, я совершенно к этому не готов, я не видел в своей жизни ни одного государственного документа, я всего лишь морской офицер, кроме этого я не умею ничего.'
– Совершенно верно, – ответил тот. – Из тебя делали морского офицера. И поверь мне – нет лучшего способа, чтобы получить короля.
Когда умер Георг V и ему наследовал старший сын, то было решено, что коронация состоится после годичного траура. Год прошел и в назначенный день коронация состоялась. Ни днем раньше, ни днем позже, только вот корона святого Эдварда была водружена не на голову грешного тезки святого, 12 мая 1937 года в Вестминстерском Аббатстве был коронован младший брат отрекшегося от престола Эдварда VIII.
Короноваться он должен был под именем Альберта I, но тут произошла первая неожиданность. Новый король заявил, что, по его мнению, имя Альберт звучит слишком уж по-немецки, и поэтому он предпочитает не первое, а последнее из данных ему при крещении имен – Георг. Все сразу же усмотрели в этом желание продемонстрировать преемственность не только политики отца, но и возврат к 'доперестроечным ценностям'. Георгу V наследовал Георг VI.
Вот что сделал застенчивый монарх: самым первым делом он создал несуществоваший до того титул герцога Виндзорского и одарил им отбывшего на континент брата Эдварда. Поспешность понятная, в том, что касается Власти, никаких недоговоренностей и двусмысленностей быть не может, есть Царь и есть все остальные, царь же отрекшийся может быть царем лишь потешным, 'герцогом Виндзорским'. Кроме того, было уточнено, что жена скоропостижно испеченного герцога может гордо называть себя герцогиней, но титул не переходит к ее детям, буде таковые у нее появятся и, хоть ее муженек и королевских кровей, но она отнюдь не имеет права на именование Ее Королевское Высочество. Герцогская чета была взбешена, но ее мнение отныне во внимание не принималось. Между прочим, Эдвард, отрекаясь, полагал, что после двух лет пребывания за границей он сможет вернуться в Англию и 'занять подобающее ему место при дворе', он думал, что в будущем он сможет стать кем-то вроде 'старшего брата короля', чем-то вроде 'мудрого советника'. Поскольку откровенным идиотом он не был, то очевидно, что эти планы были ему внушены и он на эту уловку попался. Пересекая по отречении границу государства, он перешагнул и некую магическую черту, вернуться в Англию ему больше не позволили.
Разобравшись с братом, новый король тут же разобрался и с Болдуином. Казалось бы, что премьер-министр должен был стать фаворитом, он провел свою часть интриги с высочайшим искусством, да и вообще, хотя Болдуин и не был выдающимся премьер-министром вроде Ллойд-Джорджа или Эттли, но он, несомненно, был куда выше многих и многих первых министров Короны. За время своей долгой политической карьеры Болдуин ТРИЖДЫ возглавлял Кабинет, он был, что называется, 'крепким хозяйственником', он был министром в высшей степени добротным. Следует также понимать (и Власть понимала это очень хорошо), что его премьерство пришлось на очень тяжелые годы и что только такой до мозга костей консерватор каким был Болдуин мог, осторожно лавируя, уберечь Англию от социального взрыва в кризисные тридцатые годы. Кроме того, при нем же (так и хочется сказать 'его усилиями', но это будет конечно же преувеличением, хотя и не таким большим, как может показаться), как бы странно это на первый взгдяд не выглядело, на политическую авансцену Англии вышла и укрепилась социалистическая Лейбористская партия, которой и предстояло совершать в будущем реформы. Однако и решение Георга VI в отношении Болдуина тоже понятно – если король является символом единения нации в широком смысле, то задача премьер-министра состоит в том, чтобы заставить самые различные политические силы государства двигаться в одном направлении, а после истории с отречением, когда лозунгом 'молодых и горячих' было 'Боже, храни Короля от Болдуина', ему стало очень трудно соблюдать даже и видимость 'нейтралитета'. Из высших соображений политической целесообразности Болдуин ушел в оставку. Вслед за Эдвардом VIII, которого Болдуином и 'ушли'. На прощание, чтобы хоть немного подсласлить пилюлю, в мае 1937 года Георгом VI Стэнли Болдуину был дарован графский титул.
Смене премьеров была и еще одна причина – Болдуин все свои усилия концентрировал на внутренних проблемах государства, а на носу была война, пришла пора отдать приоритетность внешней политике и в этом смысле Англии нужен был человек более, чем Болдуин, поворотливый, более 'ловкий', менее хозяйственник и более дипломат. Таким человеком стал министр финансов Невилл Чемберлен.
Прежде чем перейти к политике внешней, задержимся еще немножко на политике внутренней, дело в том, что Чемберлен остался в глазах потомков как политик, челноком сновавший между 'островом' и континентом и этот образ грешит некоей односторонностью. Чемберленом еще на посту министра финансов была начата очень на первых порах осторожная (другою политика во время борьбы за власть, вспыхнувшей в Букингэмском дворце, и при дувшем на воду и неторопливом Болдуине и быть не могла) политика реформ. В 1936 году министерством финансов был введен новый налог, чрезвычайно непопулярный 'Взнос на национальную оборону' (National Defence Contribution), 'национальная буржуазия' даже оказывала давление на правительство, требуя, чтобы 'грабитель' Чемберлен покинул пост министра финансов. Не успев стать премьер-министром, Чемберлен, прямо как какой-то социалист, потребовал, чтобы все министерства представили ему двухгодичные планы своей работы. Он и вообще был, как бы помягче это сказать, несколько нетрадиционным деятелем Консервативной партии, соратникам по которой очень не нравилось то, что Чемберлен избегал даже называть себя консерватором. Однопартийцы видели в нем если не засланного казачка, то уж 'волка в овечьей шкуре' точно. И некоторые основания к тому у них были.
Новый премьер-министр, опираясь на консервативное большинство, с непонятной истэблишменту поспешностью начал проводить в жизнь политику так называемой 'рационализации'. Выглядело это следующим образом – государство на средства, взятые из казны, начало выкупать у собственников нерентабельные предприятия, сносить их, и на их месте спешно строить новые государственные предприятия, оснащенные новейшим на тот момент оборудованием, Чемберлен готовил Англию к выходу из депрессии. К началу 1938 года Англия оказалась в положении, выгодном для перевооружения. В 1937 году начались и первые, очень осторожные подвижки в сторону социализма, далеко не такие радикальные, как в послевоенную революцию Эттли, но осторожность эта понятна, да и осторожностью она в те годы вовсе не выглядела. Были впервые введены стандарты фабричного труда, улучшены условия работы, была лимитирована продолжительность рабочего дня для женщин и детей, был введен государственный контроль над квартплатой, в 1938 году была введена оплата праздничных дней, что коснулось 11 миллионов рабочих, ну и так далее. Напомню, что все это делало правительство консерваторов и если бы не война, то очень может быть, что это медленное поступательное движение было бы продолжено и не потребовался бы послевоенный радикализм. Но мы живем в мире, где 'бы' места нет, а есть то, что есть, в конце же тридцатых прошлого столетия стало ясно, что война неизбежна и государство сосредоточило все внимание на внешней политике, Чемберлен вышел на первый план, его главной задачей стала оттяжка начала глобального конфликта. Началась так называемая 'политика умиротворения'. Англия начала плести интригу. В центре интриги стояло вот что – под видом 'умиротворения Германии' и 'потакания Гитлеру' Англия втягивала в войну Францию, считая, что это даст ей достаточно времени для подготовки к войне и для перевооружения.
Попытки столкнуть Германию и Францию начались еще до Чемберлена, но успехом не увенчались, первый блин, 'гражданская война в Испании', вышел не только комом, но и подгорел.
До Испании Британией был пущен пробный шар. 9-го марта 1936 года правительство Польши вошло в контакт с правительством Франции и сделало секретное предложение 'от которого нельзя было отказаться'. По мнению умных поляков, конечно же.
Предложение состояло в совместном нападении Франции и Польши на Германию. С двух сторон – раз! И Германии – капец! Это ведь еще только 36-й год, Германия пока еще на стартовом столе стоит, еще не взлетела, только двигатели включила, а тут хитрый полячок подмигивает, предлагает банчок сорвать – а давай-ка мы ее – того-с, в расход, Германию-то, а? Вот фейерверк-то будет!
Французы, однако, на уловку не попались, Франция государство серьезное, у него все причиндалы на месте, все в наличии – и армия есть, и разведка и контрразведка – вот она. А, главное, у Франции имеется печальный опыт нескольковекового соседства с Англией, сколько горшков было перебито – не счесть! Ну, и Франция, прекрасно понимая, что за лубочным Польским Кавалеристом прячется мясистый Джон Булль, от заманчивого дара данайского поспешно отказалась.
Тогда Англия зашла с другой стороны.
17 июля началась гражданская война в Испании. Началась она по испытанному шаблону – мятеж крутых армейских генералов, 'спасителей отечества', против слабого либерального правительства, подобный сценарий пускался в ход множество раз и еще не раз в ход пущен будет. В феврале 1936 года на всеобщих выборах в Испании демократичнейшим образом победил Народный Фронт, генералы посчитали, что еще чуть-чуть и к власти придут 'красные' (ой!) и, чего доброго, 'экспроприируют экспроприаторов' (великолепное выражение, силой и образностью своей слабое человеческое воображение просто взрывающее), словом, самое время бунтовать. 12 июля неизвестно кем был убит некий армейский офицер, случай этот был тут же подхвачен, раздут и в войсках начался мятеж. Кто стоял за мятежниками и на чью поддержку они рассчитывали догадаться не сложно, нет ничего тайного, что не стало бы явным, и чуть погодя стало явно, что в Италии 15 июля (а мятежу в Испании предстояло вспыхнуть только через два дня, 17-го) началась вербовка пилотов для службы во вроде бы еще суверенной и независимой Испании. 'Интернациональный долг' выражение старое и касается оно вовсе не одних только 'угнетенных братьев по классу'. Братья, они ведь разные бывают. Бывают 'угнетенные', а бывают и те, что 'угнетают', и у них тоже имеется и интернационализм, и солидарность, и родство душ и все прочее, что там у братьев бывает.
Подробный разбор испанской гражданской войны в нашу задачу не входит, желающие могут сами о ней почитать, литературы на эту тему море. Для нас интерес в другом – мятеж мятежом, дело это в жизни государств если и не заурядное, то и отнюдь не такое уж редкое и как с подобными вещами государство справляется мы все знаем. Картечь, шрапнель, конституция, военно-полевой суд и – пожалуйте на эшафот. У петельку. Разговор короткий. Однако в случае испанской гражданской войны произошло не совсем так, она тут же стала предметом пристального внимания Держав и из дела сугубо внутреннего превратилась в конфликт масштаба глобального, недаром и сегодня мир помнит испанскую гражданку очень хорошо. Каждый из тогдашних больших игроков увидел возможность извлечь свою выгоду из нового 'испанского наследства'. Не была исключением, естественно, и Англия.
Попробуем разобраться, в чем там была задумка. Англии было необходимо втянуть в войну Францию, в войну с Германией, само собой. Англия отчетливо видела, что события развиваются не в ее пользу, Германия оказалась в гораздо более выгодном положении, Англия же, в силу множества причин, засиделась на старте. Только 25 февраля 1936 года Кабинет одобрил программу перевооружения и только с этого момента началась, по образному выражению английского политика, гонка за немецким 'электрическим зайцем'. Англии было необходимо время, необходимо, как воздух. Тогдашняя же Франция всеми (включая и англичан) рассматривалась как самое мощное в военном отношении государство на Континенте. По мнению англичан, стоило лишь столкнуть лбами французов и немцев и они бы возюкались друг с дружкой очень долго. Но это в идеале, на практике же ни немцы, ни французы дураками не были и заставить их решиться на прямой военный конфликт казалось задачей неразрешимой. Но вот вызвать между ними состояние войны холодной представлялось не только реальным,
