— Да, — согласился Хезус, — бьет не меньше ста орудий на километр фронта. Бедная Испания… Преданная всем продажным миром. Этот мир ублюдков и предателей не должен жить под небом земли!
Недели через три ночью передовые части отошли на заранее подготовленные позиции. Танкистам об отходе не сообщали, очевидно посчитав, что они находятся в достаточно глубоком тылу.
Хезус вылез из пещеры, поднялся на КП, осмотрелся и неожиданно крепко выругался по-русски.
Прижав руку к щеке, советник исподтишка посмотрел на командира и подумал, что Хезус все-таки ожидал чуда: ведь и ему было ясно еще вчера — после успеха франкистов на левом фланге, где фашисты ворвались в траншеи, когда все защитники оказались перебиты, — еще вчера было ясно, что командованию ничего не оставалось, как выровнять линию фронта. Но Хезус, видимо, надеялся на чудо.
Не глядя на притихшего консехеро и комиссара, Хезус повторил ругательство еще злее и жестче.
Антонио от удивления всплеснул рукой.
— Да ведь ты католик!
— Я не верю, что Испания грешна! Она страдала столько, что искупила грехи в миллионном колене еще не родившихся испанцев!
Эти слова словно стерли улыбку с лица Антонио. Консехеро украдкой посмотрел на обоих, и готовая было сорваться шутка замерла на его губах.
Хезус смотрел на левый фланг: там рота республиканцев оказалась прижатой к подножью холма. Северный склон высоты обрывался в ущелье. Франкистам ничего не стоило окончательно окружить батальон на этом скате с обрывом в тыл и уничтожить бойцов.
— Этот скат надо либо отдавать либо сейчас же контратакой оттеснить противника дальше.
Консехеро хотел ответить, что Хезус прав, но его слова заглушила начавшаяся артиллерийская подготовка. Встретив спрашивающий взгляд Хезуса, консехеро кивнул.
Огонь был плотным. Вал обрушился на широкий участок. Становилось ясным, что день снова будет очень трудным.
Фашисты, видимо, нащупали расположение КП танкового батальона. Снаряды ложились все ближе и ближе.
Хезус приказал перейти штабу на запасной КП, который находился примерно метрах в пятистах левее и глубже к тылу, чем основной. По глубокой траншее все быстро спустились с вершины к подножью и по ходам сообщения отошли на ЗКП.
И вовремя.
Когда они расположились на запасном, вершина покинутого холма курилась от частых и точных разрывов.
Артналет прекратился через двадцать минут.
Тут же, едва успел рассеяться дым разрывов, показались танки фашистов, за которыми шла пехота.
— Антонио, левый фланг — тебе! Возьми два взвода…
— Много, — сказал консехеро. — Не хватит на остальных участках.
— Хорошо. Взвод. Антонио, желаю удачи!
— Слушаюсь, — отчеканил комиссар. И не по-уставному добавил: — Спасибо.
Загудел зуммер телефона. Хезус взял трубку и, подмигнув, бодро махнул комиссару рукой. Педро знал, что начались звонки из пехотных частей — требовали танков. И все просили по меньшей мере роту. И были счастливы, если получали взвод.
Через полчаса танковый батальон за исключением двух взводов резерва вступил в бой.
Консехеро видел, как командиру не сидится на месте. Хезус бил кулаком по брустверу, кричал, будто в боевых порядках, ведущих схватку с фашистами, его могли слышать, и счастливо, откровенно до ребячливости вопил: «Аделанте!», когда они, словно действительно слушаясь его, поступали правильно — так, как требовала обстановка.
Хезус весь, без остатка, был там, на поле боя, и не будь на командном пункте молчаливого, сосредоточенного консехеро, который казался холодной тенью Педрогесо, командир, пожалуй, сбежал бы туда, в горячку схватки.
А советник знал, что при первом удобном случае Хезус сбежит в бой с резервным взводом, пойдет в самое пекло. Это случалось в каждом сражении. Сражения были каждый день, а в каждом ежедневном сражении было и шесть-восемь атак. И уж в какую-либо из них Хезус обязательно ввязывался, ссылаясь на критическое положение.
Педро пробовал его урезонивать, но Хезус щурился и отвечал:
— Консехеро, ты похож на монаха-сластолюбца, который проповедует воздержание.
Хезус хлопал его по плечу и шел в бой с последним взводом резерва. Командир любил скрытно подходить к месту схватки и неожиданно обрушиваться на противника. Внезапность неизменно приносила успех.
Так случилось и в этом бою.
После полудня центр обороны республиканцев был прорван противником. Защитники оказались уничтоженными жестким огнем артиллерии фашистов.
В прорыв рванулась марокканская конница.
— Надо восстановить положение, — сказал Хезус и, спрятав в карман пилотку-испанку, облачился в танковый шлем. — Следи за Антонио!
И Хезус по ходу сообщения побежал к последнему резервному взводу танков, стоявших в укрытии.
На этот раз консехеро не нашел, что возразить: решение было правильным.
Все утро франкисты упорно атаковали центр обороны республиканской дивизии. На левом фланге, куда направился взвод вместе с комиссаром, стояла сравнительная тишина: танки, поставленные в эскарпы, выполняли роль батареи и бронированных пулеметных гнезд.
Но когда Хезус удачно отбросил марокканскую конницу и вслед за танками, развивая успех, потянулась в контратаку пехота, Антонио, видимо, тоже решил, что и ему следует рвануться вперед. Решение казалось логичным.
Однако стоило трем машинам взвода, в котором был Антонио, выйти из укрытий, как по ним открыла огонь хорошо замаскированная, раньше молчавшая противотанковая батарея.
Танки вступили в огневую дуэль. Они ее проигрывали. Они должны были ее проиграть: стрелять прицельно из пушки танка даже на коротких остановках труднее, чем из орудия на земле. Стиснув до боли в пальцах бинокль, Педро видел, как загорелся один танк; закрутился, развернувшись бортом к противнику, второй; у третьего сначала заклинило снарядом башню, а потом его подожгли.
Пехота на левом фланге, потянувшаяся было за танками, оказавшись без прикрытия, залегла.
Потом стала отходить.
В бинокль Педро видел, как из разбитых танков через аварийные люки выбирались танкисты и начали отходить вместе с пехотинцами.
Тогда франкисты бросились в контратаку.
Два пулемета на флангах республиканцев молчали из боязни поразить своих же бойцов.
У окопов республиканцев схватка пошла врукопашную.
Среди тех, кто сражался, Педро было нетрудно различить бойцов в танкистских шлемах.
Силы были далеко не равны. Республиканцы начали отходить выше по склону. Их запирали в ловушку: ведь с высоты пути отступления не оставалось — в тылу отвесный обрыв. И фланг дивизии оказался смятым. Фашисты по ущелью могли просочиться в глубину обороны.
Уходивших вверх по склону республиканцев почти не преследовали.
Педро понял: их отдадут артиллерии. Там, на каменистой высоте, не было никаких оборонительных сооружений.
Батареи врага перенесли огонь на высоту.
Камень хорошо защищал, но он и крошился при разрывах, и осколки его поражали с такой же силой, как и осколки снарядов.
Консехеро теперь не сводил бинокля с высоты обреченных. На остальных участках бой затихал. Казалось, все наблюдали за отчаянным сопротивлением горстки уцелевших храбрецов.
Педро продолжал смотреть в бинокль на высоту. Ему кое-что было видно. Он обратил внимание на какую-то странную суматоху среди оборонявшихся.
Потом в ущелье полетело что-то вроде лестницы, сделанной из телефонных проводов.
Под обстрелом, когда каждую секунду любой осколок камня или снаряда мог пересечь не очень надежный провод у основания, бойцы по одному стали опускаться в ущелье.
Их отход прикрывал ручной пулемет, установленный в расселине.
Педро перевел взгляд туда и увидел за пулеметом человека в шлеме танкиста. Маленький человек в огромном шлеме.
Это был Антонио.
Артналет на каменистую вершину окончился.
Пехота франкистов пошла на штурм.
Антонио бил короткими меткими очередями. Он был очень расчетлив и меток.
Фашисты залегли.
И опять ударила артиллерия. Враг подтянул противотанковую батарею, она била прямой наводкой.
Рыжая пыль от разрывов улеглась.
Фашисты пошли в атаку.
Вершина молчала.
Там, где Педро видел пулемет Антонио, дымились камни. Вершина была пуста. Бойцы уже спустились в ущелье и были вне опасности.
И еще две недели продолжались бои на плацдарме Эбро. И все эти дни начинались со шквального артиллерийского огня противника, затем двигались танки, и, если они не встречали больше сопротивления, за ними шла франкистская пехота.
Фашисты завоевывали территорию огнем.
У республиканцев не хватало винтовок, патронов. У республики были отличные солдаты и не было оружия.
В тот день, когда командование дало приказ войскам армии Эбро отходить за реку, в тот же день правительство Негрина предложило бойцам интернациональных бригад и иностранным советникам покинуть фронт. В заявлении говорилось, что правительство республики и народ Испании выражают свою глубокую благодарность всем иностранным подданным, пришедшим на помощь, от которой Испания теперь вынуждена отказаться.
Это было необходимо. В этом случае правительства европейских государств гарантировали республике, впрочем так же, как и генералу Франко, права воюющей стороны. Иными словами, республике прежде всего гарантировали получение оружия.
