– И вот, – с воодушевлением продолжал Органов, – я изобрел, а потом и собрал установку моделирования образа и действий персонажей! Смотрите, как просто!
Органов подошел к столу, нацепил на голову корону с проводами, щелкнул чем-то в глубине тумбочки и в три секунды сотворил нечто, отдаленно напоминающее пса-рыцаря.
Петров ахнул. Дюжий детина в кольчуге и шлеме недобро ухмылялся и поигрывал мечом. Могучий торс покоился на крошечных кривых ножках. Волевой подбородок торчал вперед, создавая, наверное, значительные неудобства владельцу при приеме пищи.
Бухгалтер немного пришел в себя и с сомнением покачал головой. Рыцарь, по его мнению, был каким-то неуклюжим и ненатуральным.
– Такой язычников не покорит. Пародия на человека, – заметил Петров, и, словно в подтверждение его слов, воин закачался, развалился и растаял.
– Да, неважный экземпляр, – подтвердил Органов. – Но в этом-то и есть главное достоинство моего устройства. Есть возможность взглянуть на плод своей фантазии в натуре и забраковать неудачное. Если же герой тебе подходит, остается только описать увиденное. Что может быть проще?
– Почему же они рассыпаются?
– Время существования фантома зависит от степени его достоверности. Лучшие мои творения жили до сорока секунд.
Петров подумал, что это, наверное, очень обидно, если твое детище растворяется на сороковой счет…
– Скажите, а они не того… не представляют опасности для окружающих? – спросил он.
– Ни малейшей! – улыбнулся Органов. – Они бестелесны и по составу своему фактически ничем не отличаются от воздуха.
Бухгалтер понял, почему 'камергерша', прежде чем заговорить, всегда щупает рукав его пальто.
Писателем я решил стать давно, еще в раннем детстве, – Органов присел на край стола. – Не мучился, не выбирал, просто решил стать – и все. Поставил задачу, как говорится. А характер у меня суровый, волевой.
– А вас печатают?
– Пока нет, но скоро все изменится. Раньше-то я работал, как все, по старинке, а теперь с установкой!…
– На что же вы живете? – спросил Петров и с запозданием понял бестактность своего вопроса.
– Телевизионным мастером работаю. Бывает, импортную аппаратуру чиню – такую, за которую никто не берется. Так сказать, хлеб насущный.
'Неплохой хлеб, – подумал Петров, скользя взглядом по коврам и тяжелой старинной мебели. – И чего человеку не хватает? Талантище какой, собрал установку, о которой наука пока и мечтать не может, так ведь нет! Лезет с поразительным упорством туда, где талант его не действует. А сколько еще таких – издерганных, неудовлетворенных? Все-таки жестока жизнь'.
Бухгалтер потер виски и сказал:
– Мне кажется, вы взялись не за свое дело. Посмотрите: все ваши образы, созданные при помощи машины, ужасающе скучны, вторичны. Это не люди, а манекены бездушные. А ведь настоящие литературные герои – шагающие в вечность!
– Как вы смеете! – взорвался Органов. – Да что вы в этом смыслите?! Ко мне давеча писатель знакомый заходил, так такого мушкетера создал, что помереть со страху можно! А ведь профессионал!
– Да поймите же! – Петров начал злиться. – Штамп остается штампом, что в голове, что в машине. Глядя на ваших героев, невозможно отделаться от ощущения, что видел их тысячи раз. Поверьте, вы ошиблись в выборе цели. В вас пропадает великий изобретатель!
– Умный какой! – закричал разъяренный Органов. – В тебе-то кто пропадает?!
'А действительно, кто? – с грустью подумал Петров. – Плохой бухгалтер, неудавшийся муж… У Органова – талант на поверхности, только он его не замечает. А у меня-то где? Кто во мне пропал?'
– То-то же, – смягчился Органов. – Сначала о себе надо подумать, а потом других учить. Попробуйте сами создать что-нибудь… шагающее в вечность! А я посмеюсь.
'И попробую!' – вдруг решил Петров.
Его начала бесить безапелляционность органовских суждений. К тому же стало обидно. За что именно – Петров сформулировать не мог. Просто обидно – и все!
Он пересек комнату, погрузился в мягкое кресло и нацепил провода на лысину. Попытался сосредоточиться, но мысли разбегались, путались. Решимость и уверенность таяли.
Петров уже хотел было встать из-за стола и расписаться в своем бессилии, но вдруг вспомнил, какие чудесные – отчетливые, как на цветном снимке, – образы рождались в его голове, когда он въезжал в старинный особняк, бродил по усыпанным желтым листом скверам, дотрагивался до бурых, отполированных веками стен. Дом представился ему батареей, генератором фантазии, в стенах которого должно получаться все!
Бухгалтер плотнее вжался в спинку кресла и огляделся. Взгляд его остановился на прекрасной фотографии тигра, дремавшего в зарослях зеленого бамбука.
'Чудесная кошка!' – подумал Петров и почувствовал, что ему хочется создать нечто подобное.
Он закрыл глаза и представил себе желтый с черточкой глаз, широкие мягкие лапы, кожаный влажный нос, искорку на кончике клыка…
Когда он очнулся, посреди комнаты на ковре лежал бело-палевый, с темными полосами тигр. Морда – на лапах, хвост вытянут.
– Боже мой! – раздалось откуда-то сбоку. Бухгалтер повернулся. Глаза Органова вылезли из орбит. – Как живой!
Петров почувствовал прилив гордости.
Тигр проснулся, потянулся и беззвучно зевнул. Затем он поднялся и с интересом уставился на людей.
Бухгалтер почувствовал себя неуютно. Он снял с головы провода и принялся считать. Досчитав до сорока, а потом и до ста, Петров понял, что его фантом относится к долгожителям.
Тигр выпустил когти, снова втянул их в подушечки лап и двинулся к столу.
– Черт побери! – крикнул Органов и запустил в кошку пепельницей. Бронзовая раковина ударилась о полосатый бок и отскочила! Тигр зарычал.
– Живой… – выдохнул бухгалтер, покрываясь холодным потом.
Органов пришел в себя и, ругаясь, принялся сдирать саблю со стены.
– Клетку! Срочно представляйте клетку! – кричал он окаменевшему Петрову.
Бухгалтер дрожащими пальцами нацепил корону. 'Каким же я его себе представлял: сытым или голодным?' – крутилось в голове.
– Клетку! Клетку!!! – ревел Органов, заглушая рев тигра.
Петров закрыл глаза и начал создавать образ надежной, плетеной решетки…
Андрей Саломатов. Привет аборигенам
Разведчики с трудом продирались через заросли инопланетной сельвы. Прорубая дорогу допотопным мачете, Хенк ругался на всех известных ему языках и то и дело стряхивал с себя отвратительных насекомых. Бойко, следуя за товарищем, не забывал поглядывать назад и по сторонам. В руке он наготове держал плазменный пистолет и, будучи новичком, постоянно наводил его на подозрительные предметы, будь то причудливо сплетенные ветви или разлапистый, сгнивший пень. Бойко впервые принимал участие в исследовании еще не изученной планеты, поэтому он одновременно испытывал и страх, и восторг, и уважение к своему более опытному товарищу.
Совершенно неожиданно лес расступился, и разведчики вышли на небольшую живописную поляну. Посреди поляны свинцово поблескивала лужа, облепленная насекомой мелочью, а с противоположной стороны виднелись следы, похожие на медвежьи, только много меньше.
– Сущий рай! – радостно воскликнул Бойко и выскочил из зарослей на нетоптаную траву.
– Погоди ты со своим раем, – пробубнил Хенк.
В это время листва на другом конце поляны дрогнула, на землю упали несколько срубленных веток, и в просвете показалось странное существо с необычным топориком в необычной руке.
– Назад! – крикнул Хенк, но Бойко поднял руку с пистолетом и взял аборигена на мушку. – Не стреляй, – шепотом приказал Хенк. – Попробуем так разобраться.
Абориген стоял не двигаясь. Во второй руке, прижатой к животу, у него откуда-то появилась странная штука с широким раструбом на конце. Отверстие раструба было направлено на Бойко, и землянин, при всей своей неопытности, сразу догадался, что из этой штуки запросто может вылететь либо пуля размером с мандарин, либо, что еще хуже, нечто похожее на заряд его собственного оружия.
Минуты две представители двух цивилизаций смотрели друг на друга и ничего не предпринимали. Наконец Хенк осторожно, без резких движений, прижал свободную руку к груди, слегка наклонил голову и как можно приветливее произнес:
– Мы не сделаем вам ничего плохого.
– Так он тебя и понял, – не отрывая взгляда от аборигена, сказал Бойко. – Может, пальнуть и сразу упасть? Кто первый, тот и выиграл.
– Я тебе пальну, – прошипел Хенк. – Опусти пистолет.
– А если… – начал Бойко.
– Я сказал, опусти пистолет! – перебил его Хенк. Сам он бросил на землю мачете и жестом предложил аборигену сделать то же самое.
– Ну, бросать-то я его на всякий случай не буду, – сказал Бойко и опустил руку с пистолетом. На другом конце поляны немедленно последовали примеру землян: абориген швырнул топорик в траву и убрал в складки одежды свое необычное оружие.
– Ну вот, мир, дружба, – убирая пистолет в кобуру, радостно сказал Бойко. Абориген что-то громко залопотал ему в ответ, немного отодвинулся, и из-за его спины высунулись еще две головы.
– Да их там целая рота, – воскликнул Бойко и полез было обратно за пистолетом, но Хенк ударил его по руке и сделал два шага к аборигенам.
Через несколько секунд он продвинулся еще на три шага, демонстрируя свои пустые руки и широкую американскую улыбку.
Незнакомцы оказались очень симпатичными и сообразительными ребятами. Жестами они объяснили, что гуляют по джунглям, собирают всякую мелкую живность. Затем они предложили устроить на поляне совместный привал, а заодно и побеседовать. Земляне с удовольствием согласились.
Вскоре на поляне запылал большой костер. Три аборигена и два землянина устроились вокруг костра и принялись оживленно беседовать, помогая себе и руками, и ногами, и головой. Не снимая с лица улыбки, Хенк приказал Бойко ни в коем случае не говорить о космическом корабле и спрятанном в километре от поляны катере.
– Ну ты меня совсем за идиота считаешь, – обиделся Бойко.
Он подвинулся поближе к аборигену и жестами попросил его показать удивительный пистолет. Абориген, не проявив при этом никакой подозрительности, охотно дал разведчику одну из 'пушек', а Бойко, в свою очередь, протянул ему свое оружие.
И земляне, и аборигены долго с удивлением рассматривали и хвалили незнакомое оружие, кивали головами, цокали языками, а затем Бойко поднял раструб пистолета кверху и нажал на курок. Не было ни грохота, ни вспышки. Лишь тонкий лучик ушел в небо да послышалось что-то вроде пения комара.
– А ведь он этой штукой мог порезать нас на антрекоты, – удивленно сказал Бойко. – Правда, и я бы успел сделать из него подгоревшую котлету, но боюсь, что не увидел бы
