знала: на сей раз битва неизбежна.
Подойдя к покоям Констанции Пемблбери, она постучалась и стала ждать ответа.
За дверью послышался сонный голос Констанции. Придворная дама чуть приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Когда она увидела незваную гостью, лицо ее перекосилось от злобы, однако придворная дама быстро совладала с собой.
— Я должна поговорить с вами, — сказала Джилсепони.
— Говорите.
— Наедине.
— Говорите здесь или уходите, — прошипела Констанция, вздергивая подбородок. — Мне некогда.
Раньше, чем она успела договорить, Джилсепони оттеснила ее плечом и проникла в комнату, захлопнув за собой дверь.
— Мне наплевать, королева вы или нет, но у вас нет права вторгаться в мои покои! — взвизгнула придворная дама.
— А было ли у вас право вторгаться в мое тело? — резко спросила Джилсепони.
Констанция хотела было что-то ответить, но умолкла, раскрыв рот. Неожиданное и достоверное обвинение застигло ее врасплох.
— Ч-что? — заикаясь спросил она. — Что за чепуху вы…
— Я только что побывала у аббата Огвэна, — перебила ее королева. — А до этого я навестила кухню Урсальского замка. Госпожа Пемблбери, мне известно и о травах, предотвращающих беременность, и о том, в каких количествах вы подмешивали их мне в пищу.
— А где у вас доказательства? — осведомилась придворная дама, попытавшись от обороны перейти в наступление.
— Вам было недостаточно предохранять меня от беременности? — словно не обращая внимания на ее слова, спросила Джилсепони. — Вы хотели лишить меня и самой жизни?
— Вы не знаете…
— Знаю, — это слово Джилсепони произнесла с такой яростью, что Констанция невольно отпрянула. — И король Дануб тоже об этом узнает, если только…
— Если только… — потерянно прошептала придворная дама, совсем не желая показывать свою искреннюю заинтересованность.
— Если только Констанция Пемблбери не покинет немедленно Урсальский замок, — пояснила Джилсепони. — Уезжайте, и как можно дальше. В Йорки, в Энтел, да хоть в Бехрен, если вам так угодно. Единственное условие — это место должно быть достаточно удалено от столицы.
— Но это невозможно! — воскликнула Констанция.
— Другого выбора у вас нет, — спокойно ответила Джилсепони. — Я знаю о ваших злодеяниях и, если у меня не останется другого выхода, объявлю о них публично. Я открою правду о вашем заговоре королю, придворным, а если понадобится — и всем жителям Урсала. Вы предпочитаете именно это? Хотите, чтобы я полностью вас уничтожила?
— Я не могу уехать!
— Однако остаться здесь вам не удастся, — отрезала королева. — И не стоит тратить время на совершенно бессмысленные споры. Я пришла предложить вам единственный шанс на спасение: немедленно убирайтесь из Урсала и из моей жизни. Я не собираюсь терпеть в своем доме убийцу.
— В вашем доме? — пренебрежительно фыркнула придворная дама и подалась вперед, тыча пальцем в лицо Джилсепони. — В вашем доме? Да какое отношение имеете к этому дому вы, девчонка из простонародья? Ваш дом — в глуши Тимберленда, где живут подобные вам неотесанные бабы.
Джилсепони подняла руку и ударила ее по лицу. Констанция явно не ожидала такого ответа. Она ошеломленно попятилась.
— Впредь получше думайте над своими словами и не вынуждайте меня объясняться при помощи пощечин, — тихим, но властным голосом произнесла королева. — Вы пытались меня убить. Какими бы ни были ваши чувства ко мне, действия ваши не что иное, как измена государству. Это очевидный и неопровержимый факт. Если же вы все-таки будете продолжать упорствовать, я объявлю о вашем злодеянии, и тогда горе Констанции Пемблбери и горе ее детям, наследникам престола.
Упоминание о сыновьях мигом погасило гнев придворной дамы. Она задрожала всем телом; ее глаза метались из стороны в сторону, отчаянно ища выхода.
— Убирайтесь, — повторила Джилсепони. — И чтобы ноги вашей не было больше ни в замке, ни в городе.
Констанцию так трясло, что королева опасалась, как бы та не упала в обморок.
— Мои дети, — едва слышно произнесла придворная дама.
— Ваши сыновья, если желаете, могут остаться здесь, — ответила Джилсепони. — Или заберите их с собой. Выбор остается за вами. Неужели вы так до сих пор и не поняли, что я не являюсь угрозой для Мервика и Торренса и не собираюсь мешать их восхождению на престол?
Королева покачала головой и сокрушенно усмехнулась. Она до сегодняшнего дня не являлась угрозой и для самой Констанции. Ей хотелось сказать об этом взбешенной придворной даме, попытаться воззвать к ее разуму, спасти ее…
Но все зашло слишком далеко. Джилсепони понимала: ей никогда не наладить отношений с Констанцией Пемблбери, особенно если учесть, что эта женщина продолжает любить короля Дануба. Ненависть придворной дамы к Джилсепони была даже сильнее, чем страх за судьбу собственных детей. Эта ненависть имела корни в ее слепой и непреодолимой ревности к королеве. Джилсепони вспомнила язвительные колкости и насмешки, постоянно отпускаемые за ее спиной Констанцией и другими знатными дамами. Она вдруг поняла, что даже если бы это и было возможным, ей совершенно не хочется делать каких-либо шагов к примирению с этой женщиной.
— Нам больше нечего обсуждать, — сказала королева, подняв руку, чтобы упредить возможные возражения Констанции. — Я предоставила вам выбор. Вы вольны поступать тем образом, который сочтете для себя наилучшим. Напоминаю, однако: у меня есть все доказательства, чтобы обвинить вас на открытом суде.
Джилсепони махнула рукой, показывая, что разговор окончен, и направилась к двери.
— Сколько времени? — послышался вдруг дрожащий голос придворной дамы.
Королева обернулась. У нее сжалось сердце при виде жалкого зрелища, которое сейчас представляла из себя эта надменная придворная дама.
— Сколько времени у меня осталось до отъезда? — спросила запинаясь Констанция.
— Завтра — последний день вашего пребывания в Урсальском замке. Еще один день я даю вам на сборы, — ответила Джилсепони, знавшая, что у Констанции полно богатых и влиятельных друзей, которые не откажутся помочь ей в этом.
— И советую придержать язык относительно причин вашего внезапного отъезда, — предупредила она. — Предупреждаю также: если вы осмелитесь снова трепать мое имя или отзываться обо мне неподобающим образом, я потребую суда над вами, и все увидят вашу истинную сущность.
— Ведьма, — прошипела Констанция вслед уходящей сопернице.
Джилсепони даже не обернулась. Ее не терзали угрызения совести; наоборот, она была довольна тем, что проявила великодушие. И в то же время женщина понимала: Констанция покинет Урсал, но вряд ли сможет отказаться от мыслей о мести. И еще неизвестно, какими бедами это может в дальнейшем обернуться для королевы Джилсепони.
ГЛАВА 23
ТАЙНА ГОСПОЖИ ДАССЛЕРОНД
Вслед за первым снегом, которого с таким нетерпением ожидали трое искателей удачи, наступила настоящая зима, вынудившая их остаться в Дундалисе. Однако нельзя сказать, что для Эйдриана, Де'Уннеро и Садьи долгие зимние месяцы оказались потерянным временем. Жители городка встретили их весьма радушно. Сам город значительно вырос по сравнению с той деревней, какой был Дундалис времен Элбрайнова детства. Поскольку в годы розовой чумы паломники, направлявшиеся в Барбакан вкусить крови завета Эвелина, непременно проходили через Дундалис, часть из них на обратном пути осела здесь. Население города утроилось. Но все равно уклад здешней жизни определяли коренные жители Дундалиса и те, кто прежде жил в городках и деревушках, стоявших на самом краю обжитого мира. Сплоченные, привыкшее доверять друг другу, обитатели Дундалиса опирались на взаимную поддержку и бескорыстную помощь. Однако рано или поздно любое замкнутое сообщество начинает окостеневать и ему бывает крайне необходим приток свежих сил. Эйдриан — непревзойденный следопыт и охотник, Де'Уннеро, многое умевший и привыкший трудиться на совесть, и Садья с ее неистощимым запасом песен и баллад на все вкусы как раз и явились для Дундалиса такой свежей струей.
Где-то в середине зимы, в одну из темных северных ночей все трое любовались редким зрелищем. На небе сияли удивительные разноцветные кольца Гало Короны. То было величественное и сверхъестественно красивое зрелище, неподвластное границам понимания и превосходящее все земное и тленное. Де'Уннеро и Садья воспринимали его не столько глазами, сколько душой. Бывший монах считал явление Гало знаком того, что тигр-оборотень не отлучил его от Божьей милости и благосклонности святого Абеля. У Эйдриана это зрелище вызывало смешанные чувства. Величественно сияющие небесные кольца намекали ему на существование чего-то большего, нежели пребывание в смертном теле. Чудесное небесное явление странно волновало юношу, имевшего собственные воззрения на бессмертие и способы его достижения. Глядя на кольца Гало, он почему-то вспоминал свое недавнее сражение с духами отца и отцовского дяди.
Ночью окрест Дундалиса происходили и другие необъяснимые события. Ветер доносил звуки печальных и призывных мелодий. Все трое не раз завороженно слушали их, позабыв обо всем. Один Де'Уннеро догадывался об источнике этих чарующих звуков. Бывшего монаха вовсе не радовало, что дерзкий кентавр Смотритель вернулся в родную стихию лесов Тимберленда.
Де'Уннеро даже подумал, не обернуться ли ему тигром и не свести ли наконец счеты с кентавром. Впрочем, он сразу же отбросил эту мысль. Ведь если он выследит Смотрителя, но не сумеет убить, кентавр обязательно даст знать своим друзьям — и прежде всего Джилсепони, — что Де'Уннеро жив. Учитывая происхождение Эйдриана, подобная шумиха могла бы только повредить их дальнейшим замыслам.
— Ты ведь знаешь, откуда эта музыка, — сказала ему Садья в один из вечеров, когда ветер вновь принес в их домик звуки волынки.
— Может, знаю, а может, и нет, — уклончиво ответил Де'Уннеро. — Какое это имеет значение?
— Я бы непременно хотела встретиться с этим волынщиком.
— Нет, — резко возразил Де'Уннеро, но тут же заставил себя улыбнуться и сказал: — Лесной Дух — так его иногда называют — уже не один десяток лет играет на своей волынке в чащах Тимберленда. Одни считают его человеком, другие — конем, третьи утверждают, что он нечто среднее.
Садья прищурилась.
— Так это Смотритель, — лукаво улыбнувшись, протянула она.
Де'Уннеро понял, что попался. Маленькую певицу было не так-то легко одурачить!
— Очень может быть, — не стал спорить бывший монах. — Потому-то я и хотел бы избежать встречи с ним.
Его подруга понимающе кивнула.
— А вот я бы с удовольствием взглянула на него, — тихо сказала она и пододвинулась к Де'Уннеро.
— Я бы тоже, — пробормотал бывший монах, для которого «радость» встречи с этим дерзким возмутителем спокойствия и пособником Эвелина имела совсем иной смысл, нежели для Садьи.
В один из длинных и темных вечеров из леса долетел совсем непонятный звук. Возможно, его слышал только Эйдриан.
— Кто-то зовет меня в лес, — объяснил он спутникам.
