— Очень уж, знаете, мы много работаем. Иногда полезно и прогуляться.
— Конечно.
Когда я устаю, особенно после совещаний, мне хочется побыть одному, однако мои отношения с Гуру были недостаточно дружескими и близкими, чтобы я мог прямо сказать ему об этом. Вечерняя прогулка под сенью дерев — как это на него не похоже. Чего хотел от меня этот тип? Я украдкой поглядывал на него. Вид у него был насмешливый, хитрый. Ей-ей, он даже что-то насвистывал.
— Какова погодка, а! — воскликнул он. — Боги к нам благосклонны даже при всех неприятностях… Кстати, это расследование — дело интересное, хотя до сих пор особых результатов не принесло. Но мои люди сообщили мне еще кое-что.
— А что именно?
— Например, говорят, что появился еще один расследователь.
— Да что вы?
— И говорят, он очень похож на вас! Забавно, не правда ли? Если вы вздумали разыгрывать из себя Шерлока Холмса, вам следовало бы меня предупредить.
Его вопросы, а главное, иронический тон начали меня раздражать. Взял на себя роль полицейского префекта, да еще слишком серьезно в нее вошел. Я ответил ему довольно резко:
— У вас, очевидно, есть возражения против того, что я время от времени захожу в тамошнюю харчевню выпить стаканчик вина?
— Конечно же, нет, — ответил он добродушно. — Наоборот. Чем больше людей брошено на прорыв, тем лучше!
— Я разнюхиваю, что к чему, вот и все!
— Ну и прекрасно, продолжайте в том же духе и, если пронюхаете что-то не совсем обычное, дайте мне знать.
Я пожал плечами. Я не очень-то представлял себя в роли осведомителя, и мне вовсе не улыбалось отчитываться перед Гуру.
— Послушайте, — продолжал он, — раза два вы по неведению разговаривали с моим человеком. Мне стало известно, что вам тоже приходится нелегко. Так вот, на всякий случай я сообщу вам кое-что. Знаете Лиловое кафе в Модюи?
— Нет.
— Вам нужно туда как-нибудь взглянуть. Любопытное местечко.
— Любопытное? В каком отношении?
Он бросил на меня хитрый взгляд.
— Во многих, сами увидите.
Мы подошли к моему коттеджу.
— Ну что же, всего хорошего, — сказал Гуру. — У вас очень милый садик. Так помните: Лиловое кафе!
По вечерам я слышал у себя под окном песенку:
Я выходил на террасу и обнаруживал в саду на дорожке Софи, которая вытягивала мордочку, как песик в ожидании кусочка сахара. А иногда она пряталась за сосной. Я видел ее тень, но делал вид, что ничего не замечаю, и произносил громко, чтобы она слышала меня:
— А я-то думал, что здесь кто-то есть? Значит, просто показалось.
Она не выходила из своего укрытия, но я догадывался, что она улыбается, и добавлял:
— Ну конечно же, в этом краю полно крылатых фей.
Или же говорил:
— Это, наверное, мне почудился огромный розовый фламинго.
Она выскакивала на дорожку и кричала:
— Я королева болот.
Смотря по настроению, она объявляла себя то королевой горлиц, то пчел, то морей.
— Ты меня видел?
— Нет.
— Точно?
— Точно. Я вижу только тени.
— А что ты делаешь?
— Работаю.
— Вечно ты работаешь.
— Да, частенько.
— Как папа. Посмотри, что я нашла.
Она протягивала руку.
— Не вижу. Ты далеко стоишь… Заходи.
— А я тебе не помешаю?
Она входила ко мне в кабинет — волосы спутанные, на брючках засохла тина, к кофточке пристали колючки.
Она приближалась ко мне, сжав кулачок. И быстро разжимала пальцы, чтобы показать свое новое чудо.
Я не раз замечал, что Софи даже не смотрит в сторону Калляжа; я спросил ее как-то, что она думает стройке. Неужели эти скрежещущие, пыхтящие чудовища, пожирающие песок, все эти бульдозеры, скреперы, подъемные краны, землечерпалки совсем не интересуют ее?
— Нет, — ответила она, — ничуть!
Она пожала плечами и состроила гримаску. По ней, лучше лягушки, насекомые. Разве сравнить грузовики или бульдозер с жуком? Вот вчера она рассматривала глаз у мухи. Фантастика! Разве людям сделать такой глаз? И к тому же мухи думают, она знает наверное. Видела даже, как они смеются. А как я думаю: смеются или нет?
И тут же без перехода заводит разговор о звездах…. Для нее это рукой подать. Что там за звездами? Небо. А за небом? Опять небо, и снова небо. Она об этом часто думает, особенно вечерами, даже голова начинает кружиться. Я говорю: Паскаль, бесконечность… Она знает: папа уже рассказывал ей. Все равно непонятно. Верю ли я в бога? Она — да, «в общем», но ей не удается представить его себе. А что такое смерть? Она видела мертвых животных и птиц, у нее самой как-то умерла птичка. Говорят, люди становятся птицами, жуками, ящерицами, а птицы становятся людьми, а может, деревьями и цветами. А дети? Откуда берутся дети? «Ну это ты спроси у мамы!» Да нет, она не о том, это она тоже знает. Но они появляются откуда-то издалека: как маленькие ручейки, сначала они долго текут под землей, выбиваются на поверхность, а потом снова уходят под землю. Кто ей об этом рассказал? Никто. Сама придумала. Она часто об этом думает, oсобенно вечером в постели. А ночью она видит сны.
— А ты видишь сны? — спрашивает она.
— Гораздо меньше, чем раньше. А когда я был в твоем возрасте, я, помнится, видел сны каждую ночь.
— А я вижу сны часто-пречасто. Вчера я видела сон про Калляж. И ничего там не было — ни деревьев ни моря, только один песок. А пирамиды размякли, они таяли, будто их сделали из масла. Папа плакал. А я ему говорю: «Давай сядем на коней. Помчимся в облака!» И краски были такие странные: помню, небо
