Взять хоть детей. Тех, которым ещё не успели объяснить, что такое чудеса и почему они не должны уметь их творить. Они ж на каждом шагу должны чудотворствовать! «Стихийный выброс беспалочковой магии», все дела. Почему же дети не колдуют? Почему считается, что развитие — или раскрытие, тут у местных очередная терминологическая путаница с вечным холиваром — дара магии происходит не ранее 10–12 лет? И так ли
Ответ один: не попробую — не узнаю. Практика и только практика — критерий истины! Тут мне соглашаться с Ларагом резона нет: если я всерьёз приму догмат о первичности теории… ох. Даже и думать об этом не хочу. Ибо это в момент обесценит вообще весь мой земной опыт.
— Уф! Славно накушались… и куды теперь?
— Это ты верно сказал, друг Штырь: накушались мы так, что на полигон идти смысла нет. Пока съеденное поудобнее не уляжется. Может, в Архив пойдём?
— Бревном ушибся?
— Плеть, хоть ты ему скажи!
— Фсс.
— Саорри права, Губа. Ты, как с Ложкой связался, как-то странно стал относиться к Архиву. Или тебя там уже в сон не клонит? Особенно опосля еды?
— Ну, вообще-то клонит… о! А давайте посмотрим, как Ложка тренируется?
— Гхм!
— Губа, ты отлетел? Что за радость на этого задохлика-перестарка смотреть?
— Вы что, не вкопались? Ложка в это время обычно магию в ход пускает! И я знаю, где!
Плеть скорчила совершенно жуткую рожу (назвать
— А он нас не зашибёт, магик твой? — протянул крепыш с сомнением.
— Не. Он вообще-то…
— Чего-чего?
— Одно из его любимых словечек.
— Щёки надувает. И цену. Чего ж он в учениках ходит тогда, коли такой золочёный?
— Пф!
— Во-во. Саорри права, что-то мне не верится.
— Да что вы понимаете! Ты сам, Штырь, его перестарком обозвал. А почему? Когда ты его в первый раз у нас тут увидел?
— Ну-у… месяца три назад, наверно. Или четыре? Не. Три.
— Вот. Ложка всего три месяца в учениках, а уже готовится в рейд. И эту…
— Фсс.
— Ну-у…
— Да ладно вам. Пошли, и своими глазами всё увидите. Всё же в одном рейде будем, надо знать, кто на что способен. Верно?
— Умно ты говоришь, Губа… в последнее время. Ладно, клатрома тебе в… тыл! Пошли!
— Плеть?
— Эмм…
— Да ладно тебе мяться, пошли. Или тебе не интересно? Или ты…
— Пф!
— Так-то лучше.
— Не болтай, Губа, а дорогу показывай.
…Кимара Альтейская из Сиилтена, привыкшая откликаться на прозвище Плеть, с каждым шагом впадала в мрачность всё глубже. Смотреть лишний раз на Иан-па или Ложку (или кто он там на самом деле, этот варвар из неведомого чужедалья?) ей совершенно не хотелось. Но отговорить будущих соратников, этих малолетних раздолбаев, от дурной затеи не представлялось возможным. Дедуля Сайл, чтоб ему час чихать без продыху, запретил ей разговаривать. И клятву честью стребовал! А язык жестов, клятвой не запрещённый, Штырь с Губой знали не очень-то хорошо… и даже если бы знали идеально, для бытовых разговоров он подходил плохо.
Нет, вопреки мнению, озвученному и дедулей, и Ложкой, и не только ими, Плеть дурой не являлась. Настоящая дура попросту не смогла бы добиться того, чего добилась к своим неполным двадцати двум Кимара. Она прекрасно помнила, как к ней относились раньше… и не могла не заметить, как изменилось отношение к ней после введения запрета на речь. Всё же не зря дедулю признали старшиной: он знал, чего хочет добиться, и умел смотреть в корень! Даже клятва не остановила бы Кимару, если бы она не убедилась в действенности её соблюдения.
Взять хоть тех же Штыря и Губу. Да, они старательно отводили взгляды прочь, стараясь не смотреть ей в лицо — и это бесило! Жутко бесило! Но они не мямлили бессмысленные и пустые слова сочувствия, что бесило Плеть куда сильнее. Не обзывали её ни дылдой, ни уродкой, ни иными погаными словесами, что на другой базе Охотников не гнушались делать даже члены её злосчастной группы. И уж тем паче Штырь с Губой не закатывали речей на тему «женщине нечего делать в гильдии» и не старались делать ей пакости. Ни явные, ни исподтишка.
Они, прах горелый, её
Чтобы это продолжалось, Плеть не то, что клятву держать — свой собственный слишком быстрый не к месту язык согласилась бы откусить! И ради этих раздолбаев, пожалуй, согласилась бы покарябать себе морду вдвое хуже против нынешнего. Жизнью рискнуть — вообще без звука.
Такие быстрые и прочные связи с вчерашними незнакомцами даже слегка пугали. Плеть… Кимара не привыкла к такому. Не узнавала себя…
— Вон на той полянке он обычно магичит.
— Тише ты, Губа!
— А чего сразу тише? Или думаешь подобраться к Ложке незаметно? Так это без шансов.
— Почему сразу без шансов?
— Он магией следит за тем, что вокруг деется. Всё время.
— Да ну?
— Я проверял. Где, кто и что — знает чётко… если это не дальше сотни шагов от него.
— Пф!
— Саорри дело говорит. Обычно-то Ложка, может, и знает. А когда на колдовских делах своих сосредоточен? Э?
— А тогда он ещё шибче видит и дальше. Впрочем, попробуй подкрасться, ежели хошь. Как говорится, не обожжёшься — не научишься.
— И попробую! Что скажешь, саорри?
— Гхм.
— Если что, я предупреждал.
Губа пошёл дальше по едва натоптанной тропке один. Плеть и Штырь переглянулись. Кимара быстро изобразила на пальцах: «Ты — заходишь справа, я — слева». Крепыш в ответ потряс сжатым кулаком — мол, исполню. И канул в кусты, не потревожив ни листика.
А вот Плеть задумалась. Ненадолго. Тряхнула головой, отчего её тёмно-русые в рыжину волосы, коротко и небрежно обкромсанные ножом, качнулись, словно сорная трава под ветром. И всё-таки двинулась к указанной полянке, забирая влево, по старой привычке не производя ни единого лишнего
